Архив
Шрифт:
— Из нас получилась неплохая команда, мисс Бишоп.
— Точно.
Это правда, и она заставляет меня не обращать внимания на жар в груди и легкое волнение, похожее на трепыхание крыльев бабочки. Это просто Уэсли. Мой друг и напарник. Может, когда-нибудь мы с ним станем Отрядом. Боязнь потерять его заставляет меня держать в узде свои страсти.
— В следующий раз, — говорю я, отстраняясь, — не открывай мне дверь.
Я отмываю запачканную раковину и оставляю Уэса одного, чтобы он мог одеться, но он идет за мной по коридору, словно забыв о рубашке.
— Видишь, что я получил за свое стремление быть с тобой джентльменом.
Бог ты мой, он даже сейчас флиртует!
— Больше никакого джентльменства, — отрезаю я, направляясь к себе. — Совершенно очевидно, что оно не доведет тебя до добра.
— Очевидно, — спокойно соглашается он и непринужденно обхватывает меня сзади.
Я шиплю, скорее от боли, чем от неожиданного шума. Он выпускает меня.
— Что с тобой? — Он тут же настраивается на деловой лад.
— Ничего, все нормально. — Я потираю ребра.
— А ну снимай футболку!
— Тебе придется напрячься гораздо больше, чтобы соблазнить меня вот так, Уэсли Айерс.
— Я все равно уже полуголый, — возражает он, — так что это хотя бы будет честно.
Я смеюсь, и у меня страшно болят бока.
— И я не пытаюсь тебя соблазнить, — говорит он, выпрямляясь. — Я хочу помочь. Дай посмотреть.
— Я не хочу на это смотреть, — отпираюсь я. — Я бы вообще не хотела ничего об этом знать.
Мне удалось принять душ и переодеться, так и не увидев собственные ребра. Как правило, раны болят сильнее, если на них смотришь.
— Замечательно. Тогда просто закрой глаза и дай мне посмотреть вместо тебя.
Уэсли протягивает ко мне руки и хватается за край футболки. Затем замирает, чтобы убедиться в том, что я не стану его бить, и стаскивает мою футболку через голову. Я смотрю в сторону, решив тщательно подсчитать количество ручек и карандашей в стакане на моем столе. Я невольно вздрагиваю, когда ладонь Уэсли легонько касается моей талии, но его шум отвлекает меня от боли, до тех пор, пока он не поднимает руку и…
— Ай! — Я смотрю вниз. По моим ребрам расползается гематома.
— Тебе стоит проверить ребра, Мак.
— Я думала, ты как раз этим и занимаешься.
— Я имею в виду осмотр врача. Тебя нужно отвести к Патрику, просто на всякий случай.
— Ни за что, — огрызаюсь я. Патрик — последний, кого бы я хотела сейчас видеть.
— Мак…
— Я сказала нет, значит нет.
Боль пульсирует в моих ребрах, когда я делаю вдох, но я хотя бы могу его сделать, и это радует.
— Как-нибудь выживу, — отшучиваюсь я и подбираю свою футболку.
Уэс опускается на мою кровать, и я едва успеваю натянуть футболку, как раздается стук в дверь, и, не дождавшись ответа, на пороге возникает мама с тарелкой овсяного печенья с изюмом.
— Маккен… Ой.
Она неправильно оценивает открывшуюся перед ней картину: полуголого Уэсли, устало растянувшегося на моей постели, меня, поспешно натягивающую футболку (чтобы скрыть синяки). Я изо всех сил стараюсь выглядеть смущенно, и это не так уж сложно.
— Привет, Уэсли. Я не знала, что ты здесь.
Это, конечно, наглая ложь, потому что мама, как бы она меня ни любила, не станет заходить ко мне с тарелкой печенья и полным кофейником, а уж тем более с такой милой улыбкой на лице. Когда она успела вернуться домой?
— Мы вместе ходили на пробежку, — быстро говорю я. — Уэс пытается помочь мне вернуть спортивную форму.
Уэсли делает несколько подчеркнуто неуклюжих движений «на растяжку», ясно давая понять, что бегун из него такой же, как балерина. Я его убью.
— М-м-м, — откликается мама. — Ну, что ж… я тогда просто… положу их вот здесь.
Она ставит печенье на нераспакованную коробку, не сводя с нас глаз.
— Спасибо, мам.
— Спасибо, миссис Бишоп, — говорит Уэсли. Я замечаю, что он смотрит на печенье с улыбкой голодного волка. Он почти такой же талантливый лжец, как и я, и это понемногу начинает пугать.
— И кстати, Мак, — говорит мама, стянув одно печенье с тарелки.
— Да?
— Оставь дверь открытой, пожалуйста, — невинно щебечет она, похлопав ладонью по дверному косяку, и уходит.
— И как давно мы с тобой… м-м-м… бегаем? — невинно интересуется Уэс.
— Несколько дней. — Я запускаю в него печеньем.
— Это радует. — Он ловит печенье на лету и тут же схомячивает. Потом снимает с прикроватного столика медведя. Медведь больше не носит глупые пластмассовые очки — я положила их рядом перед тем, как отправилась за братом. У меня начинает болеть сердце. Пропал, пропал, пропал, — стучит пульс у меня в голове.
— Это его медведь? — спрашивает Уэс с искренним состраданием. Я понимаю, что это не его вина — он не в состоянии это осознать — но я ненавижу, когда люди так себя ведут.
— Бен ненавидел этого медведя, — признаюсь я. Но Уэсли все равно осторожно и почтительно ставит его на место.
Я падаю на кровать. Что-то больно впивается мне в бедро, и я вытягиваю из кармана ключ Отряда.
— Мы висели на волоске, — замечает Уэс.
— Но мы это сделали, — говорю я.
— Да. Мы это сделали.
Он собирается улыбнуться, но вдруг становится серьезным. И я тоже чувствую, в чем дело.
Уэс достает из кармана свой Архивный лист, а я — свой. Мы одновременно разворачиваем их и видим одно и то же сообщение.