Архимаг. Колдовская война [трилогия]
Шрифт:
— Успокойся, Шанфара, послушаем, что это порождение глины хочет сказать нам, детям огня, — послышался сухой голос из противоположного конца. — Подойди, Креол.
У мага не дернулся ни единый мускул. Он ничем не показал, что удивлен неожиданным узнаванием. Нет, он спокойно и невозмутимо двинулся вперед, провожаемый подозрительными взглядами и шепотком в спину. Кто-то хихикнул — Креол тут же развернулся и вперил ледяной взор в этого весельчака. Рогатый марид с крысиной мордой и дымным хвостом вместо ног некоторое время пытался перебороть серые глаза архимага, но быстро стушевался, превратился в облако пара и исчез под потолком.
— Креол, — без тени интонации
Маг вновь зашагал к трону. Он шел, шел, и никак не мог дойти — в тронном зале Марибана физика чудила особенно сильно, скручивая пространство в какие-то дикие вензеля. В один миг казалось, будто этот зал размером чуть побольше чуланчика, а в другой — что может вместить целый город.
Но в конце концов Креол все-таки дошел. В конце тронного зала расположился тронный диван — Великий Хан предпочитал заниматься государственными делами лежа. Очень, очень большой диван, обложенный пестрыми коврами, а с боков подушками. Перед ним стоял суфрали — обеденный «гарнитур», состоящий из столика-подставки курси и большого подноса синийе. На подносе в определенном порядке расположились небольшие блюдца из чистого золота — все пустые. Рядом стоял умывальник-тишт — медный таз и кувшин-ибрик.
— Угощайся, — безучастно предложил Великий Хан, поводя одной только бровью.
Блюда мгновенно наполнились изысканными кушаньями, а перед Креолом возник тростниковый стул, похожий на ящик. Маг коротко кивнул, омыл руки в тиште и уселся за курси.
— Попробуй плов, — посоветовал Великий Хан. — Зульхаб говорит, что он удается мне особенно хорошо. Кебаб также неплох.
Креол снова кивнул. Он знал обычаи джиннов — Великий Хан запросто может убить пришельца или подвернуть его ужасным пыткам, но оставить без угощения — никогда! Если уж храбрец встретился с правителем Кафа лицом к лицу, голодным он с аудиенции не уйдет.
Вот мертвым — вполне может.
Отправляя в рот мясо с рисом, маг внимательно изучал Великого Хана — раньше он с ним не встречался. Ему было интересно — отличается ли этот царь от предыдущего, с которым Креол насмерть поссорился из-за Хубаксиса.
Абу-л-Шухмет Хашим ибн Касалид аль-Шугеддим, нынешний Великий Хан, сын Касалида, одного из эмиров Кафа, назывался просто по нисбе — аль-Шугеддим, «родом из Шугеддима». Именно у джиннов арабы некогда позаимствовали свою систему имен… да и многие имена тоже.
В целом Великий Хан походил на человека, но были и отличия. Кожа темно-пурпурная, на руках по шести пальцев, лысую макушку украшают два рога. Причем асимметричные — один торчит из центра лба, второй растет чуть выше правого виска. Зрачки так велики, что глаза кажутся сплошными черными озерами. Усы тоненькие, еле заметные, зато борода роскошная, заплетенная в три косички. Из всей одежды наличествует только широкий пояс, исполняющий также обязанности набедренной повязки, медные браслеты на предплечьях и золотые колечки в бороде.
По правую руку от аль-Шугеддима стоял (точнее, висел в воздухе) великий визирь. Мудрый Барахия служил еще царю Соломону, а также предыдущему Великому Хану. Не так давно этому дряхлому мариду исполнилось сорок тысяч земных лет. Теоретически джинны могут существовать неограниченно долго, но такая продолжительная жизнь сказывается даже на бессмертных. Барахия выглядел трясущимся старцем, туловище у него оканчивалось змеиным хвостом, полупрозрачная кожа отсвечивала ярко-голубым.
По левую же руку стоял кади ал-кудат — главный судья, и он же каид — главный военачальник. На эту должность Великий Хан поставил своего сына Шухмета. Огромный марид неуклюже топтался
— Ты знаешь мое имя, — полуутвердительно произнес Креол.
— Знаю, — спокойно кивнул аль-Шугеддим. — Не так давно мой кади ал-кудат нашел в старых свитках слова о древнем событии… Покажи, мой добрый куттаб.
Трясущийся от дряхлости Барахия слегка подполз вперед и вскинул тонюсенькие ручки. В них засветилось изображение другого места — но почти такого же, как этот тронный зал. Множество джиннов, расстеленные ковры с угощением — шло великое пиршество. В самом центре сидит толстяк неизмеримых объемов с нежно-голубой кожей — прежний Великий Хан. Около него вьются несколько крошечных маридов, синхронно открывая рот. Звука не было — «магический телевизор» Барахии работал только на изображение.
Великий Хан от души наслаждался пением маленьких джиннят. Он грыз баранью лопатку, другой рукой опрокидывал в пасть чашку кофе (джинны знают и любят этот напиток уже много тысяч лет), третьей отбивал такт, а четвертой нежно обнимал очаровательную молодую джиннью. В уголке рта торчала «злая сигарета» — особо острый табак-гашиш джиннов.
Ему было хорошо.
И вдруг идиллия нарушилась. Великий Хан резко дернул головой — мелодию расстроил совсем другой звук. Его ноздри раздулись, втягивая приторно-сладкий воздух Марибана, в котором неожиданно появилась некая посторонняя примесь. Кейф [24] , созданный с таким трудом, разлетелся в пыль. Джиннья изогнулась, превратилась в яркую тропическую птицу и порхнула прочь. Четыре слоновьи ручищи взметнулись в воздух, хватая разрушителя удовольствия. Остальные джиннята порскнули во все стороны, с ужасом глядя на поганого пускателя ветров. Джинн-малютка дико завизжал, пытаясь вырваться из карающей длани повелителя…
24
Кейф — турецкий термин, означающий глубокий приятный отдых с кофе и курением. Как и многое другое в различных исламских культурах, пришел от джиннов.
Нет большего преступления, чем испортить кейф Великому Хану.
— Хубаксис ибн Касаритес аль-Кефар совершил страшный грех в присутствии моего славного предка и был приговорен к смертной казни, — заговорил аль-Шугеддим, кивая Барахии. Иллюзия рассеялась. — Однако ты, смертный маг, выдернул его из узилища и обратил в рабство! С этим смирились, однако его преступление не имеет срока давности. И теперь, когда он больше не находится в рабстве…
— Как это не находится?! — возмутился Креол. — Я его не освобождал! Пусть сгниет моя печень, если я давал этому ничтожному червю свободу!
— Но ты умер! — напомнил Великий Хан. — А закон Черного Шариата Джиннов гласит — со смертью хозяина все рабы получают свободу!
— Если я умер, то как же стою здесь, перед тобой?! — начал чернеть лицом Креол.
— То, что потом ты воскрес, не имеет никакого значения, — сладко улыбнулся аль-Шугеддим. — С момента твоей смерти марид аль-Кефар не является твоей собственностью. Впрочем, если ты сомневаешься… кади?
— Правота твоя очевидна, отец, — гулко пробасил Шухмет. — Все так.