Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби
Шрифт:
– Это правда, – сказал он. После этой короткой потасовки он выдохся намного меньше моего. – Клянусь.
Я не удержался от слегка истеричного смешка:
– Постойте-ка, это мы уже слышали. Теперь вам положено сказать: «Спросите у своего сердца – оно подскажет, что это правда».
Томас пожал плечами:
– Вы хотели знать, почему я вам помогал. Почему рисковал ради вас. Что ж, вот вы и знаете почему.
– Я вам не верю.
– Тьфу, – устало вздохнул Томас. – Говорю же вам: правда.
Я мотнул головой:
– Кто, как не вы, говорил: вы пользуетесь людьми как орудиями. Полагаю,
– В конечном счете может выйти и так, – ответил он. – Но помочь Артуро я вас просил вовсе не поэтому.
– Тогда почему?
– Потому что он достойный человек, который не заслужил, чтобы его убили, а сам я не в состоянии помешать этому.
С полминуты я обдумывал услышанное.
– Но это ведь не единственная причина, – сказал я наконец.
– Что вы хотите этим сказать?
– Инари. Вы прямо как с катушек слетели, когда тот вамп навалился на нее. Она-то с какого боку во всей этой истории?
Томас прислонился к стене рядом с портретом моей матери и рукой откинул упавшие на лицо волосы.
– Она еще не подвержена Голоду, – сказал он. – Но стоит ей начать кормиться – и обратного пути нет. Она станет как мы все, остальные. Отец подталкивает ее к этому. Я пытаюсь помешать.
– Зачем?
– Затем… если она в свой первый раз будет влюблена, это убьет ее Голод. Освободит ее. Думаю, она достаточно повзрослела и способна на такую любовь. Есть один молодой человек, о котором она всем уши прожужжала.
– Бобби?! – поперхнулся я. – Этот мордоворот-мачо?
– Не будьте к нему слишком строги. Вот вы бы сохранили уверенность в себе, если бы вам светило целый день трахаться под объективами камер на глазах у девушки, которую вам хотелось бы пригласить в ресторан?
– Вероятно, для вас это станет потрясением, но о такой возможности я даже не думал.
Томас на мгновение сжал губы:
– Если парень тоже полюбит ее в ответ, она сможет жить. Жить, не беспокоясь о таком… – голос его сорвался, – о таком, как то, что случилось с Жюстиной. Как то, что сделал отец с остальными моими сестрами.
– Что вы хотите этим сказать? Что такого он делал с ними?
– Утверждал свое превосходство над ними. Чтобы его энергия была заведомо больше, чем у них. Его Голод сильнее, чем их Голод.
Мой желудок болезненно сжался от отвращения.
– Вы хотите сказать, он кормился собственными… – Я даже договорить не смог.
– Желаете более подробного описания? Это совершенно традиционный способ утверждения статуса в семьях Белой Коллегии.
Я поежился и покосился на портрет матери:
– Господи! Гадость какая.
Томас кивнул с мрачным и жестким выражением лица:
– Лара – одна из самых талантливых и умных людей, с какими мне доводилось встречаться. Но в его присутствии она превращается в покорную собачку. Он полностью подчинил ее своей воле. Заставил выполнять все свои прихоти – более того, молить о них. Я не позволю, чтобы то же самое случилось с Инари. Особенно теперь, когда она имеет шанс жить собственной жизнью.
Я нахмурился:
– Почему он тогда не проделал того же с вами? Не заставил стать таким же, как они?
Томас поморщился:
– Его вкусы не заходят так далеко.
– Спасибо
– Не совсем. Он не хочет, чтобы я мешался у него под ногами. Он разделается со мной – это всего лишь вопрос времени. Все его сыновья до единого погибли при таинственных обстоятельствах, не позволяющих доказать его причастность. Я первый из его потомков мужского пола, доживший до такого возраста. Отчасти благодаря вам, – он зажмурился, – отчасти благодаря Жюстине.
– Адские погремушки, – пробормотал я. Очень уж странно все оборачивалось. – Постойте, давайте проясним ситуацию. Вы хотите, чтобы я помог вам спасти девочку, сверг жестокого тирана и защитил невинных от угрожающей им черной магии. И вы хотите всего этого от меня на том основании, что вы мой пропавший единоутробный брат, которому нужна джентльменская помощь в борьбе за правое дело.
Он снова поморщился:
– Более или менее… только не столь мелодраматично.
– Нет, право же, вы надо мной смеетесь. Если это розыгрыш, то дурацкий.
– Отдайте мне должное, Дрезден, – вздохнул он. – Уж чего-чего, а разыгрывать я умею. Будь на вашем месте кто другой, я бы придумал историю получше.
– Забудьте, – сказал я. – Будь вы со мной откровенны с самого начала, может, я и помог бы. Но вся эта чушь насчет моей матери – это уже чересчур.
– Она и моя мать, – возразил он. – Ну же, Гарри, вы ведь и сами знаете, что она не настолько чиста, как свежевыпавший снег. Я знаю, за последние годы вам стало кое-что известно. Она была чертовски опасной ведьмой и водилась с разными дурными личностями. В том числе с моим отцом.
– Врете! – закричал я. – Как вы мне это докажете?
– А что вас убедит? – спросил он. – Доказательства хороши для тех, кто мыслит логично, а вы в данный момент на такого не очень похожи.
Злость немного отступила. Все-таки маловато я отдохнул – усталость мешала мне подогревать злость как следует. Все тело болело. Я сполз по стене и так и остался сидеть.
– Все равно чушь какая-то. – Я потер глаза. – С какой это стати ей было якшаться с вашим папашей?
– Бог ее знает, – сказал Томас. – Все, что мне известно, – это то, что у них были какие-то общие дела. Которые потом переросли в нечто другое. Отец пытался оставить ее при себе, но она оказалась сильнее, не поддалась полностью его чарам. Она сбежала от него, когда мне не исполнилось и пяти лет. Насколько мне удалось узнать, она познакомилась с вашим отцом спустя год после этого. Еще будучи в бегах.
– В бегах? От кого?
Он пожал плечами:
– От моего отца, возможно. Или от кого-то еще из Коллегии. Или от вашего Совета. Не знаю. Она впуталась в какое-то нехорошее дело и хотела из него выкарабкаться. Кто бы ни участвовал в этом с ней, они не хотели отпускать ее. По крайней мере, живой. – Он развел руки ладонями вверх. – Это почти все, что мне самому известно, Гарри. Я пытался откопать все, что вообще о ней известно. Но кто захочет говорить со мной?
Мне начало неприятно жечь веки, а в груди заныло. Я поднял взгляд на портрет матери. Даже на картине видно было, как бьет из нее жизненная сила, сколько этой жизни заключено в ней самой и в окружающей ее ауре. Только сам я этого узнать не успел. Она умерла в родильной палате.