Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Он вздохнул.
— Попробую как-нибудь справляться без тебя некоторое время, — продолжал я. — Обо мне не беспокойся.
Он перевернулся пузом вверх и бросил на меня еще один отчаянный взгляд.
— Ха. И не напрашивайся, не пожалею. Знаем таких, — я наклонился и почесал ему ляжки.
Минутой спустя отворилась дверь со двора, и вошел Томас.
— Ну наконец-то, — сказал он. — Я так долго торчал в машине, что думал, дырку в сидении попой прокручу.
— Извини.
— Ничего, выживу как-нибудь. Чем могу помочь.
— Возвращайся в машину и подбрось меня до дома.
Томас испепелил меня взглядом. Потом пробормотал что-то себе под нос, вынул из кармана ключи и снова вышел на улицу.
— Вы невыносимы, — с ухмылкой заметила Молли.
— Чего? — возмутился я. — Я просто выражаю свою братскую привязанность.
Я облачился в ветровку и взял посох.
— План помнишь?
— Отвечать на звонки, — кивнула Молли, загибая пальцы. — Держать ухо востро. Следить, чтобы Мыш находился в одной комнате со мной. Проверять Кинкейда каждые пятнадцать минут.
Было время, когда она сидела бы, надувшись из-за перспективы торчать дома, пока где-то происходит что-то захватывающее — но теперь она достаточно повзрослела, чтобы понимать, насколько серьезно все может обернуться, и осознавать ограниченность собственных возможностей. В том, что касается различных магических энергий, Молли отличается необычайной чувствительностью. Собственно, это одна из причин, благодаря которым она так сильна в психо- и нейромантии. Еще это означало, что в случае, если дело дойдет до серьезных сверхъестественных потрясений, она будет воспринимать их с такой болезненной ясностью, что это может вывести ее из строя, по крайней мере, на несколько минут. Боевая магия никогда не относилась к ее сильным сторонам, и в реальном бою от нее могло оказаться больше вреда, чем пользы.
Но, по крайней мере, девочка сама это понимала. Это могло ей не нравиться, но она честно изыскивала другие способы принести пользу. Я ей гордился.
— И не забудь про домашнее задание, — напомнил я.
Она нахмурилась.
— Я так и не понимаю, чего вы так хотите разобраться в нашем фамильном древе.
— Не смеши меня, Кузнечик. Сделаешь все как надо — куплю тебе мороженого.
Она выглянула в окошко. Весь мир на улице сделался белым.
— Лады, — она оглянулась на меня и улыбнулась — немного, скажем прямо, кривовато. — Вы уж там это… осторожнее.
— Эй, не забывай: у Шедда этих лузеров было почти два десятка. Теперь только шестеро.
— Шестеро самых хитрых, сильных и древних, — напомнила Молли. — Тех, с кем надо считаться.
— Спасибо за оптимизм, — хмыкнул я и повернулся к двери. — Запрешь за мной.
Молли прикусила губу.
— Гарри?
Я задержался. Голос ее звучал едва слышно.
— Приглядите там за папой, ладно?
Я повернулся и заглянул ей в глаза. Потом перекрестил пальцем сердце и кивнул.
Она моргнула несколько раз и снова улыбнулась.
— Хорошо.
— Запри дверь, — напомнил я еще раз и вышел на заснеженный двор. За моей спиной щелкнул замок, и, оглянувшись, я увидел, как Молли наблюдает за мной из окна. Подъехал, хрустя шинами по снегу, Томасов чудо-пикап, и я забрался в кабину.
Пока я стряхивал снег с подошв, Томас чуть добавил оборотов отопителю.
— Ну? — спросил он, трогая машину с места. — Что у тебя за план?
Я рассказал.
— Плохой план, — сказал он.
— Времени не было придумывать хороший.
Он хмыкнул.
— Ноябрь — не самый удачный месяц для прогулок по озеру, Гарри.
— Не уверен, что после ядерного апокалипсиса плавать станет намного легче.
Томас нахмурился.
— Ты ведь не просто так меня пугаешь, нет? Все так серьезно?
— Ну, это худший из возможных сценариев, — признался я. — Но Никодимус способен и на такое, так что придется нам исходить из того, что его намерения лежат в этой плоскости. Динарианцы хотят разрушить цивилизацию, а поставив под свой контроль Архив, они вполне могут это сделать. Или, может, используют вместо ядерного химическое или биологическое оружие. Или обрушат мировую экономику. Или сделают так, чтобы по всем телеканалам крутили одни реалити-шоу.
— Это уже почти так, Гарри.
— Правда? Ох. Я-то хотел верить, что мир стоит того, чтобы его спасали, — мы обменялись немного натянутыми улыбками. — Вне зависимости от того, что они задумали, потенциальная угроза Очень Большой Пакости слишком велика, чтобы ее игнорировать, поэтому любая возможная помощь нам не помешает.
— Даже одного из враждебной Белой Коллегии? — поинтересовался Томас.
— Вот именно.
— Это хорошо. А то мне уже осточертело прятаться от Люччо. И помощи от меня будет не слишком чтобы много, если мне придется все время держаться вне поля зрения.
— Тут уж ничего не поделаешь. Если Совету станет известно, что мы с тобой родственники…
— Знаю, знаю, — хмуро буркнул Томас. — Нечистый, прокаженный изгой.
Я вздохнул и покачал головой. С учетом того, что основой деятельности Белой Коллегии является манипулирование человеческим сознанием, я прилагал все усилия к тому, чтобы никто из Совета не заподозрил, что мы с Томасом дружим, не говоря уже о наших родственных отношениях. Все немедленно заподозрили бы худшее: что Белая Коллегия контролирует меня и мой рассудок с помощью Томаса. И даже если бы мне удалось убедить их, что это не так, это все равно выглядело бы подозрительно как черт знает что. Совет потребовал бы доказательств лояльности, попытался бы использовать Томаса для шпионажа за коллегией — и в общем, вел бы себя по обыкновению заносчиво и хамски.
Жить с этим тяжело для нас обоих, но изменений на этом фронте не предвидится.
Мы приехали ко мне, и я поспешил в дом. Там было холодно. Огонь в камине за время моего отсутствия прогорел окончательно. Я поднял руку, прошептал несколько слов заклинания и зажег с полдюжины свечей. Потом схватил все, что собирался, погасил свечи и так же, бегом вернулся в машину к Томасу.
— Мамина пентаграмма у тебя с собой? — спросил я его. У меня на шее висела почти такая же — если не считать самого Томаса, это все, что осталось у меня в наследство от матери.