Аргонавты 98-го года. Скиталец
Шрифт:
— Ладно! Становитесь в линию. Я думаю, там хватит на всех. Вы на хорошем пути. Идемте.
Таким образом мы снова двинулись. Предводитель шел, как одержимый. Мы плелись сзади. Мы перевалили уже через хребет и смотрели теперь на другую обширную долину. Какая это была великолепная страна. Какие восхитительные открытые пространства, пологие мягкие холмы, темно-голубые долины и серебристые извивающиеся ручьи. Это был настоящий сад богов, огражденный от мира чудовищным морщинистым частоколом скал.
Но нам некогда было любоваться. Мы шли все дальше, с той же безумной надрывающей сердце стремительностью, милю за милей, час за часом.
— Это будет самый замечательный ручей, ребята, — перешептывались в линии. — Нам повезло. Мы все сделаемся теперь клондайкскими королями.
Ободрительно? Не правда ли? И мы двигались дальше, стремительнее прежнего, с радостью следуя за железным человеком, который вел нас к девственному сокровищу.
Мы мчались всю ночь, то вверх на холмы, то вниз в долины. Солнце взошло. Настало утро. Мы все еще продолжали наш неистовый путь. Неужели наш вожак никогда не достигнет цели? Какой окольной дорогой вел он нас? Солнце взошло высоко на синем небе, зной дрожал. Был полдень. Мы шатались, изнемогая от зноя, истомленные, с израненными ногами. Возбуждение тяги поддерживало нас, и мы едва замечали бег времени. Мы были в пути около четырнадцати часов, но никто не колебался. Я был готов упасть от усталости; мои ноги превратились в груду волдырей и каждый шаг причинял мне невыносимую боль. Но наш вожак все не останавливался.
— Я надеюсь, что мы надули тех, кто собирался догнать нас, — мрачно прохрипел Рибвуд.
Вдруг Блудный Сын обратился ко мне:
— Послушайте, ребята, вам придется идти без меня. Я совсем выдохся. Идите вперед! Я догоню вас, когда передохну.
Он опустился на небольшую кочку на землю и моментально заснул. Несколько других опустились тоже. Они засыпали там, где падали, совершенно измученные. Мы шли уже шестнадцать часов, а наш вожак все еще не останавливался.
— Вы здорово выносливы для своих лет, — проворчал один из них, обращаясь ко мне. — Потерпите еще, мы почти дошли.
Я с трудом тащился дальше; желание броситься на землю становилось все более властным. Как раз предо мной был Джим, полный бодрости. Число остальных сократилось до полдюжины.
Было около четырех часов пополудни, когда мы добрались до ручья. Наш вожак направился вверх по течению и привел нас к месту, где была грубо вырыта шахта. Мы столпились вокруг него. Это был типичный исследователь, дитя надежды, худощавый, смуглый, с ясными глазами.
— Вот тут, ребята, — сказал он. — Вот веха от моего открытия. Теперь вы, молодцы, отправляйтесь вверх или вниз, всюду, куда вам захочется, и ставьте свои вехи. Быть может, вы займете участок в миллион долларов, быть может, пустышку. Золотоискательство — та же игра. Ну, вперед, ребята. Желаю вам счастья.
Итак, мы двинулись вперед и вместе с Джимом по очереди заняли номера семь и восемь.
— Семь — счастливое число для меня, — сказал Джим. — У меня есть предчувствие, что это хороший участок.
— Мне безразлично все золото мира; я хочу только спать — отдыхать и спать.
Таким образом я улегся на маленький бугорок мха и покрыл голову пальто, чтобы уберечься от москитов. Через минуту я был уже мертв для мира.
ГЛАВА XII
Меня разбудил Блудный Сын.
— Вставай, — говорил он. — Ты проспал весь циферблат. Мы должны вернуться в город и закрепить этот участок. Джим ушел уже три часа тому назад.
Было уже пять часов прозрачного юконского утра и мир был ясно очерчен и свеж, как на заре творения. Я чувствовал себя разбитым, члены мои затекли. Мучительная боль заставляла меня стонать при каждом движении, и свежий ночной воздух вызывал ревматические колотья. Я посмотрел на веху моего участка, около которого я упал.
— Я не в силах идти, — сказал я, — мои ноги отказываются.
— Ты должен, — настаивал он. — Ну-ка, подтянись, старина. Окуни руки в ручей и сразу почувствуешь себя бодрым, как боевой петух. Мы должны отправиться в город тотчас же. В золотой конторе сидит компания мошенников и мы можем потерять наши заявки, если опоздаем.
— Ты тоже занял участок?
— А как бы ты думал? Я занял номер тринадцать. Торопись. Из города идет огромная толпа.
Я тяжело застонал, но, окунувшись в ручей, почувствовал себя значительно свежее. Каждые несколько минут мы встречали толпы, спешившие из города. Они казались усталыми, изнуренными, но все же поспешно двигались вверх и вниз. Их было, должно быть, несколько сотен и все были охвачены безумным возбуждением тяги.
Мы оставили окольную дорогу, по которой шли накануне, и отправились по тропинке, сокращавшей расстояние миль на десять. Мы пересекли пустынную страну, переправляясь через неведомые ручьи, оказавшиеся впоследствии тоже золотоносными, и вскарабкались снова на высокий гребень водораздела. Затем мы опять спустились вниз, в бассейн Бонанцы, и к наступлению ночи добрались до своей собственной хижины. Там мы прилегли на несколько часов. Мне казалось, что моя усталая голова только что коснулась подушки, как неумолимый Блудный Сын уже разбудил меня.
— Вставай, дружище, мы должны прийти в Даусон к открытию конторы.
Мы опять устремились вдоль Бонанцы. Несмотря на быстроту, с которой мы шли, многие из тех, которые следовали за нами, оказались уже впереди. Север страна скороходов. В этом чистом бодрящем воздухе человек может уйти от самого себя. Каждый из нас считал пустяком конец в пятьдесят миль, а расстояние в восемьдесят едва удостаивалось внимания.
Было около десяти утра, когда мы добрались до Золотой Конторы. Толпа заявщиков уже ждала. Впереди всех я увидел Джима, Блудный Сын имел озабоченный вид.
— Послушай-ка, — сказал он. — Я думаю, что очень приятно впихнуться туда с этой толпой, но есть более гладкий путь для тех, кто стоит «ближе». Конечно, это не совсем чисто. Здесь есть маленькая боковая дверь, пройдя через которую можно очутиться впереди компании. Видишь того молодца, по прозвищу Джим-Десять-Долларов? Так вот, говорят, он может быть нашим благодетелем.
— Нет, — ответил я, — вы можете дать ему взятку, если хотите. Я постараюсь добиться своего в общем порядке.
Блудный Сын ускользнул от меня и вскоре я увидел его у бокового входа. Наверно, подумал я, здесь какое-нибудь недоразумение. Публика не «перенесла» бы такой вещи.