Арфеев
Шрифт:
— Заткнись. — Он процедил это слово сквозь стиснутые зубы, но понял, что оно не долетело до адресата.
— Ты лапал чужую грудь, целовал чужие губы, твой член трогала чужая рука, и чужие бёдра тёрлись об него. И при всём этом ты говоришь, что сохранил верность?
— Я НЕ ИЗМЕНЯЛ! — Гнев выплеснулся наружу и залил весь мир красным, окунув его в огонь. — Я НЕ ИЗМЕНЯЛ, ТУПАЯ ТЫ СУКА! Я ДВА РАЗА ОСТАНОВИЛСЯ, ХОТЯ МОГ ТРАХНУТЬ ЕЁ! И ТРАХНУТЬ ГРЯЗНО! НО Я ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛ! НЕ СДЕЛАЛ, МАТЬ ТВОЮ! ПОТОМУ ЧТО Я ЛЮБЛЮ НАСТЮ!
— Ты любишь Настю? — Женский смех разлился по салону автомобиля, отражаясь эхом от стен. — Господи,
Чёрный «мерседес» влетел в пробку, так что Рома позволил себе развернуться и ухватить за горло эту болтливую суку, но рука поймала лишь воздух.
— Как забавно! Наш эмоциональный мальчик думает решить вопрос привычным ему способом — просто заткнуть собеседника физической силой. Но признай, милый, — губы коснулись шеи, — ты слаб.
— НЕТ! — Он ударил по рулю, и на весь участок дороги раздался автомобильный гудок. — Заткнись, сука, ты вообще не знаешь, о чём говоришь! Я это всё делаю ради Насти, потому что люблю её! ЛЮБЛЮ! И не изменил, никакого секса не было!
— А только ли секс считается изменой? Раз ты так уверен, что сохранил верность своей любимой, расскажи ей правду. Ты же поступил правильно, так ведь? Не изменил. Не вошёл в чужое тело. Уверена, Настя простит тебе поцелуй с чужими губами и ласку чужой груди. Конечно, женщины же так легко это прощают! Расскажи ей, раз не изменял. Может, она тебя даже похвалит.
Рома тяжело дышал, кулаки его горели, пылали, были готовы взорваться. Он бы одним движением заткнул этот голос, но его обладатель был невидим, неосязаем. Ярость бурлила глубоко в груди, и казалось, кипящая от злости кровь вот-вот прорвёт кожу и зальёт всё вокруг, чтобы хоть как-то заглушить этот ужасный голос. Он выводил из себя, но и пугал, пробирал до самых костей.
— Чего молчишь? Понимаешь, что твоей девочке не понравится правда? О, пусечка, так оно и будет. Она ещё не знает, какого монстра называет своим мужчиной.
Голову пронзили два безумно громких автомобильных гудка, и это стало последней каплей терпения. Рома вышел из машины — вырвался из неё — и направился к серой «тойоте», вставшей прямо за ним. Водитель, крупный мужчина средних лет с трёхдневной щетиной, увидев, как к его автомобилю приближается молодой парень, начал опускать стекло.
Когда парень подошёл, мужчина спросил:
— Что-то случилось, молодой человек?
— Да, — Рома еле держал себя в руках. — Что-то случилось, ты прав, дружочек. У тебя, оказывается, отличный, сука, гудок. — Он резко взял мужчину за затылок и ударил головой об руль, выплеснув на его поверхность тёмные капли крови. Мужчина лишь коротко ахнул и тут же вскинул руки к лицу. Глаза чуть ли не выкатывались наружу, пока между пальцами сочилась текущая из носа кровь. Изо рта попыталось вырваться какое-то слово, но следующий удар выбил пальцы из кисти, вытащив кости наружу. Мужчина заверещал, кровь хлынула по травмированной руке и начала заливать одежду красным цветом. — Ещё раз бибикнешь, я сломаю тебе все остальные пальцы и заставлю сожрать, понял? А теперь
Прежде чем к кричащему от боли мужчине стали подходить люди, Рома успел вернуться в свой «мерседес» и вдавить педаль газа в пол, уехав от воплей и криков.
Какое-то время он слышал лишь собственное тяжёлое дыхание, но вскоре в салоне автомобиля задышал кто-то ещё и через пару секунд тихо усмехнулся женскими губами.
— Понравилось?
— Замолчи, пожалуйста, прошу тебя. — Его голос дрожал как у ребёнка, находящегося на грани плача; как у ребёнка, которому родители рассказывали ужасную правду. — Если ты не заткнёшься сейчас, то я в кого-нибудь врежусь и убью других людей!
— Ой, да ладно! Ему не безразличны судьбы других людей! Скажи честно, — тёплый ветерок защекотал шею, — ты получил удовольствие, выбив тому бедняги пальцы? Ты же только так привык побеждать, хищник. Хищник…использующий всех вокруг. И даже ту, кого якобы любит.
— Я её люблю, паршивая ты сука! Люблю больше жизни, и ты знаешь это! Я всё, всё делаю ради неё, потому что…
— …боишься, что сгниешь без неё. Ты заботишься только о своих чувствах, тебя никогда не волновали её желания по-настоящему. Ты просто пользуешься ей, а когда надоест, выбросишь на помойку, а может, закопаешь в могилу.
Роме так и хотелось сжать горло этой стерве и пробить её головой стекло, сажая и сажая на осколки стекла. Он бы выбил ей все зубы и выдавил глаза за то, что они слишком много видят, и вырвал язык за то, что слишком много говорит. Этот голос заслужил того, чтобы его навечно заткнули и утопили в крови, но его обладательница была невидима, так что оставалось лишь сжимать обод руля и пытаться контролировать свою ярость.
Свою необузданную, первобытную ярость.
— Я докажу тебе. Докажу, что люблю её, а не использую. И вот тогда ты заткнёшься. Засунешь язык глубоко в задницу, потому что я окажусь прав. Просто наблюдай.
Он достал из бардачка визитную карточку, извещающую о встрече с актрисой Анной Белой в известной кофейне Петербурга — «Флирт», — и посмотрел на время начала мероприятия. Семь часов вечера.
— Отлично. — Руки расслабились, пальцы отцепились от руля и теперь спокойно держали его. Чёрный «мерседес» ехал к дому своего хозяина, пока тот улыбался самому себе. — Просто наблюдай, детка. Сегодня я докажу свою любовь.
Он стоял перед зеркалом, как совсем недавно Мария стояла перед своим.
Рома надел на себя любимый костюм-тройку: чёрный пиджак, чёрные брюки и более тёмный по тону жилет. Такого же цвета галстук был завязан на шее, и, спускаясь к груди, он скрывался за жилетом. Дорогие, переливающиеся бликами света часы выглядывали из-под рукава, мгновенно обозначая статус владельца. На циферблате красовались всем известные пять букв.
Рома взял парфюм и пару раз прыснул им себе на шею, после чего растёр ладонью. Воздух тут же наполнился ароматом кофе, таким родным и приятным… Все голоса стихли, и это не могло не радовать. Как только в руках появилась визитка, оставленная (специально или случайно) Анной на заднем сидении, стены перестали шушукаться, и даже этот противный голос в автомобиле наконец-то смолк. Значит, он принял верное решение. Они не хотят, чтобы он доказал свою любовь к Насте.