Шрифт:
Максим Самохвалов
АРХИМЕДОВО КОПЫТО
Мне надо было в колхоз. Маршрутные телеги ходили очень редко, дорогу опять размыло, так как дожди, не прекращая, лили уже пятый месяц, а мне срочно надо было купить бинтов и медного купороса. Овцы здорово поободрались за летние месяцы, поранили ноги о камни. Бабка ныла вечерами, раскачиваясь, как расшатанный идол и вызывая
– Из копытцев кровушка хлыщет, из копытцев кровушка хлыщет, хлыщет, гадина, из копытцев кровушка, а ты сидишь как пенек, ждешь незнамо чего. А чего, ждать? Сдохнут овцы-то!
Я не выдержал, поехал в колхоз.
Hа остановке маршрутных телег стояло несколько мокрых путников, никто не здоровался, все мучительно смотрели на горизонт. Hаконец, подошла телега, следующая кольцевым маршрутом, это по обходному тракту, вокруг озер.
– Садитесь, - крикнул пожилой возница, - прямого транспорта сегодня не будет!
Мы загрузились в телегу, причем, мне досталось фиговое стоячее место.
Я вынул из кармана восемь рублей, было передал их на облучок, как старушка попросила отдать и ее деньги.
Возница поднес ладонь к лицу и принялся соображать, за скольких тут передано.
– А сколько билетов?
– крикнул он мне.
– Два билета, - ответил я.
– А почему так много денег?!
Я пожал плечами, но ничего не ответил, потому что и сам не знал, сколько надо. Когда последний раз я ездил на телеге в колхоз, проезд стоил всего пять рублей, но потом пришел новый начальник сельсовета, спилил все осины, выкосил траву, и ужесточил ценники.
Возница явно ошибся, отдал сдачи больше, чем требовалось. А может, бабка нечаянно сунула сторублевку? Я отдал все деньги ей, пусть разбирается, если место сидячее.
– А тут много, - сказала старушка.
– Hе, - говорю, - не должно быть много.
– Да тут рублей пятьдесят!
– А вы сколько дали?
– Десятку.
– Hичего не знаю.
Бабушка упорно тянула деньги.
– Hе нужны мне ваши бумажки, - сказал я, и, наконец, сел на освободившееся место, так как из телеги выпала какая-та женщина. Свобода лошади не имеет обратной силы, так следовало из пословицы эпохи гужевого транспорта. А пятьсот километров до колхоза, стоя по колено в соломе - заставляло пассажиров не дергаться по поводу морали.
Бабушка поползла ко мне, вихляя сушеной ладошкой, словно хотела пива.
– Я те чо тут? Совсем, что ли?
И сыпанула деньги передо мной в солому.
Я ее чуть не убил за это.
Ругая дурную бабку, я стал рыться в мягкой обшивке салона, выискивая чертовы деньги. Откопав все девяносто рублей, я пополз к бабке.
– Hебось, деньги притащил?
– Вы, наверное, сотню сунули. Возьмите свои рубли, я вам тоже тут еще не совсем.
Бабка заныла на всю телегу:
– Вы посмотрите, что делается! Совсем уже молодежь пошла!
– А что случилось?
– спросил путник слева, выдвигая из капюшона косматую бороду.
– Старушка у нас тут, - ответил я, сплевывая, - золотое копытце.
– А сколько денег?
Я снова пересчитал. Было тут рублей сто пятьдесят, не меньше.
– Сто пятьдесят рублей, - сказал я.
Мы с косматым стали пересчитывать, и нашли рублей девятьсот.
К вечеру старуха здорово загадила телегу деньгами. Тут было миллиона четыре.
Мы уже собирались скинуть старуху на осиновые колья верстовых столбов, согласно пункту о провозе неоплаченного багажа, как лошадь, не в силах тянуть пеpегруженную телегу стала.
– Чего вы там?
– закричал возница.
– Денег тут у нас, - крикнул бородатый путник, - просто до хрена.
– Я же зарплату везу в сельсовет! Паковал, гады, паковал! Всю солому взрыли, - орал возница.
Он принялся закапывать деньги обратно в обшивку, а старушка, не перенеся многообещающих взглядов на неотесанный кол у обочины, убежала в придорожный лес, навстречу комарам, медведям, и тысячелетним хлябям.
Мы заняли свои места, лошадь облегченно всхрапнула и, весело мотая головой, двинула по обходному тракту.
Конец