Архимаг. Колдовская война [трилогия]
Шрифт:
Вемпиры яростно клацали зубами, не желая идти под узду, но Румок вскинул руки, и они тут же притихли. Умелый анимаг, он мог управлять и не такими зверюгами. Это у него было в крови — Погонщики Рабов славятся своим контролем над любыми живыми существами.
Чешуйчатые твари размером с некрупную лошадь опустились на брюхо, покорно позволяя Румоку, Аррадо и Лограну залезть им на спины. Руахе Карге услужливо подвели четвертого — самого сильного и выносливого.
— Я отправляюсь в Симбаларь, — сурово сообщила старуха. — Очень надеюсь, что к тому времени, как я туда доберусь, плохие новости сменятся хорошими…
— Нет, прошу, не надо! — униженно взмолился Румок Горбатый. — Повелительница Руаха, мы догоним, вернем, сделаем!
— А я тебе верю, — успокоила его Руаха. — Я верю тебе. Лети себе, лети, жаворонок. Но уж если… — морщинистое лицо исказилось в бешеной злобе.
Четыре вемпира взрыкнули, забили крыльями, побежали со всех ног, набирая скорость, прыгнули вперед, перемахивая через парапет, и… полетели в пропасть. Но уже секунду спустя восходящие потоки воздуха подхватили этих монстров-метисов, и они свободно воспарили в воздухе. Три фигуры стремительно понеслись на юго-восток — вдогонку удаляющемуся коцебу, четвертая — на юг, к городу Симбаларь, столице Ларии.
Мушкетеры, оставшиеся без любимого начальства, облегченно вздохнули.
Глава 10
Если вы думаете, что уже убили чудовище, никогда не подходите ближе, чтобы убедиться наверняка.
Аль-Шугеддим очень медленно, даже с ленцой подошел к отрубленной голове архимага. На клыкастом лице джинна играла насмешливая улыбка. Он неторопливо наклонился, ухватил черный волосяной хвост, окрасившийся кровавыми брызгами, и поднял голову мертвеца на уровень глаз.
— Ты был слишком самонадеян, дитя глины, — снисходительно произнес он. — Никогда нельзя быть слишком самонадеянным.
Глаза мертвой головы резко распахнулись. Аль-Шугеддим невольно вздрогнул.
— Ты прав, нельзя, — холодно ответила голова архимага.
Джинны-шарифы издали перепуганный возглас, кади ал-кудат дернулся к мечу. Но было уже слишком поздно. Обезглавленное тело Креола, к которому Великий Хан так неосмотрительно повернулся спиной, вскочило на ноги, выхватило прямо из воздуха черный посох, прыгнуло к врагу и вонзило адамантовый наконечник в поясницу аль-Шугеддима. Он с легкостью прошел насквозь и вышел из живота.
Великий Хан закричал. Закричал от боли, страха, унижения и непонимания. Ладонь разжалась, и голова Креола снова упала на пол. Мертвые губы исказились в жестокой ухмылке, и архимаг торжествующе воскликнул:
— Твоя душа — моя, аль-Шугеддим!!!
Черный посох в руках обезглавленного трупа забился, завибрировал, Великий Хан с диким воплем начал сжиматься, извиваться, корчиться, скручиваться, втягиваясь в этот сверхмощный Поглотитель, рядом с которым легендарный перстень Соломона показался бы всего лишь жалкой безделушкой. Джинны протестующе голосили, но не решались даже пошевелиться — все знали, что произойдет с обожаемым повелителем, если прервать этот процесс на середине.
Распад души на составляющие части, вот что.
Последний чмокающий звук, и вот аль-Шугеддима уже нет. Великий Хан, повелитель Кафа, исчез в недрах черного
Воцарилась гробовая тишина.
В этой тишине туловище Креола спокойно прошествовало к голове, ухватило ее за волосы, подняло к плечам и аккуратно утвердило на шее. Обескровленные губы зашевелились, активируя Исцеление и Регенерацию. Несколько томительных секунд, и ужасная рана, отделившая голову от тела, перестала существовать. Маг выудил из многомерного кармана губку, сотворил над ней немного воды и брезгливо обтер окровавленное горло.
— Ни с места!!! — угрожающе поднял посох над головой он, заметив шевеление в толпе джиннов. — Одно движение, и ваш Хан умрет! Мне достаточно просто пожелать!
Все замерли. Какой-то марид машинально выпустил в Креола заклятие в виде пурпурной вспышки, маг так же машинально отразил его магическим щитом. Из посоха послышался отдаленный вопль боли.
— Больше не сметь! Еще одна попытка — и я его убиваю! — пригрозил Креол.
— Но ты умрешь только одним мигом позже!!! — рявкнул Шухмет, подавая знаки стражам-ифритам. Огненные великаны столпились вокруг Креола плотной стеной, ожидая лишь сигнала.
— Жизнь одного мага за жизнь Великого Хана… — задумчиво вгляделся в набалдашник посоха Креол. — Не слишком равноценный обмен, как мне кажется… К тому же я обязательно утащу в Кур и еще троих-четверых из вас… Может, даже тебя, каид!!!
Шухмет невольно отшатнулся. Его взгляд не мог оторваться от жуткой обсидиановой палки.
— Он прав, — проскрипел Барахия, поднимая тонкие голубоватые руки. Ифриты, ворча, отступили назад. — Что ты хочешь за душу нашего хозяина, человек?
— Хм-м-м… — растянул губы в улыбке Креол. — Поторгуемся?
— Ах ты!.. — метнулся вперед Шухмет.
Посох резко извернулся в руках мага, уставившись адамантовым лезвием в сторону каида. Тот замер, а потом медленно-медленно отступил назад, подняв руки ладонями вперед. Из его ушей валил густой черный дым — верный признак бешеной ярости.
Маг понимающе усмехнулся, глядя на скрежещущего зубами джинна — гибель отца означала для Шухмета гибель всего. Это у людей после смерти правителя главный кандидат на освободившуюся должность — старший сын. У джиннов, наоборот, со смертью Великого Хана его жена, наложницы, дети, родственники лишаются всего имущества, чинов, титулов, наград и отправляются в вечное изгнание. Прочь из Кафа. Этот закон соблюдается всегда. Дело в том, что теоретически джинны могут жить вечно, поэтому их правители желают быть полностью уверенными, что никто из ближайшего окружения никогда не станет злоумышлять против хозяина и повелителя. Слуг и гвардию в случае смерти хозяина и вовсе предают казни, поэтому среди них предателя не заведется тем более.
Благодаря этому закону все родичи и слуги Великого Хана совершенно искренне желают своему повелителю жить долго и счастливо.
Креол невозмутимо огляделся вокруг. Дышащие ненавистью хари, обступившие его со всех сторон, начали отворачиваться, не в силах выдержать этого ледяного взгляда. Маг чуть изогнул губы в едва заметном намеке на улыбку и прошел к дивану Великого Хана. Посох еле слышно постукивал по полу. Адамантовый наконечник, послушный воле хозяина, втянулся внутрь, как змея втягивает жало, и дырок от ударов не оставалось.