Архипелаг мореплавателей
Шрифт:
Через час пришла моторная лодка.
— На противоположном берегу нас будет ждать машина? — допытывался гоcподин из Чикаго, который был неуверен, подняться ему на шаткую палубу или остаться.
— Да, водитель «Лендровера» предупрежден по телефону.
Когда мы приехали в Салелолога, то не застали на пристани ни водителя, ни «Лендровера», ничего, что хотя бы отдаленно напоминало автомобиль. Я не скажу, что это меня удивило, так как, прожив на Самоа три года, знала, в каком состоянии находятся дороги и техника. Я знала, что даже при самых добрых намерениях можно не избежать аварии. Но моему попутчику не хватало той терпимости, которую приносит общение с островитянами.
— Я плачу, и я требую! Верните мне деньги! — кричал он, сея страх среди самых
Гид зашла в один из домов на пристани, а когда через минуту оттуда вышла, сразу было видно, что у нее приятные новости.
— Сейчас придет автобус, — сказала она.
Мистер позеленел.
— Я не… — начал он прерывающимся голосом, но тут, видимо, понял, что произносить дальнейшие слова совершенно бесполезно, и умолк, не закончив фразу.
Подошел автобус. И тут оказалось, что он будет целиком в нашем распоряжении. Господин тотчас подсчитал, сколько потеряно денег из-за пустующих мест, и просиял. Все-таки его здесь оценили. А я… я втихомолку вздохнула, пожалев всех тех, кто где-то на дорогах Савайи будет тщетно ждать автобуса. Я не спросила даже, чей родственник водитель.
Мы ехали среди плантаций кокосовых пальм, через зеленые джунгли и солнечные деревни. Последний раз, последний раз, последний раз… хрипел старенький двигатель. Мы ехали по пыльным полям лавы и по песчаному пляжу.
Последний раз! — кричало море на прибрежных камнях.
Наступил день отъезда. Мы вошли по качающемуся трапу на палубу парохода «Матуа», того самого, который вот уже много лет наведывается в апийский порт, забирая самоанскую копру и бананы для Новой Зеландии.
— Он еще ничего, — говорит о пароходе боцман Збышек Крыницки, родом из Брежан. — Только каноэ не любит.
— Почему?
— Потому что оно стукнуло его в Сува и пробило большую дыру на корме.
Мы стояли на палубе, согнувшись под разноцветными ула. Печальна и трудна была минута расставания. Быстро темнело, и на молу зажгли маяк. Прощальные ожерелья — красные, розовые и белые из цветов гибискуса, пахнущих акацией, из бело-золотистых пуа, пурпурные и пушистые из цветов пламени леса, нежные из лиловых орхидей — все вместе они благоухали, как наш сад с наступлением темноты, и усиливали грусть расставания. Девушки из «нашей» деревни танцевали и пели. Мы знали их всех. Они приходили в наш сад за манго, цветами, кокосовыми орехами. В самом начале, как только мы приехали в деревню Ваиала, к нам подошли дети.
— Куда идешь? — всякий раз спрашивали они, когда я выходила из дома. — Как тебя зовут?
Наши имена оказались для них слишком трудными. Поэтому ребятишки заменили их на… Лола.
— Куда идешь, Лола? Как поживает маленькая Лола? (Магда). А большой Лола? (Збышек).
Потом они выучили наши имена и подружились с Магдой, помогавшей им собирать сухие ветки для топки уму и цветы, из которых они плели ожерелья для старших сестер, выступающих в отеле Эгги Грей. В день отъезда они принесли нам небольшие прощальные подарки — ракушки, черепаховые кольца, ула из цветов…
Все они пришли в порт. Когда «Матуа» отвалил от мола и медленно пошел вдоль набережной, дети начали срывать с шеи и головы венки. Разноцветным роем полетели они к Магде. Серпантин, соединявший нас с этой землей, дорогими и близкими людьми, натягивался и рвался. Расплывались во мраке лица друзей. По древнему обычаю мы бросали в воду одно за другим ожерелья из гибискусов, пуа, нону и последним самый красивый — из орхидей. Какое-то время венки еще качались на волнах…
Когда мы отошли на целую милю от берега, стало совсем темно. Только в том месте, где сорок деревень образовывали Апиа, вспыхнула гирлянда огней. Слева от светового пятна порта виднелась черная щербинка. Там остался наш дом с темными окнами.
В лагуне зажглись блуждающие огни. Это рыбаки вышли на ночной лов.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Итак, один из знакомых пани Воляк, разыскивая на карте Архипелаг мореплавателей, спутал полинезийские острова Самоа с греческим Самосом. А сможем ли мы с вами сразу найти Самоа на географической карте? Что вообще мы знаем об этом независимом государстве Океании? И что нового узнали мы о нем, прочтя эту книгу?
Достоинства и недостатки книги Е. Воляк «Архипелаг мореплавателей» определяются в значительной мере особенностями самого жанра, избранного автором. Читатель, который специально интересуется Океанией, возможно, будет отчасти разочарован, не найдя в книге ответа на ряд вопросов, которые кажутся ему важными для понимания истории и культуры этого района мира. Но я уверен, что как подготовленный, так и «широкий» читатель найдет в записках Е. Воляк очень много нового — яркие зарисовки самоанского быта, обоснованные суждения о путях развития одного из центров традиционной полинезийской культуры. Главное, что он ощутит себя путешествующим вместе с автором по этим необыкновенным островам, населенным красивыми, жизнерадостными и гостеприимными людьми, и, ощутив это, уже не сможет остаться к ним равнодушным.
С тех пор как пани Воляк, ее муж Збышек и дочь Магда покинули Самоа, прошло уже несколько лет. Жизнь между тем движется вперед. Многое изменилось с тех пор на Самоа. Давно уже отстроено новое здание парламента, символ нового Самоа. Меняется облик самоанской деревни. Все более остро дают о себе знать проблемы, которые еще недавно были едва уловимыми. Наконец, многое сделано за эти годы и учеными — исследователями истории Океании, и благодаря этому сегодня мы можем с большей степенью определенности говорить о далеком прошлом самоанцев и полинезийцев вообще. Читатель, несомненно, знает о двух противоположных теориях заселения Полинезии. Одна из них может считаться традиционной: она связывает появление предков современных полинезийцев на островах Тихого океана с миграцией неолитического населения из Юго-Восточной Азии. Другая теория, главным сторонником которой остается сейчас известный норвежский этнограф и путешественник Тур Хейердал, предполагает перемещение предков полинезийских народов в обратном направлении — с Американского континента. Все, что сделано за последние годы в области океанийской археологии и лингвистики, делает доводы Хейердала и его сторонников все менее и менее убедительными. Находки, в частности, древнейшей керамики на островах западной части Полинезии свидетельствуют, что первые поселенцы архипелагов Тонга и Самоа, несомненно, пришли с запада, из Меланезии. Полагают, что освоение полинезийцами островов Самоа, первоначально бывших необитаемыми, произошло в конце IV века до н. э.
Самоа суждено было стать в дальнейшем тем источником, из которого питалась культура многих соседних архипелагов. Полинезийскому этнографу Те Ранги Хироа его родина рисовалась в виде гигантского спрута, щупальца которого постепенно распространялись все дальше и дальше по территории треугольника Гавайи — Новая Зеландия — о-в Пасхи. Если принять эту метафору, можно сказать, что у спрута несколько голов и одна из них находится на Самоа.
Не одинаково сложились судьбы различных народов Океании. Колониальное господство европейских держав — самая темная страница истории этой части земного шара. Она и сейчас еще, когда в Океании одно за другим возникают независимые государства, даег о себе знать. Но по-разному. На Новой Гвинее колонизаторы не сумели разрушить основы традиционного уклада жизни: сегодня этот огромный остров остается конгломератом многочисленных племен, еще недавно живших в условиях бесклассового общества, а сегодня стоящих на пороге будущего этнического и национального сплочения. На Науру, напротив, господство колонизаторов привело к почти полному разрушению традиционной культуры. Иначе обстоит дело на Самоа. Пройдя через многие десятилетия иностранного владычества, самоанцы сумели сохранить свою самобытную культуру и свой собственный образ жизни — фаасамоа.