Арфеев
Шрифт:
— Ром, у тебя глаза красн…
— Отыграй перед ней Монро. Можешь представить, что за тем столом сидит мистер президент, и поздравь его с днём рождения. Будь смелой, Насть. Покажи той суке, на что ты способна. А я знаю, на что ты способна. И я буду рядом.
— Тебе на улицу надо, дурак. — Она накрыла его щёки ладонями, чувствуя ими пылающий под кожей жар. — Я волнуюсь за тебя. Если это и вправду клаустрофобия и всё так серьёзно…
— Знаешь, что серьёзно, Рапунцель? То, что ты сейчас получишь то, о чём так долго мечтала — вот что серьёзно, а не мои красные глаза! Так что не вздумай сейчас оплошать, слышишь? Мне станет лучше, но роль потом ты уже не получишь, понимаешь прикол судьбы? — Несколько капель пота разом
— Ты сумасшедший. Так и знала, что это была плохая ид…
Дверь в туалет распахнулась, из-за неё вышла Эльвира Рафаэльевна, аккуратно поправляющая очки. Как только её глазки зацепились за Рому с Настей, она замерла, остановившись в дверном проёме. Казалось, только чудо помогло пролезть сквозь него её широким бёдрам. Сама Эльвира — не сидящая за столом, а вытянувшаяся во весь рост — оказалась совсем маленькой и больше походила на злобного гномика, чем на серьёзную, безумно серьёзную женщину. Её рука так и замерла возле очков, не в силах двинуться куда-либо дальше. Казалось, всё вокруг перестало двигаться, и даже проклятые стены послушно стояли на месте, не смея приближаться.
Первой тишину нарушила Эльвира. Слабая хрипота слышалась в её голосе, когда она начала говорить:
— Вы что себе позволяете? Вы… — слова застряли где-то в горле, так что ей пришлось откашляться, чтобы продолжить. — Вы вышли в туалет за этим?!
Искреннее изумление кричало в её глазах, которым непонятно как удавалось не выпадать из орбит. Рот широко раскрылся, а челюсть напрочь отвисла, и картина эта могла показаться комичной, если бы её не омрачил сотрясающий тело жар. Рома почувствовал, как начали неметь пальцы, но тут же приказал себе не обращать на это внимания и сохранять спокойствие. Сейчас судьба играла с будущим Насти в опасные игры, и если Рома сумеет сохранить невозмутимость, то вытащит тот козырь, что принесёт им победу.
Победу, после которой можно отдохнуть.
Хоть его щёки и залил яркий багрянец, а кожа на лице блестела от пота, всё же взгляд карих глаз оставался уверенным, с убивающим спокойствием оценивающим ситуацию. И когда он сцепился с мутно-зелёными, Рома улыбнулся:
— Эльвира Рафаэльевна! Неужто вы успели соскучиться по нам? Мы просто решили взять небольшую паузу и перевести дух, пока…
— Не держите меня за дуру, Роман. Терпеть этого не могу. — Злость ясно слышалась в её голосе, и на мгновение — на одно короткое мгновение — верхняя губа поднялась в чём-то, отдалённо напоминающем оскал. — Думаете, по вам не видно, чем вы тут занимались?
Рома взглянул на зеркало, стоящее прямо перед ними и занимавшее площадь чуть ли не всей стены над раковинами. В отражении он увидел обнажённую спину Насти, лишь слегка прикрываемую чёрными лямками бюстгальтера. Увидел свои ключицы и почти полностью расстёгнутую рубашку, открывающую вид на рельефные, блестящие от пота мышцы. Зеркало показало ему собственное раскрасневшееся лицо и тяжело дышащую грудь, что медленно поднималась вверх и опускалась вниз. Вдобавок ко всему присоединилась расстёгнутая ширинка, застегнуть которую Рома забыл ещё после посещения «Деда Засоса».
Он закрыл глаза, выдохнул нагревшийся в лёгких воздух и вернулся в реальность. Стены молча стояли и взирали на него, тихо перешёптываясь меж собой и неслышно хихикая. Весь мир, вся вселенная сузилась до этого туалета, уместившись в чистых белых плитах.
— Да, мы перепихнулись. — Его голос казался незнакомым ему, но всё же это был голос уверенного в себе человека, знающего, что делает. И именно то, с какой неспешностью слова выстраивались в предложения и срывались с губ, успокаивало и заставляло продолжать. — У всех актёров да и вообще творческих натур есть свои прибабахи в голосе, сами же знаете.
— Да, — Эльвира взирала на Рому снизу
Смех вырвался из-под мигом появившейся улыбки, и хоть он был довольно натянутым, Роме удалось им слегка разбавить обстановку. Он продолжал смотреть Эльвире — этой женщине-ужас, сидящей за чёрным лакированным столом как за троном — в глаза и с удовольствием отметил, что в ответ на его улыбку (на его коронную улыбку) уголки её губ слегка дрогнули и волей-неволей, да потянулись вверх.
Что бы ни происходило с организмом, энергетика уверенности вокруг него скрывала внешние признаки и обезоруживала тех, кто всматривался в две бездонные ямы в обрамлении тёмно-карих радужек.
— Это наша антистрессовая терапия, ничего более. — Он начала застёгивать пуговицы на рубашке. По одной, двигаясь от нижних к верхним. — Знаете, при оргазме в мозг поступает бешенное количество эндорфинов, то есть гормонов счастья. А мы хотим, чтобы вы видели сейчас только счастливых людей, так что можете не благодарить нас, Эльвира. Мы заряжены позитивом и готовы поделиться им с вами. — Не застёгнутой осталась лишь самая первая пуговица, где слегка выглядывала часть выпирающих ключиц. Сама рубашка плотно прилегла к телу и облепила собой грудные мышцы Ромы, заставив их выглядеть более объёмными и рельефными. Торс его приковывал к себе взгляд подобно магниту — крепкому и не отпускающему. Рома еле видно усмехнулся, когда увидел, как маленькие глазки за оправой очков скользят по его телу, пока их владелица не отдаёт себе отчёт в том, что делает.
Когда их взгляды снова встретились, лёгкий намёк на краску проступил на щеках Эльвиры.
— Простите, если поставили вас в неудобное положение. Сами понимаете — юность, гормоны, любовь. Но я надеюсь, данный инцидент никак не повлияет на наше прослушивание? То есть, мы продолжим в том же духе?
— В каком это духе? — Маленький подбородок грозно возвысился вверх. — В каком это духе? Вы о чём говорите? Пришли, значит, посреди ночи на пробы и решили заодно перепихнуться, да? Вы за кого меня принимаете?! — Её голос набирал силу, а окружавшие их стены лишь помогали ей в этом, усиливая крик отражением от плит. — Сначала вы, молодой человек, нахамили мне, но я стерпела. Я стерпела и то, что вы всё время отвлекали меня, хотя вас вообще не должно было быть в кабинете! Но вот это… — Она указала пальцем на Настю, стоящую в двух шагах от неё — в джинсах, кроссовках и чёрном бюстгальтере, сдерживающем тяжело поднимающуюся грудь. — Вот это я уже терпеть не буду. Вы слишком обнаглели, голубки. Это вам не стрип-клуб, а серьёзное мероприятие, на которое вы, девушка, даже не удосужились надеть платье! — Мутная зелень вцепилась в серую голубизну и не желала отпускать. — Конечно, вам ещё, небось, вся жизнь кажется сказкой. Кажется, что вы бессмертны и вам можно всё, ведь весь мир у ваших ног! — Странная улыбка расплылась на её лице. Рома заметил в ней нотки печали, но так же и слабого удовлетворения, граничащего с меланхолией.
Эльвира сняла очки и опустила взгляд вниз, начав вертеть их в руках.
— Я была такой же. Когда-то давно, я уже и не помню когда. И тоже считала, что мне всё можно и дозволено. Но послушайте меня сейчас оба. Вы пришли не на детский утренник, а на актёрские пробы, которые принимаю я. Вам ясно, Роман? Я, — и никто другой. — Она надела очки и взглянула на него, сцепив ладони перед собой в замок. — И если вы так хотели бы лучшего для своей дамы, вы вели бы себя более благоразумно, а не так, как это было. И я, может быть, простила бы вам этот проступок, который вы называете «антистрессовой терапией», но я этого делать не буду. — Эльвира подошла ближе, и теперь они с Ромой стояли чуть ли не вплотную друг к другу. — Не следовало заводить разговор о моей личной жизни. Вас не касается, где я должна быть в это время и с кем.