Архипелаг ГУЛаг(в одном томе)
Шрифт:
Это он – украинцам, которых в зале половина! Недавно привезенным из кипящих партизанских областей – это им как солью на свежую рану! Они взвыли! Уже к Кишкину на сцену кинулся надзиратель. Но трагическое лицо Кишкина вдруг растворилось в клоунскую улыбку. Уже по-русски, он крикнул:
– Это я когда в четвёртом классе был, мы про Девятое Января стихотворение учили!
И убежал со сцены, ковыляя смешно.
А Женя Никишин
И вот однажды было объявлено:
– «Жёнушка-жена»! Музыка Мокроусова, слова Исаковского. Исполняет Женя Никишин в сопровождении гитары.
От гитары потекла простая печальная мелодия. А Женя перед большим залом запел интимно, выказывая ещё недоочерствлённую, недовыхоложенную нашу теплоту:
Жёнушка-жена,Только ты одна,Только ты одна в душе моей!Только ты одна! Померк длинный бездарный лозунг над сценой о производственном плане. В сизоватой мгле зала пригасли годы лагеря – долгие прожитые, долгие оставшиеся. Только ты одна! Не мнимая вина перед властью, не счёты с нею. И не волчьи наши заботы… Только ты одна!..
Милая моя,Где бы ни был я, —Всех ты мне дороже и родней.Песня была о нескончаемой разлуке. О безвестности. О потерянности. Как это подходило! Но ничего прямо о тюрьме. И всё это можно было отнести и к долгой войне.
И мне, подпольному поэту, отказало чутьё: я не понял тогда, что со сцены звучат стихи ещё одного подпольного поэта (да сколько ж их?!), но более гибкого, чем я, более приспособленного к гласности.
А что ж с него? – ноты требовать в лагере, проверять Исаковского и Мокроусова? Сказал, наверно, что помнит на память.
Я видел: Тумаренко стоял за сценой – и улыбался со сдержанным торжеством.
В сизой мгле сидели и стояли человек тысячи две. Они были неподвижны и неслышны, как бы их не было. Отвердевшие, жестокие, каменные, – схвачены были за сердце. Слёзы, оказывается, ещё пробивались, ещё знали путь.
Жёнушка-жена!Только ты одна!Только ты одна в душе моей!..Глава 6
Убеждённый беглец
Кто такой убеждённый беглец. – Наказания беглецам и за беглецов. – Сутки в тайге – вот и свобода.
Жизнь Георгия Тэнно. – Арест и первичные надежды. – План побега из Лефортовской тюрьмы. – Большой срок освобождает волю беглеца. – Тюремная наблюдательность и тюремные расспросы. – Неудавшийся бутырский мятеж. – Возможности на железнодорожных станциях, в этапах. – Расспросы бывших беглецов. – Теория побегов? – Побеги по случаю и побеги по плану. – Побег Ивана Воробьёва. – Тэнно готовит большой побег. – Готов к смерти – значит, и к побегу. – Последние часы перед побегом.
Когда Георгий Павлович Тэнно рассказывает теперь о прошлых побегах, своих, и товарищей, и о которых только знает понаслышке, то о самых непримиримых и настойчивых – об Иване Воробьёве, Михаиле Хайдарове, Григории Кудле, Хафизе Хафизове – он с похвалой говорит: «Это был убеждённый беглец!»
Убеждённый беглец! – это тот, кто ни минуты не сомневается, что человеку жить за решёткой нельзя! – ни даже самым обезпеченным придурком, ни в бухгалтерии, ни в КВЧ, ни в хлеборезке! Тот, кто, попав в заключение, всё дневное время думает о побеге, и ночью во сне видит побег. Тот, кто подписался быть непримиримым, и все свои действия подчиняет только одному – побегу! Кто ни единого дня не сидит в лагере просто так: всякий день он или готовится к побегу, или как раз в побеге, или пойман, избит и в наказание сидит в лагерной тюрьме.
Убеждённый беглец! – это тот, кто знает, на что идёт. Кто видел и трупы застреленных беглецов, для показа разложенные у развода. Кто видел и привезенных живыми – синекожего, кашляющего кровью, которого водят по баракам и заставляют кричать: «Заключённые! Смотрите, что со мной! Это же будет и с вами!» Кто знает, что чаще всего труп беглеца слишком тяжёл, чтобы его доставлять в лагерь. А поэтому приносят в вещмешке только голову или (по уставу так верней) – ещё правую руку, отрубленную по локоть, чтобы спецчасть могла проверить отпечаток пальцев и списать человека.
Убеждённый беглец! – это тот, против которого и вмуровывают решётки в окна; против которого и обносят зону десятками нитей колючей проволоки, воздвигают вышки, заборы, заплоты, расставляют секреты, засады, кормят серых собак багровым мясом.
Убеждённый беглец – это ещё и тот, кто отклоняет расслабляющие упрёки лагерных обывателей: из-за беглецов другим будет хуже! режим усилят! по десять раз на проверку! баланда жидкая! Кто отгоняет от себя шёпот других заключённых не только о смирении («и в лагере можно жить, особенно с посылками»), но даже о протестах, о голодовках, ибо это не борьба, а самообман. Изо всех средств борьбы он видит один, он верит одному, он служит одному – побегу!
Он – просто не может иначе! Он так создан. Как птица не вольна отказаться от сезонного перелёта, так убеждённый беглец не может не бежать.
В промежутках между двумя неудавшимися побегами Георгия Тэнно спрашивали мирные лагерники: «И что тебе не сидится? Что ты бегаешь? Что ты можешь найти на воле, особенно на теперешней?» – «Как – что? – удивлялся Тэнно. – Свободу! Сутки побыть в тайге не в кандалах – вот и свобода!»
Таких, как он, как Воробьёв, ГУЛАГ и Органы не знали в своё среднее время – время кроликов. Такие арестанты встречались только в самое первое советское время, а потом уж только после войны.
Вот таков Тэнно. Во всяком новом лагере (а его этапировали частенько) он был вначале подавлен, грустен, – пока не созревал у него план побега. Когда же план появлялся, – Тэнно весь просветлялся и улыбка торжествовала на его губах.
И когда, вспоминает он, начался всеобщий пересмотр дел и реабилитации, он упал духом: он ощутил, что надежда на реабилитацию подрывает его волю к побегу.
Сложная жизнь его не помещается в эту книгу. Но жилка беглеца у него от рождения. Ребёнком он из брянского интерната бежал «в Америку», то есть на лодке по Десне; из пятигорского детдома зимой – в нижнем белье перелез через железные ворота – и к бабушке. И вот что самобытно: в его жизни переплетаются мореходная линия и цирковая. Он кончил мореходное училище, ходил матросом на ледоколе, боцманом на тральщике, штурманом в торговом флоте. Кончил военный институт иностранных языков, войну провёл в Северном флоте, офицером связи на английских конвойных судах ходил в Исландию и в Англию. Но и он же с детства занимался акробатикой, выступал в цирках при НЭПе и позже в промежутках между плаваниями; был тренером по штанге; выступал с номерами «мнемотехники», «запоминанием» множества чисел и слов, «угадыванием» мыслей на расстоянии. А цирк и портовая жизнь привели его и к небольшому касанию с блатным миром: что-то от их языка, авантюризма, хватки, отчаянности. Сидя потом с блатарями в многочисленных режимках – он ещё и ещё черпает что-то от них. Это тоже всё пригодится для убеждённого беглеца.