Архив Троцкого (Том 1)

Фельштинский Юрий Георгиевич

Если у солдата связаны руки, то главная опасность — не враг, а веревка, которая связывает руки солдата. Нынешний режим связывает инициативу и самодеятельность партии. Это самая непосредственная, самая острая опасность, ибо она ослабляет партию перед лицом врагов.

21. Членам партии великодушно разрешается представить свои контртезисы. После этого они будут напечатаны в дискуссионном листке. Это будет в лучшем случае за 3—4 недели до съезда. Потом дискуссионный листок будет послан туда, куда Секретариату заблагорассудится его послать. Тем временем идет подготовка партийных конференций, которые должны определить состав съезда. Так называемая «дискуссия» будет объявлена тогда, когда съезд будет уже фактически избран — в составе назначенных Сталиным секретарей. Трудно представить себе более возмутительную игру с партией! Вся эта механика насквозь проникнута духом узурпаторства. Кто против нее не борется, тот не достоин звания большевика. Мы будем бороться до конца.

Вчера исключены за переписывание и распространение платформы оппозиции тт. Охотников, Гутман, Дворес, Кап-линская, Карин, Максимов, Владимиров, Рабинович, Гердов-ский, Воробьев. Это все превосходные партийцы, в большинстве закаленные в боях, несмотря на молодые годы, преданные революционеры, не шкурники, не карьеристы, а подлинные большевики. Исключаемые оппозиционеры в большинстве своем выше тех, которые исключают. Между тем, их не только исключили из партии, но и попытались гнусно оклеветать, припутавши — через ГПУ — к этому делу какого-то никому не ведомого, безыменного «врангельского офицера»[311]. К этому необходимо прибавить. Сегодня, после того как Зиновьев, Смилга и Петерсон написали протест, который я не подписал только потому, что был в отсутствии, после этого Менжинский[312] заявляет, что этот так называемый врангелевский офицер, этот будто бы контрреволюционер есть на деле агент ГПУ, помогающий в раскрытии заговоров. Не знаю, сталкивались ли наши товарищи с ним или нет, но если столкнулись, то, значит, с агентом ГПУ, а не с вранге-левским офицером.

Кто знает историю, тому ведомо, что каждый шаг на пути узурпаторства всегда сопровождался такого рода обвинительными подлогами. Тт. Серебряков, Преображенский[313] и Шаров[314] письмом в ЦК заявили, что они являются организаторами перепечатки платформы. Письмо Политбюро называет заявление этих трех товарищей «ренегатским». Авторы этой брани позорят лишь себя. Серебряков, Преображенский и Шаров по своему политическому и нравственному уровню двумя головами выше тех, которые свои преступления прикрывают руганью. Жалки, трижды жалки те политические банкроты, которые от платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) вынуждены прятаться за спину врангельского офицера. Это не поможет. Ни угрозы, ни репрессии, ни термидорианская клевета, ни бонапартийские подлоги не помешают нам вести работу по охранению революционных традиций партии и обеспечению ее революционного будущего.

Где же выход?

22. Сталин вам подсказывает выход: исключить Троцкого и Вуйовича из Исполкома Коминтерна. Я думаю, что вы это выполните. Но что от этого изменится? Ничего. Или почти ничего. Основные вопросы все равно решаются вне Исполкома и вне Президиума. Вы это знаете не хуже меня. Как всякая мера, которой злоупотребляют, исключения потеряли свою остроту. Только на днях Сталин—Бухарин потребовали от французского ЦК, чтобы он исключил из своей среды Трэна только потому, что Трэн сказал несколько горьких слов правды о китайской политике Сталина—Бухарина. А тов. Нин, один из лучших работников международного пролетарского авангарда, основной работник Профинтерна — что вы с ним собираетесь делать? Он тоже открыто заявил о своей полной солидарности с оппозицией. Какую участь вы ему готовите?

Какие меры вы собираетесь принять в отношении его? В германской партии тов. Тельман в качестве вождя по назначению держится — при всей своей ужасающей политической беспомощности — только потому, что всякий критикующий его отзывается из Германии или исключается. Фактически за спиною Тельмана стоит оппортунист Э. Мейер. Революционные вожди по назначению аппарата не создаются. Люди, которые заранее со всем согласны, никогда не станут настоящими революционерами, тем более революционными вождями. Я ничего не хочу говорить лично обидного для Шмераля, Пеппера, Куусинена и других. Но это не те товарищи, которые могут взять на себя инициативу в борьбе пролетариата за власть. А большевиками именуются не те люди, которые подчиняются каждому приказу Секретариата ВКП, а те, которые умеют бороться за диктатуру пролетариата.

23. Исключения не помогут. Их слишком много. Их становится все больше. Режим Сталина потрясает партию односторонними дискуссиями, исключениями и всякими вообще репрессиями. Партия не выходит из состояния дискуссионной лихорадки, прививаемой сверху: аппарат начинает каждый месяц новую дискуссию, аппарат дает ей тему, питает ее ложными материалами, подводит ей итоги, совершает суд и расправу, откладывает съезд на год, теперь подготовляет съезд из своих собственных аппаратных работников, заранее назначенных, которые должны уполномочить верхушку вести эту же работу и дальше. Режим Сталина все дороже обходится партии и международной революции.

24. Вы скажете: значит, разрыв, раскол? На это отвечаю: вся политика Сталина направлена на раскол, вернее, на ряд последовательных отколов, которые должны все учащаться и углубляться. Помешать этим последствиям может только партия, вернувшая себе свои права. Для этого она должна понять грозящие ей опасности. Наша платформа целиком подчинена этой цели. Всякий, кто распространяет нашу платформу, служит единству партии на революционной основе ленинизма. Выход один: честный съезд. То же и для Коминтерна. Сперва опубликование всех документов. Затем обсуждение. Затем — международный конгресс.

25. Вы скажете: значит, оппозиция добивается разрыва со Сталиным и Бухариным? Нет. У нас дело идет о линии партии, а не лично о Сталине, Бухарине и других.

Личное несчастие Сталина, которое все больше становится несчастием партии, состоит в грандиозном несоответствии между идейными ресурсами Сталина и тем могуществом, которое сосредоточил в его руках партийно-государственный аппарат. В так называемом «Завещании»[315], в котором Ленин, взвешивая каждое слово, давая оценку руководящим элементам партии, он особенно тщательно предупредил партию насчет Сталина, его грубостей и нелояльностей, его злоупотребления властью и насчет Бухарина — его схоластичности, его неспособности овладеть марксизмом. Эту оценку Ленин давал в то время, когда писал другие свои гениальные советы партии. Незачем говорить, что в отзывах Ленина не было ни капли пристрастия, недоброжелательства и пр. Он руководился в этом документе более чем всегда, партийно-политическими соображениями — и только. Своим очень мягким по форме, но очень жестким по содержанию отзывом о Сталине и Бухарине Ленин вовсе не хотел заклеймить или изолировать их. Он хотел лишь предупредить партию насчет того места, которое они могут занимать в коллективном руководстве. Все письмо Ленина проникнуто той мыслью, что при наличных силах и условиях руководство партией может быть только коллективным. Бюрократический режим неотвратимо ведет к единоличию. Коллективное руководство мыслимо только на основах партийной демократии. Мы думаем, что и в отношении руководства еще не поздно вернуться к советам, которые Ленин преподал в своем завещании. Но как ни важен этот вопрос, над ним стоит другой вопрос, более важный: нужно вернуть партию на рельсы ленинской политики и ленинского режима. На эти же рельсы нужно вернуть и Коминтерн.

Этой задаче посвящены все наши силы. Мы изложили свои взгляды в платформе, в выработке которой принимали полное или частичное участие не менее 200 старых партийцев-большевиков. Не менее тысячи партийцев уже присоединили свои подписи к этой платформе, которую все они вместе с нами поставили своей задачей поставить на открытое обсуждение партии и Коминтерна. Мы этого добьемся во что бы то ни стало.

Л. Троцкий

Л. Троцкий:

В секретариат цк тов. Янсону[316]

Ввиду отсутствия из Москвы отвечаю на Ваш запрос по поводу тов. Енукидзе с запозданием.

Речь у меня шла о линии тов. Енукидзе с Февральской революции, точнее с мая, когда я прибыл из канадского плена, до Октябрьской.

Енукидзе утверждает, что он и в это время был большевиком. Я ему напомнил, что он занимал колеблющуюся выжидательную позицию — вроде Элиавы[317] или Сурица[318] — и что я два раза говорил ему: «Идите к нам». На это Енукидзе несколько раз возражал: «Никогда я с вами не разговаривал». И далее: «Я с ним знаком лично никогда не был и никогда не говорил с ним».