Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь
Шрифт:
Он тоже меня узнал. Черт, вот она, слава!
Мыш снова зарычал – тихо-тихо, едва слышно.
Взгляд жабеныша метнулся к собаке, и глаза его расширились. Он оглянулся на Крейна.
Мгновение-другое никто не трогался с места. Крейн и Мёрфи продолжали улыбаться своими профессиональными улыбками. Жабеныш оставался похожим на жабу. Я изображал скучающий вид. Но сердце мое забилось сильнее, потому что инстинкты подсказывали: до открытого насилия рукой подать.
– Тут полно свидетелей, Дрезден, –
Я склонил голову набок и задумчиво поджал губы:
– Вы правы. А вы знаменитость. Это классная возможность для рекламы. Я не появлялся на телевидении со времени того шоу у Ларри Фаулера.
Выражение его лица изменилось, улыбка сделалась холодной, жесткой.
– Вам не положено открывать себя миру.
Я ухмыльнулся ему в лицо:
– Как вернетесь к себе в номер, возьмите «Желтые страницы» и почитайте. Я там есть. В разделе «Чародеи».
Жабеныш снова сглотнул.
– Вы с ума сошли, – сказал Крейн.
– Чародеи – они такие, сумасшедшие, – согласился я. – А имя Дарби вам как-то не очень идет.
Крейн чуть вздернул подбородок, и во взгляде его мелькнуло вдруг что-то похожее на одобрение. Не знаю почему.
Черт, терпеть не могу, когда кому-то больше моего известно о том, какую глубокую яму я сам себе вырыл.
– Правда? А кому оно идет?
– Должен признаться, единственный Дарби, которого я видел до сих пор, был в том фильме про гномов с Шоном Коннери, – сказал я. – Назовем это интуицией.
Он поджал губы и промолчал. С минуту мы наслаждались очередной безмолвной паузой. Напряжение продолжало возрастать.
Тишину нарушила Мёрфи.
– Часов, скажем, в десять сойдет, Дарби? – невозмутимо осведомилась она. – В здешнем буфете. Нам не хотелось бы нарушать ваш столь плотный график.
Он посмотрел на Мёрфи, на меня, снова на нее – и опустил руку. Потом чуть кивнул ей, повернулся и удалился в толпу.
Жабеныш смотрел на нас еще три секунды, а затем поспешил за своим боссом, время от времени оглядываясь через плечо.
Я медленно выдохнул и прислонился к стене. Забавная это штука – адреналиновая буря без разрядки. Мышцы ног сжимались и разжимались сами собой, свет в коридоре вдруг показался мне слишком ярким. Ушибленная голова заболела чуть сильнее.
Мёрфи продолжала стоять не шевелясь, но я слышал, как она успокаивает дыхание. Мыш сел и напустил на себя скучающий вид; впрочем, уши его оставались настороженными, повернутыми в ту сторону, куда удалились режиссер и его юрист.
– Ну, – произнесла Мёрфи вполголоса, выждав еще секунду. – Что все это означало?
– Мы чуть не подрались, – сказал я.
– Это я заметила, – терпеливо проговорила Мёрфи. – Но почему?
– С ним что-то не так, – буркнул
Нахмурившись, она оглянулась на меня через плечо:
– Что?
– Я же тебе сказал. Что-то очень не так. – Я тряхнул головой. – Больше сам пока не знаю.
Она озадаченно моргнула:
– Что ты имеешь в виду?
– Трудно объяснить. Что-то в нем насторожило меня. Когда он протянул тебе руку, это показалось мне… опасным.
Мёрфи покачала головой:
– Я решила, он хочет хотя бы руку потискать. Немного оскорбительно, но опасного тут ничего нет.
– В данном случае, возможно, было опасно, – не сдавался я.
– Ты уверен, что он по твоей части? – спросила она.
– Угу. Он меня узнал. И начал выдвигать стандартные для старого мира аргументы против прилюдной конфронтации. Да и Мышу он не понравился. Как и его юрист.
– Вампир? – поинтересовалась она.
– Не исключено. – Я пожевал губу. – Но это может быть кто угодно. Черт, да он, возможно, просто человек. Мы слишком мало знаем, чтобы делать выводы.
– Думаешь, он замешан в этих нападениях?
– Хотелось бы верить, – ответил я. – Если бы решал я, он явно претендовал бы на роль поганца. Все отметины налицо.
– Если это он, то мне он не по зубам, – вздохнула она. – У него ушлый адвокат, и он уже переговорил с Грином и с Ричем. Любое мое давление реально будет расценено как нарушение прав. Грин не станет действовать на основании одних моих подозрений.
– Что ж, – сказал я. – Нам повезло, что я не Грин.
Мы с Мёрфи отправились в обход по гостинице. Я открыл непочатую упаковку синего пластилина и, отщипывая маленькие кусочки, незаметно лепил их на дверные наличники, на внутреннюю поверхность цветочных горшков, в шкафы с огнетушителями, помечая таким образом все пересечения коридоров и выходы с этажей. И конечно, я постарался оставить побольше своих незаметных синих меток в коридорах и вестибюлях, примыкающих к залам, в которых проходили мероприятия – особенно объявленные на приближающийся вечер.
– А сейчас мы что делаем? – поинтересовалась Мёрфи.
– Сплетаем заклятие, – ответил я.
– Пластилином?
– Да.
Она недоверчиво на меня покосилась.
Я вытряхнул из упаковки остававшуюся там большую часть пластилина и показал ей:
– Маленькие кусочки, которые я оставляю по всему дому, являются частицами этого большого куска. Ясно?
– Не очень, – призналась Мёрфи.
– Они только что были с ним одним целым. Даже будучи отделенными от него, они сохраняют с ним тауматургическую связь, – объяснил я. – Из этого следует, что, используя большой кусок, я смогу установить связь с мелкими частицами.