Архивных сведений не имеется
Шрифт:
Мать приехала к вечеру следующего дня: Петухов не стал ее дожидаться, он торопился на поезд – опять уезжал на Крайний Север. Прощание получилось тягостным; оба чувствовали себя почему-то скованно, неловко. Алеша проводил гостя к трамвайной остановке, где неожиданно для Петухова расцеловал его. Порыв юноши растрогал старого большевика до слез; они договорились писать друг другу.
Тонкая, высокая фигура юноши, чем-то напоминающая Петухову одинокую лиственницу на макушке сопки, невесть как забравшуюся туда и теперь обдуваемую всеми ветрами, уже давно исчезла за поворотом, а Василий Емельянович все еще
Вещи отца мать заметила сразу, как только переступила порог комнаты – Алеша положил их на виду посреди письменного стола. С вдруг застывшим лицом она подошла к сыну, словно боясь обжечься, протянула руку, взяла обручальное кольцо, прижала его к груди и, теряя сознание, беззвучно упала Алеше на руки…
2
Букет полуувядших роз сиротливо торчал в стеклянной банке из-под вишневого компота. На кушетке лежал небритый капитан Савин и, бездумно уставившись в потолок, страдал: последняя, довольно продолжительная командировка в Москву окончательно разрушила робкие попытки Бориса покончить с холостяцким образом жизни. А если короче – о, эти коварные женщины! – Наташка вышла замуж, даже не позаботившись известить его о таком важном социальном свершении.
И когда он субботним вечером, едва отряхнув дорожную пыль и побрившись как никогда тщательно, появился у порога ее квартиры с многострадальным букетом роз, из-за которого ему пришлось объездить пол-Москвы, и, изобразив на лице улыбку, позвонил, дверь открыл широкоплечий, спортивного вида малый и ехидно осведомился: "Вы к кому? К Наташе? Простите, вы Савин? Вот и хорошо. Знаете, Наташа, моя жена, просила вам передать, что ее нет дома". "А когда будет?" – сдуру ляпнул ошеломленный капитан, которому в этот момент неожиданно изменила вся его профессиональная проницательность. "Для вас никогда…" – с легким сожалением, как на умственно недоразвитого, посмотрел на него удачливый соперник и плотно прикрыл дверь квартиры.
Букет Савин не выбросил. Неизвестно почему. Принес в свою крохотную комнатушку и даже поставил в банку с водой. Как монумент своей глупости и фатального невезения – утешал себя, глядя на прихваченные морозом лепестки.
В управление не звонил, ночью выпил чашек десять круто заваренного чаю, уснул только под утро.
Проснувшись, подкрепился банкой тушенки, невесть какими судьбами завалявшейся в холодильнике, погрыз закаменевший сухарик и снова забрался на кушетку…
В дверь постучали настойчиво и сильно – звонок сломался года два назад, и Савин, уходя на работу, клятвенно обещал себе почти каждый день, что уж сегодня вечером он починит его обязательно.
"А вдруг Наташка!" – словно ветром сдуло Савина с постели, и он заячьим скоком заметался по комнате, запихивая подальше от глаз разбросанные вещи. Смахнул в мусорное ведро остатки завтрака и, на ходу застегивая рубаху, подошел к двери.
– Сейчас!
– Силен поспать… Здоров. С приездом, – затопал унтами на пороге, стряхивая снег, КаВэ Мышкин.
– А-а, это ты… – разочарованно сник Савин. – Привет… Проходи.
– Что, не рад?
– Почему, рад… – вяло пожал ему руку Савин. – Как узнал?
– Земля слухом полнится… – Мышкин покопался в кармане полушубка и положил на стол большую пачку индийского чая. – По случаю приезда скромный подарок… Перекусить найдется?
– А кто его знает. Сухари, кажется, есть. И сахар.
– Подходит. У меня тут еще кое-что имеется… – вытащил из-за пазухи сверток. – Вяленый хариус… Подкрепившись, Мышкин похлопал Савина по плечу:;
– Не горюй, Боря. Все что ни есть – к лучшему.
– Ты о чем?
– Да ладно, не темни. В райотделе уже в курсе… Неплохая девка Наташка, но знать не судьба тебе с нею.
– Иди ты!.. Судьба, не судьба… Гадатель нашелся. Сам разберусь, что к чему.
– Не горячись, Боря. Поздно уже разбираться. Что, морду бить ему пойдешь? Он-то при чем?..
– Послушай, Костя, имею я право хоть в этом случае быть не милиционером, а простым человеком, мужчиной?! Да не полезу я в драку, можешь не сомневаться. Если, конечно, не придется сдачи дать… А вот с Наташкой я должен поговорить, обязательно должен!
– Как хочешь, дело твое. Только о чем ты будешь говорить? Просить, чтобы вернулась к тебе?
– Не знаю… Просить не буду… Просто поговорить хочу.
– Ну-ну, давай… Как рыбка? Хороша, ничего не скажешь. Между прочим, Саша Кудрявцев угостил. Он и для тебя припас – осенью путину ты по столицам прокатал… Слушай, Борька, а как там наши дела? Что нового привез?
– Долгий разговор… А, в общем-то, дело дрянь.
– "Хоронить" придется?
– Не знаю. Что шеф скажет.
– Ну а твое мнение?
– Не хотелось бы… Да вот беда – не знаю теперь, с какой стороны к этому делу подступиться. Все настолько запуталось и осложнилось, что просвета никакого не видно. Впрочем, возьми папку – вон там в столе, ознакомься с последними данными.
Пока Мышкин, устроившись на кушетке, занимался бумагами, Савин побрился, переоделся в свежую рубашку и подмел в комнате.
– Значит, Христофоров-Раджа "лег на дно"?
– Похоже. Всесоюзный розыск объявили, но пока безрезультатно. Ребята из МУРа сейчас его связи отрабатывают, да, боюсь, толку из этого будет мало – хитер, старый лис, – Савин присел рядом с Мышкиным.
– А как с шифровкой?
– Никак. Отыскали только источник, откуда взято изречение. Да вот сам смотри: Бытие, первая книга Ветхого завета. Двенадцатая глава. Жизнеописание праотца Авраама и его жены Сарры. Читай, здесь полный текст…
– "И сказал Господь: "Пойди из земли твоей, от родства твоего в землю, которую я укажу тебе; и я произведу от тебя великий народ и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословении, и злословящи тебя прокляну, и благословятся в тебе все племена земные". Уф… – Мышкин перевел дух. – Красиво говорил бог Элогим бедному Аврааму…
– Интересно, что хотел сказать тот, кто преподнес нам эту загадку?
– Послушай, Савин, а что если это не шифровка?
– Как это не шифровка? Ты сомневаешься в этом?