Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!
Шрифт:
В темноте послышался хохот.
— Какого парня? — спросил Шорти. — И кто кого называет свихнутым? Послушайте, у меня ни малейшего…
— Того парня, — повторил голос. — Преподавателя. Ты что, своими глазами… А, черт, опять забыл, что ты его не видишь. Тебе вообще нечего здесь делать, и вдобавок ты мне мешаешь слушать этого тупаря, который болтает про ископаемых ящеров и отчего они скопытились.
— Про кого? — снова не понял Шорти.
— Про ископаемых ящеров, осел. Про динозавров. Нет, этот прыщ у доски совершенно чокнутый. И после этого они еще осмеливаются обзывать чокнутыми нас!
Шорти
— Простите, мистер, но ваши слова для меня — китайская грамота. Кто кого называет чокнутыми?
— Они нас. Неужели тебе непонятно? Впрочем, этому нечего удивляться. Если бы понимал, не спрашивал. Ты мне лучше скажи, кто запустил сюда муху?
— Давайте с самого начала, — взмолился Шорти. — Где я сейчас?
— Ты же — из нормальных — сердито ответил голос. — Ткни вас носом во что-нибудь непривычное, и из вас тут же посыплются вопросы… Погоди немного, я все тебе объясню. А пока сделай милость, прихлопни эту муху. Надоела, зараза.
— Я ее не вижу. Я…
— Да заткнись ты. Ты мешаешь мне слушать, ради чего я сюда и притащился… Ну что за ересь он порет? Говорит: динозавры вымерли из-за своих гигантских размеров. Им, видите ли, требовалось много пищи, а ее стало не хватать. Ну и бред! Да чем крупнее зверь, тем у него больше шансов добыть себе пропитание. Разве не так?.. Ой, что он порет? Чтобы травоядные вымерли от голода? Это в густых-то лесах? Или чтобы вымерли плотоядные, когда вокруг полным-полно травоядных? И… Нет, зачем я тебе все это говорю? Ты же — из нормальных.
— Я… я в этом не совсем уверен. Если я нормальный, то вы кто?
— Я — сумасшедший. Свихнутый. Чокнутый. Повернутый.
Шорти Маккаб глотнул воздух. Ему было нечего сказать в ответ. Тот, кому принадлежал голос, был прав на сто с лишним процентов, отнеся себя к названной категории.
Шорти опять попробовал думать логически. Находясь в этой неведомой тьме, он слышал голос профессора Дологана, продолжавшего излагать свою тягомотину насчет позитивного абсолюта. Человек, которому принадлежал голос, явился сюда послушать чью-то лекцию о вымирании динозавров. Не мог же профессор Дологан одновременно читать две лекции: о логике и ископаемых ящерах! Тем более что старик совершенно не волокет в палеонтологии и вряд ли отличит карликового птеродактиля от рождественской индейки.
— Ой! — подпрыгнул Шорти, почувствовал, как его сильно хлопнули по плечу.
— Прости. Я хотел прихлопнуть эту чертову муху. Она как раз уселась на тебя. Жаль, промахнулся. Обожди немного, я сейчас зажгу свет и выгоню ее. Ты ведь тоже хочешь отсюда выйти?
Жужжание смолкло.
— Понимаете, — начал Шорти, — прежде чем выбираться отсюда, я хотел бы знать, где нахожусь. Меня распирает от любопытства. Наверное, я рассуждаю как сумасшедший…
— Нет, на сумасшедшего ты не тянешь. Сумасшедшие — это мы. Во всяком случае, они так говорят. Знаешь, болтовня этого придурка о динозаврах мне вконец наскучила. Уж лучше я поговорю с тобой. Но как ты оказался здесь? И ты, и эта муха. Видно, какой-то сбой в машине. Обязательно скажу Наполеону…
— Кому?
— Наполеону. Он здесь главный. В других местах есть свои Наполеоны, они там тоже главные. Многие из нас считают себя Наполеонами, но только не я. Это, так сказать, распространенный закидон. Но Наполеон, о котором я говорю, — он один на весь Доннибрук.
— Доннибрук? Это же, кажется, психиатрическая лечебница?
— Разумеется. Где еще ты найдешь человека, считающего себя Наполеоном?
Шорти Маккаб закрыл глаза. Никакой разницы: тьма не стала ни светлее, ни темнее. Тогда он мысленно сказал себе: «Я должен непрерывно задавать вопросы, пока не услышу от этого незнакомца что-нибудь вразумительное или пока мне не станет ясно, что я сам свихнулся. Возможно, я действительно свихнулся и нахожусь сейчас в свихнутом состоянии. Но даже если я и свихнулся, в данный момент я все равно нахожусь в аудитории, где профессор Дологан читает лекцию… Или нет?»
Он открыл глаза.
— Давайте попробуем взглянуть на все это под иным углом зрения. Где сейчас находитесь вы?
— Я? Известное дело, в Доннибруке. Это если исходить из понятий нормальных людей. И все мы здесь… ну кроме тех, кто по другую сторону. Понимаешь? А в эту самую минуту… — Голос его стал каким-то сконфуженным. — Я нахожусь в палате с войлочными стенами.
— А я? — испуганно спросил Шорти. — Я что, тоже нахожусь в этой палате?
— Ты? Нет, ты же из нормальных. Сам удивляюсь, и что я увяз с тобой в разговорах? Существует четкая разграничительная черта. Это ты должен знать. Все получилось так из-за сбоя с машиной.
«С какой машиной?» — хотел было спросить Шорти, но вдруг понял, что ответ может вызвать лавину новых вопросов. Наверное, лучше придерживаться какой-то одной темы, пока он не начнет хоть что-то понимать. Возможно, тогда и другие станут понятнее.
— Вы тут говорили про Наполеона и сказали, что среди вас их несколько. Мыслимо ли это? Не может быть двух одинаковых Наполеонов.
— Это ты так думаешь, — насмешливо ответил голос. — И это доказывает твою нормальность. Ты рассуждаешь, как привыкли рассуждать нормальные люди. Но ребятам, считающим себя Наполеонами, чихать на рассуждения нормальных людей. Почему не может быть сотня Наполеонов, если есть сотня безнадежно свихнутых, которым ты никогда не втолкуешь, что это невозможно?
— Видите ли, — сказал Шорти, — даже если Наполеон был бы сейчас жив, он оставался бы единственным Наполеоном. А остальные девяносто девять, в лучшем случае, заблуждались бы, считая себя Наполеонами. Это же элементарная логика.
— Здесь твоя элементарная логика не действует, — раздраженно возразил голос. — Я без конца тебе твержу: мы — сумасшедшие.
— Мы? Вы хотите сказать, что и я…
— Ты ни при чем, успокойся! Когда я говорю «мы», я подразумеваю себя и других, кто находится здесь, а не тебя. Теперь-то ты понял, что тебе тут нечего делать?
— Нет, — сказал Шорти.
Он почему-то совершенно перестал бояться. Должно быть, все это ему снилось, хотя его и одолевали сомнения насчет сна. Зато Шорти был абсолютно, непробиваемо уверен, что он — не сумасшедший. Так ему сказал голос, говорящий с ним в темноте, а тот, кто с ним говорил, хорошо понимал разницу между нормальными людьми и сумасшедшими. Сотня Наполеонов!
— Вы меня очень заинтересовали, — сказал Шорти. — Пока я не проснулся, я хотел бы как можно больше узнать про ваш мир. Кстати, мы еще не познакомились. Меня зовут Шорти. А вас?