Аргиш
Шрифт:
Вдруг Адрюха выругался:
– Твою мать! Верёвка-то у нас только одна! На вторую лодку нет. Блин!
– Фигня! – Колька сообразил сразу. – От палаток растяжки свяжем вместе. Какая проблема?
– Да. Хорошая идея.
– Я вот что ещё думаю, – подал голос Вадим, – по камням будем тащить – пропоремся. Надо мягкие вещи – палатки, спальники, рюкзаки личные – на дно, а ящики – сверху?
– И надуть послабее, – подхватил Колька. – Ладно. Завтра всё с утра опробуем. Виталик, ты там не уснул? Что молчишь?
Виталий сидел с закрытыми глазами. Костёр исчез. Голоса отдалились.
Открыл глаза. Андрюха тряс за колено.
Стукнулись кружками. Выпили. Запили чаем.
– Виталик, а давай пальнём! Салют устроим! Имеем право – праздник у нас, речка нашлась. Правда, не та, по которой плыть собирались. Но ведь всё равно речка!
– Угомонись, Коль. У нас патронов с гулькин нос. Может, действительно кого-нибудь подстрелить удастся. Тушёнка-то кончится скоро, что жрать будем? Ещё неизвестно, сколько нам выбираться.
– Скучные вы люди. Нет в вас полёта, порыва. Считаете, что я всё просчитываю, везде выгоду свою ищу, а сами? На себя посмотрите.
– Всё. Колька надрался, – хохотнул Виталий.
– Может, и надрался. Только мне вот что интересно… Сейчас все такими прагматичными стали? Вот у Вадима хочу спросить – у молодёжи тоже так?
– Да о чём ты? – не выдержал Андрей.
– Сейчас расскажу… – Колька звонко убил комара на шее и отхлебнул из кружки.
– Познакомился я тут с дамой. Под тридцатничек. Симпатичная, свободная, весёлая. Поговорить с ней можно, а не только трахаться. И вроде как устроена по жизни.
Встречаемся. Всё хорошо. Я уже привыкать начал. Потянуло даже к ней.
А недавно… Позвонила. Говорит, встретиться надо, обсудить кое-что…
Приехала ко мне. Ну… как водится… А потом она спокойно мне говорит, что всё. Это – последний раз. Не хочет она больше со мной встречаться.
Ну, у меня, конечно, гордость взыграла – нет так нет! Уговаривать не буду. Уматывай! А в глубине – злость и обида. Как? Почему? Мужика нового завела? Провоцирует? Развести, женить на себе хочет?
А она сидит, чай пьёт, свеженькая такая, полотенцем после душа обмотанная, и рассуждает.
Я, говорит, почувствовала, что начала влюбляться в тебя. А мне это совсем не нужно. Не хочу я этих заморочек – слёзы, желания, мечты, бессонные ночи. Замуж стану хотеть. Себе жизнь испорчу, тебе тоже.
Никакого мужика на стороне нет, ты не думай. Просто… всё должно быть просто. Деловые, партнёрские отношения и постель в качестве приложения и удовольствия. Надо просто жить вместе по обоюдному удобству.
И никакой любви! Даже думать о ней не хочу!
Ну сами понимаете, меня несколько отпустило – чудит баба, истерит, вожжа под хвост попала – дело поправимое. Одумается. Сейчас мы её немного приласкаем, слов разных наговорим, и забудет она об этой фигне, размякнет.
Не тут-то
Поцеловала на прощание и говорит: «Ты не звони мне, не унижайся. Не вернёшь, озлишься только ещё больше».
Давай разлей, Виталик.
– Неправильно это как-то всё… – неуверенно произнёс Вадим.
– А я вот о чём подумал, – Виталик разливал разбавленный спирт по кружкам. – Ведь есть же тест на беременность? Так надо ещё придумать тест на любовь. А что? Пописал на бумажку – три красные чёрточки появились – значит, влюбился. Вот теперь и решай: то ли с любовью этой дальше жить, то ли избавляться – аборт делать.
– Ага! – подхватил идею Колька. – И контрацептивы должны быть всякие – предохраняться от любви, как от СПИДа. Заглотил таблеточку и трахайся на здоровье – никакая любовь тебе не грозит.
– Вы, мужики, совсем охренели. – Андрей поднялся и отошёл от костра.
Солнце так до конца и не зашло, слабо высвечивало горизонт. Ранние сумерки – отголоски «белых» ночей.
На берегу, возле воды, лежали перевёрнутые лодки.
День четвёртый
– Куда ты тянешь? В воду поглубже зайди, тогда и нос развернётся! – Андрей орал, полулёжа спиной на здоровенном валуне, пытаясь ногой развернуть корму лодки, чтобы направить её в слив между камнями. Вадим, стоя ниже по течению, тянул за верёвку, привязанную к носу лодки.
Вот чего он орёт? Нормально говорить не может? Ты объясни, как? Что ты хочешь? Я же не против, я сделаю. Орать-то, раздражаться зачем? Достал! Лучше бы я с Виталием плыл.
Устали. Время – к обеду, а уже вымотались. Всё было не так лучезарно, как представлялось.
Узкий поток бежал по каньону среди громадных хаотично наваленных глыб, делясь на отдельные струи.
Брели по воде, направляя носы лодок в сливы воды между камнями, а сами – либо обходили, либо перелезали через них.
Двигались медленно.
Плыть на лодках получилось всего несколько раз – метров по сто.
Но больше всего выматывали отмели и мелководье. Стенки каньона порой расступались, и поток разливался широко и мелко. Боялись пропороть днища о камни. Вчетвером, по двое с каждого борта, стараясь держать на весу, перетаскивали лодки через отмель.
Светило солнце, вода весело журчала, перекатываясь по камешкам, а они тащили, тащили, тащили… Потно, тяжело и бесконечно.
И наградой – за поворотом – широкая каменистая отмель и ручей – даже не ручей – маленькая речка по левому борту. И каньон сразу стал шире, и вода полетела вниз мощными струями, огибая камни, переливаясь через них тонкой искрящейся на солнце плёнкой.
Свершилось! Дождались! В лодки. Вёсла в руки. Отталкиваясь от громадных валунов.
Поплыли мимо навороченные каменной грудой стены каньона.