Архив Шамбала
Шрифт:
По расчетам Бокия, было у Блюмкина два варианта: первый — подталкивать Варченко, требуя, чтобы возвратил свитки. Но Барченко свитки не получит ни при каких обстоятельствах. Тогда — второй вариант: Блюмкин сам приходит и требует свитки.
Тогда Бокий его по-товарищески, но принципиально спрашивает: а не ведешь ли ты, товарищ Яков, еще какую-то игру? Не льешь ли ты воду на мельницу врага, если что-то скрываешь от товарищей по борьбе? И тогда Яков у него в руках. Навсегда. Ну, если и не навсегда, то на тот срок, который понадобится.
Но Блюмкин снова оказался выше всех расчетов Бокия. Ответный удар Блюмкина оказался тоньше и изящнее. Это было обидно.
В самый разгар работ, когда начался переход от сбора материалов и накопления знаний к их осмыслению, когда надо было всерьез заняться концептуальным обеспечением надвигающегося лабораторного этапа, сияющий Барченко неожиданно появился в его, Бокия, московском кабинете. Появился и начал радостно и гордо рассказывать о том, что приехал по вызову самого товарища Дзержинского, от которого, собственно, сейчас и идет. Варченко и расспрашивать не надо было, сам все выкладывал, то и дело восхищаясь умом и дальновидностью главы ГПУ.
— И, главное, меня просто поражает его знание истории! — восклицал профессор то и дело. — Он великолепно знает легенды не только Тавриды, но и понтийских греков! А ведь это — нетронутые глубины прошлого!
В общем, профессор Варченко получил ответственное задание на самом высоком уровне: ему предстояло подготовить и провести комплексную экспедицию по отысканию и изучению подземных городов Крыма и Северного Причерноморья. Более того, гордо сообщил Варченко, если будут серьезные открытия, то есть проект исследования и южных берегов Понта Эвксинского. Товарищ Дзержинский, расспросив о поисках на Севере СССР, предложил идти, как он выразился, «широким, воистину большевистским, охватом» и начать исследования и на юге.
— Какая глубина мысли! Какая дальновидность! — восхищался Варченко, а Бокий мрачнел все больше и больше.
Он-то понимал, что сейчас Варченко забросит всю работу по «тибетским» свиткам, и отговорить его будет невозможно. Даже если он и согласится, то нет никаких гарантий, что об этом не станет сразу же известно «железному Феликсу». А это как раз то, чего следует избегать. Тот-то мигом начнет просчитывать варианты.
И что теперь? Идти к Дзержинскому и спрашивать: почему это вы, Феликс Эдмундович, направляете Варченко в Крым? Ну-ну. Так тот и начнет отвечать искренне и честно.
Вот и получилось, что Блюмкин нанес ответный удар и мощнее и хитрее. Тем более, что сейчас его спрашивать хоть о чем-то было вообще рискованно. Уцепится и начнет сам выпытывать. А потом сразу к Феликсу. Или даже к Троцкому! А Троцкий в это время как раз вел последние свои схватки, судорожно цепляясь за призрачные символы власти, ощущая неминуемое поражение. А в такой ситуации любой может тяпнуть со всей силы, не задумываясь о последствиях!
Вот и получилось, что Блюмкин за свитки отплатил сторицей, и более того.
А за то время, пока Варченко ковырялся в Крыму, какие-то ловкие сотрудники из его лаборатории уволились и из Ленинграда вовсе уехали. Поначалу этого никто и не заметил. Мало ли молодых людей уезжает! Только потом выяснилось, что это был настоящий «отряд». И уехали они все вместе не очень далеко. Всего-навсего в город Ярославль.
Бокий узнал об этом только осенью двадцать восьмого, когда в Ярославле были похищены все материалы, привезенные только что первой, после долгого перерыва, экспедицией.
Набрали тогда много. Во-первых, потому что все соскучились по Тибету, по экспедиционной атмосфере товарищества, по настоящим поискам сокровищ человеческой мысли и культуры! Во-вторых, забрали и то, что по разным причинам не увезли из предыдущей экспедиции.
Привозить в Москву все сразу Бокий запретил: рискованно. Вдруг кто-то обратит внимание на огромный объем? Тогда и решили, что после Иркутска все разбиваются на четыре отдельные группы. Эти группы добираются сами, независимо от других. Сначала — обычным путем, по Транссибу. А после Свердловска две из них отправляются через Казань, а две — через Ярославль. Ну, а для пущей подстраховки по одной группе задержались в Новосибирске и уговорились, чтобы по пути еще разрыв во времени увеличить.
Так и получилось, что группа, ехавшая позднее, в Ярославле решила задержаться на день, а выехать ближе к полуночи, чтобы в Москву прибыть еще затемно.
Высадились все семь человек, отправились на квартиру, которая специально для этого была приготовлена. С дороги нужно же привести себя в порядок — вот и решили отправиться в баню. Что уж туг такого необычного!
Все имущество экспедиции, все находки оставили под присмотром одного из участников. Когда вернулись часа через три, нашли его остывающий труп и квартиру без малейших признаков привезенных находок.
Под подозрение попала шайка, орудовавшая в ту пору в Ярославле. Шайку выследили, взяли почти всю. Оказала она отчаянное сопротивление, и милиция стреляла, не жалея патронов. Никто и не удивился, когда выяснилось, что вожак шайки убит. Выстрелили ему в затылок — ну, да мало ли как можно нечаянно повернуться в разгаре перестрелки?
Правда, заговорил один из уцелевших, дескать, был с ними еще какой-то мужчина, который исчез неизвестно куда. Но уж этому и вовсе не поверили. Никто уйти оттуда не смог бы!
Бокию же верный человек сообщил о том таинственном пропавшем незнакомце и о готовности вора описать его подробно. Но вот незадача! В камере случилась в ту же ночь какая-то драка, и задержанный вор нечаянно упал так, что ударился виском об угол кровати. Сразу и помер…
Бокий сам туда выезжал и контролировал следствие. Так и вышел он на эту странную группу и на связь ее с Блюмкиным.
Именно тогда и принял он решение «убрать» Блюмкина. Тем более, что Дзержинский к этому времени отправился в мир иной, а Троцкого из политики выдавили. Помощи Блюмкину уже неоткуда было ожидать.