Шрифт:
Глава 1
Участковый инспектор милиции Михаил Федорович Кротов понуро сидел за своим стареньким письменным столом в узком, как пенал, служебном кабинетике и сосредоточенно низал одну на другую канцелярские скрепки, горкой возвышавшиеся в старомодной стеклянной пепельнице. Одна стена «пенала», за спиной участкового, была увешана листовками с цветными знаками из Правил дорожного движения, на другой висел большой плакат с красноносым морщинистым пьяницей, обнимающим зеленую бутылку. Надпись на плакате предупреждала: «Алкоголь – враг здоровья!», а на лбу пьяницы белел наклеенный прямоугольник чистой бумаги. Тишину в кабинете нарушал лишь приглушенный перестук костяшек на счетах, доносящийся из колхозной бухгалтерии.
Участковый был
Однако не о войне думал сейчас участковый – война, хотя и ноющая, но затянутая временем рана. Невеселые мысли Кротова были заняты текущей милицейской службой. Давно бы ему пора отправиться на заслуженный отдых. И годы уже перемахнули пенсионный рубеж, и служебного стажа с лихвой хватает, да вот начальник РОВД подполковник Гладышев который год тормозит отставку, шуточками отделывается. Мол, ты, Михаил Федорович, стал в нашем районе музейным экспонатом и вполне можешь побить всесоюзный рекорд милицейского долгожительства. Шутки шутками, а если говорить серьезно, то, видать, не все благополучно у подполковника с кадрами – не может он подыскать толкового сотрудника на село.
Собственно, милицейская служба не угнетала участкового инспектора. За сорок с лишним лет Кротов настолько втянулся в нее, что, откровенно сказать, даже не представляет сейчас, как можно жить без служебных забот. Это ведь только со стороны кажется, будто сельскому участковому живется беззаботно, словно коту в Масленицу. Забот хватает – преступления и в селах не редкость. Конечно, основная задача участкового – профилактическая работа по предупреждению преступности, но, чего скрывать, не до каждого ума профилактика доходит. Да и невозможно все предусмотреть заранее, предупредить каждую беду. ЧП – оно всегда как гром с ясного неба. Взять хотя бы последний пример. Вчера заведующая сельмагом Бронислава Паутова привезла из райпо больше сотни банок черносливного компота. Селяне мигом его расхватали. В Сибири сливы не растут, каждому охота полакомиться. И налакомились! К вечеру чуть не вся деревня завеселела. Попробуй, участковый, предусмотри такое безобразие, когда вся страна объявила пьянству бой, а кооперативная торговля, будто вредитель, направляет в село трехгодичной давности компот, от которого за рублевку – хоть песни пой. И какие меры теперь принять участковому к заведующей сельмагом, организовавшей коллективную «пьянку»? Либо привлечь Паутову к ответственности за нарушение правил торговли спиртными напитками, либо вообще не поймешь, что с ней, опытной торговкой, делать…
Неприятность, как и беда, в одиночку не ходит. Не успел Кротов сегодня с утра пораньше пристращать Паутову, к магазину подкатил на грузовике Толик Инюшкин и прямо-таки огорошил участкового – недалеко от Серебровки, возле Ерошкиной плотины, мелиораторы начали корчевать старые пни и разрыли человеческий скелет. Пришлось срочно мчаться с Толиком к Ерошкиной плотине. В развороченной бульдозером ямке и вправду среди пожелтевших костей таращил пустые глазницы натуральный людской череп. Поприглядывался участковый к нему и так и сяк, даже осторожно повернул срезанной талинкой с боку на бок, но ничего понять не смог: то ли это древнее захоронение с незапамятных времен, то ли концы какого-то нераскрытого преступления были зарыты в землю.
Наказав бригадиру Серебряковской бригады Гвоздареву – под личную ответственность! – сохранить в неприкосновенности место обнаружения, Кротов по телефону доложил подполковнику Гладышеву о загадочном скелете и теперь с часу на час ждал следственно-оперативную группу, которую незамедлительно обещал прислать начальник райотдела.
Участковый аккуратно уложил длинную цепочку нанизанных скрепок в пепельницу, тяжело вздохнул и уставился взглядом в распахнутое настежь окно. Деревня казалась вымершей. На редкость сухой и теплый для Сибири сентябрь увлек в поле всех работоспособных колхозников. Уборочная страда для крестьянина издавна – святое дело. Если бы не этот загадочный скелет, не сидел бы Кротов сейчас в своем кабинете. Не утерпел бы, чтобы не показать молодежи крестьянскую сноровку либо в ремонтной мастерской, либо на колхозной зерносушилке.
Привык участковый инспектор к крестьянскому труду. Личное подсобное хозяйство содержит в образцовом порядке – пример людям показывает. А как же не быть участковому на селе добрым примером и рачительным хозяином? Здесь каждый друг у друга на виду, будто на ладошке. Нельзя охранять правопорядок, будучи самому лодырем и разгильдяем.
Три больших старинных деревни составляют «околоток» Кротова. Березовка – здесь находится центральная усадьба колхоза, а стало быть, и служебный кабинет участкового; Серебровка, где живет Кротов, в трех километрах от Березовки, и Ярское – на противоположном берегу широкого и длинного озера, расплеснувшегося от самой околицы Березовки. Называется озеро Потеряевым. Летом в тихую погоду оно походит на громадное зеркало. В непогодь озерная вода чернеет, вся водная ширь покрывается пенистыми гребнями. Сминая прибрежные камыши, гонимые ветром волны с разбегу бухают в обрывистый берег. Только в одном месте, у околицы, водяные валы сердито шипят по отлогому скосу, зализывая на песке отпечатки ребячьих ног. После каждого такого буйства на берегу остаются желтые кувшинки с длинными измочаленными стеблями, осколки старинной глиняной посуды, пустые бутылки, а иной раз волны вымывают из песка проржавевшие винтовочные и снарядные гильзы – мрачные отголоски колчаковского бегства.
Раньше через Березовку и Ярское проходил оживленный почтовый тракт. В ту пору на озере была паромная переправа. Напрямую, через озеро, расстояние между этими селами – сущий пустяк, не больше двух километров, в объезд же – сорок с лишком получается. Вот и сокращали ямщики путь. Зимой по озерному льду дорогу торили, летом паром выручал. Рядом с паромной переправой, на взгорке, возвышался богатый трактир отставного штабс-капитана Гайдамакова. По рассказам стариков, отступающие колчаковцы спалили дотла двухэтажный трактирный дом, а паром разнесли вдребезги пушечным снарядом. При советской власти, когда на Кузбасс провели железную дорогу, старый тракт потерял свое значение. Восстанавливать паромную переправу не стало смысла, и теперь о ней напоминают лишь догнивающие у берега лиственичные столбы бывшего причала…
Размышления участкового прервал неожиданно вошедший в кабинет председатель колхоза Игнат Матвеевич Бирюков – гвардейского роста, но заметно сутуловатый и поседевший. Председатель, как и участковый, тоже имел право отдыхать на пенсии, однако в районном агропроме каждый раз, когда он подавал заявление, уговаривали «повременить еще годик». Не хотелось районному руководству терять одного из лучших председателей колхоза.
– Что там, Михаил Федорович, у Ерошкиной плотины?.. – присев у стола напротив участкового, хмуро спросил Бирюков.
Кротов развел руками:
– Трудно сказать, Игнат Матвеевич. Полагаю, старое захоронение, поскольку нераскрытых преступлений, связанных с убийством, за время моей сорокалетней службы здесь не числится. Без вести, сам знаешь, у нас тоже никто не терялся.
– А в соседнем районе?
– В таких случаях нас, участковых, извещают… – Кротов помолчал. – Думается мне, что зарыт покойничек в землю еще в ту пору, когда к Ерошкиной плотине со стороны Серебровки подступал лес.
Бирюков задумался: