Архив Шамбала
Шрифт:
Алеша быстро рос, обрастал связями и роскошью, купил домик в Комарове, стал вхож в высокие кабинеты власти, но, как ни удивительно, Льгова не забывал. Два-три раза в неделю он «вызывал» наставника «на консультации». Проходили они на Васильевском, в ресторане «Шалман», — одной из главных «точек» питерского криминалитета, где Кириллов числился одним из самых уважаемых гостей.
Как правило, Алеша на протяжении всего обеда рассказывал о новостях новой криминальной столицы России, а Льгов, в завершение всего, лакируя обед кофе и десертом, высказывал свое мнение. Кириллов благодарил. На том и расставались.
Вот на одном таком обеде Льгов и услышал новое имя — Баир Гомбоев.
— Это что-то невероятное, Владимир Евгеньевич, поверьте. Приехал в Питер два месяца назад, и уже в таком авторитете! Самое интересное, что он ни с кем не связан, никто не видел его больше чем с тремя «бойцами»! Да они у него вообще вместо мебели, поверьте, — Алешин голос дрожал от восхищения. — Позавчера мне удалось договориться с одной командой. Поехали на стрелку. Приезжаем на пяти БМВ, двадцать человек, пораньше, чтобы поляну просечь. Еще две машины подкатывают с другой стороны, там два снайпера на крайний случай. Ровно в назначенное время, минута в минуту, появляется «копейка», из которой выходят три человека. Четвертый — за рулем. Все трое — азиаты, щуплые, соплей можно перешибить. Двое стоят, третий вышел на середину пространства, которое между двумя «договаривающимися сторонами» образовалось. Его сразу окружают «братки». Идут открыто, нагло, уверенно, а ему — хоть бы хны. Потом он вдруг и говорит: «С кем будет разговор?» Браткам пофигу, прут, окружают. Он еще раз спрашивает: «Кто будет говорить?» Опять тишина и движение. Тогда он поднимает руку, прикладывает ее к бровям так, будто от солнца прикрывается. И братки просто останавливаются, как вкопанные. Лица застывшие, глаза бессознательные, пустые. Тут он подходит к одному из них и начинает называть места, где отныне будут собирать деньги они, азиаты. Это что-то потрясающее! Я «братков» видел не в первый раз, им человека убить, — все равно, что высморкаться. А их старший меньше трех стволов никогда с собой не носит, потому что стрелять любит без перерывов, но тут стоял и слушал, как отнимают его «точки». Слушал и кивал головой. Ну, ладно, закончилось все, сели эти трое в машину, уехали. «Братки» постояли все так же еще минут пять. Потом стали рассаживаться по машинам, молча. Спрашиваю «бригадира»: и что будешь делать? А ничего, отвечает, тот же сказал, что это его точки. Ну а ты просто так и отдашь? Так, говорит, он же сказал. А раз сказал, значит, так и будет. Вот, что удивительно и непостижимо, Владимир Евгеньевич. Кто бы мне такое рассказал, я бы на смех поднял. А тут — сам видел. И как вы такое объясните?
Объяснений у Льгова не нашлось. Впрочем, Кириллов, как всегда, ответа и не ждал. Зачем? Он и так звезда! Кто может его превзойти?
Ну а Льгов сейчас эту историю вспомнил и нежданному гостю поведал. Тот не удивился, посмотрел на Льгова открыто и спокойно:
— У меня, уважаемый Владимир Евгеньевич, к вам просьба. Необычная, но законная, и в рамках ваших привычных интересов. Вы ведь изучаете все необычное, нетрадиционное, значит, может быть, и о моих делах что-нибудь знаете.
— В чем же просьба состоит?
— Хочу, чтобы вы занялись розыском материалов о петербургском этапе жизни моего далекого предка, тоже бурята. Имя его — Тумэн Цыбикжапов. Слышали о таком?
— Нет, — признался Льгов. — Не приходилось. Чем он занимался?
— Он занимался восточной медициной, ее народным, так сказать, направлением. Приехал сюда задолго до революции, исчез уже в тридцатые годы.
— Исчез?
— Именно. Исчез неожиданно и непостижимо, так, что даже его самые близкие друзья ничего не знают.
— Но я ведь не милиционер, — попытался возразить Льгов.
— А нам милиционер и не нужен. К вам я обратился потому, что слышал о вашем давнем интересе к разным ненормальным явлениям.
— Ненормальным? — удивился Льгов, хотя, строго говоря, именно такова и была суть его увлечений.
— Да, случаям неординарным, мистическим, можно даже сказать, — уточнил Гомбоев. — Вы, так или иначе, по роду своей деятельности, встречаетесь с людьми, которые занимаются чем-то схожим, не так ли? И я просто прошу, если подвернется удобный случай, поспрашивать у коллег о человеке по имени Туман Цыбикжапов, хорошо? Я готов платить за любую информацию о нем.
Так Льгов впервые услышал о Цыбикжапове. Потом узнавал все больше и больше, не переставая удивляться обстоятельствам жизни этого человека.
Когда Гомбоев появился через две недели, Льгову уже было что сказать.
Расположились в комнате: гость — в единственном кресле, а писатель — за своим столом с аккуратно разложенными листками. Время от времени Льгов брал в руку то один лист, то другой, сопровождая ими свой рассказ.
Перипетии пребывания Цыбикжапова в Санкт-Петербурге в первые годы Гомбоев попросил пропустить, пояснив, что все это есть в письмах, переполняющих семейный архив. Льгов хотел было поинтересоваться, почему письма Цыбикжапова оказались в архиве Гомбоева, но потом вспомнил поговорку «Не буди лихо, пока оно тихо» и от намерения своего отказался — перешел к послереволюционным годам.
Тут-то Гомбоев и начал проявлять активность.
— Давайте-ка ближе к маю двадцать первого года, — попросил он. — Что у вас отмечено?
— У меня? — Льгов стал перебирать листки. — У меня, между прочим, немного. Вот, есть упоминание о некоем докторе, который лечил Цыбикжапова в ноябре двадцать первого года. Так, а до этого? А до этого, до этого, — бормотал Льгов, просматривая записи из папки «1921», — а до этого только упоминание о некоем спиритическом сеансе. Между прочим, странный какой-то сеанс был.
— Почему странный? — насторожился Гомбоев.
— Да, во-первых, Цыбикжапов до этого времени много лет спиритизмом не баловался. Во-вторых, состав участников был в основном, знаете ли, из «бывших». Причем из дворянских кругов, из сановных. В-третьих, автор воспоминаний несколько раз упоминает присутствие неких «серьезных» людей. Почему-то он их связывает с ЧК.
— Почему?
— Вот об этом — ни слова. Видимо, что-то было. А почему вас интересует именно этот период, лето двадцать первого?
— Люди из ЧК, — задумчиво повторил Гомбоев. — Вот что, Владимир Евгеньевич, постарайтесь как можно больше узнать именно о том периоде.
Льгов постарался и выяснил-таки, что в конце мая двадцать второго года Цыбикжапов отправился во главе экспедиции в Тибет.
Узнав об этом, Гомбоев обрадовался, стал расспрашивать подробнее и остался доволен. Уходя, назвал новую дату, вокруг которой следовало «копать».
Спустя три месяца Льгов доложил: все, больше ничего узнать не удалось. Гомбоев долго и дотошно выведывал, но потом даже обрадовался:
— Значит, с этого момента и будем искать.
— Искать? — удивился Льгов. — Но я ведь только что сказал, что больше ничего не нашел. Что же тут искать?
— Когда все скрыто мглой, искать легче, — по-восточному цветасто ответил Гомбоев. — Теперь я могу рассказать больше, потому что вы — человек искренний и заслуживаете доверия. Цыбикжапов — мой прадед. Последнее письмо от него, последнюю весточку принес неизвестный человек, монах, шедший в Тибет. Откуда он шел, как давно видел прадеда, никто не знает. Он ничего не говорил, да его никто и не расспрашивал. Письмо было коротким, видимо, прадед писал его второпях — сыну, моему деду. О том, что часы его земного пути сочтены и уйдет он из жизни путем Воина, в бою. Писал, что имена тех, кто придет убить его, неизвестны, но он называет имя главного врага, человека, который обманул и деда, и его товарищей. Дед с товарищами, чтобы вы знали, в самом деле прибыл в Питер из Тибета, проведя какое-то время в Монголии и Бурятии. Тут, в Питере, он стал заниматься врачеванием, разного рода предсказаниями — всем тем, что было тогда модно и связано с вековой мудростью Тибета. Он даже стал конкурентом известного врача Бадмаева, но никто не знал, что прадед и его товарищи — это люди, пришедшие в город со священной целью. Они должны были найти святыню Тибета — чёрлёнг.