Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Ветер крепчал. Теперь с неба падал уже не снег, а холодный дождь. Слой льда, которым обрастал катер, становился толще почти на глазах. Волнение тоже усилилось, и катер плясал на воде как пробка.
— Ну, давай, — услышал я свой собственный голос. — Давай же!
— Смотрите! — воскликнул Саня, указывая куда-то за борт.
Что-то длинное, коричневое, скользкое и пористое выметнулось из воды и обвилось вокруг руки русского чуть ниже локтя.
— Боже мой! — охнул он по-русски.
Еще два щупальца, вынырнув из воды с разных сторон, схватили Саню — одно за запястье той же руки, второе за голову. Мощным рывком они потянули его за борт в то самое мгновение, когда я опомнился и бросился ему на помощь. Мне удалось схватить его обутую в башмак ногу прежде, чем он перевалился в воду. Упершись ногой в фальшборт, я изо всех сил потянул Саню обратно.
— Майкл!
Подвесные моторы снова почихали, окутались дымом и стихли.
— In nomine Dei Patri! — взревел Майкл, выхватывая «Амораккиус» из ножен. Сияющий клинок описал дугу и одним взмахом отсек удерживавшие Саню щупальца. При соприкосновении со сталью «Амораккиуса» бурая ткань щупалец обугливалась и съеживалась как тонкая бумага от открытого огня.
Я затащил Саню обратно в катер, и русский выхватил из ножен саблю — как раз вовремя, чтобы аккуратно перерубить еще одно коричневое, словно выросшее из мха щупальце.
— Что это?
— Келпи, — прорычал я. Стоило бы щупальцам намотаться на винты, и катеру уже не тронуться с места. — Давайте же! — рявкнул я Розанне.
Катер неожиданно накренился на другой борт. Я повернул голову в ту сторону и увидел, что несколько келпи лезут к нам на борт. Формой они отдаленно напоминали людей, слепленных из тины и водорослей, с зияющими провалами ртов и маленькими точками серебристых огоньков на месте глаз.
Я крутанулся на месте, описав рукой широкую, рубящую дугу в воздухе.
— «Forzare!» — выкрикнул я.
Невидимая сила сорвала келпи с бортов катера, и они с отвратительными, булькающими воплями полетели обратно в воду. На стеклопластиковом корпусе остались лишь лохмотья мокрых водорослей.
Наконец завелись моторы. Корма катера чуть погрузилась в воду, нос задрался вверх, и мы рванулись вперед.
Что-то с силой рвануло меня за ногу. Бестолково взмахнув руками, я полетел навзничь, уже на лету сообразив, что одна из келпи успела-таки схватить меня щупальцем за лодыжку. Резкими, болезненными рывками она вытащила меня на корму, и я успел еще осознать, что набирающий скорость катер вот-вот выдернется из-под меня. Дальнейшая моя судьба сводилась к одному нехитрому вопросу: что прикончит меня раньше, ледяная вода или удушающие объятия плавающих в ней чудищ.
Перед глазами моими мелькнуло алое с белым, что-то свистнуло, зашипело, и ногу обожгло огнем. Я пролетел еще пару футов по инерции, врезался в кормовой транец и покатился на палубу. В лицо хлестали ледяной дождь и брызги ледяной же воды из-за борта. Я опустил взгляд и увидел, как с моей лодыжки сваливается почерневшее, извивающееся как червяк щупальце. Саня наклонился, сорвал с моей ноги последние клочки дымящихся бурых водорослей и швырнул их в пенившуюся за кормой воду. Из пореза на лодыжке сочилась черная в зеленом химическом свете кровь. Такие же потеки темнели на клинке «Эспераккиуса».
Шипя от боли, я стиснул лодыжку руками.
— Чтоб вас, Саня!
Саня всмотрелся в черноту за кормой, потом перевел взгляд на меня.
— Ох. Упс.
Майкл подошел и опустился рядом со мной на колени.
— Гарри, не дергайтесь, — он ощупал мою лодыжку, и это было так больно, что я не удержался от пары невоспроизводимых междометий. — Не страшно. Длинная, но неглубокая, — он расстегнул кожаную поясную сумку и достал из не маленькую аптечку. Джинсы ему взрезать не пришлось: это уже сделала Санина сабля, но Майкл разорвал их чуть сильнее, чтобы ткань не мешала ему обрабатывать рану. Он очистил разрез влажной салфеткой, полил ее чем-то из пластикового пузырька, накрыл полоской белой впитывающей материи и туго замотал пластырем. На все это у него ушло две или три минуты, и действовал он с ловкостью и точностью профессионала. Когда он кончил, шок начал проходить, и рана разболелась.
— С болью ничего поделать не могу, — вздохнул Майкл. — Извините, Гарри.
— Как-нибудь перетерплю, — буркнул я, морщась. — Дайте мне только минуту прийти в себя.
— Мне очень жаль, Дрезден, — сказал Саня.
— Угу. Только не смейте даже и думать спасать меня еще раз, — буркнул я ему. Потом закинул ногу на одно из кормовых сидений, чтобы кровь оттекала от раненой лодыжки, и закрыл глаза. Существует множество способов справляться с болью без применения лекарств. Конечно, большая часть их поможет вам не слишком сильно, если только вы не упражнялись несколько лет в искусстве концентрации. К счастью, я упражнялся. Тень Ласкиэли обучила меня методам ментального блокирования боли, столь эффективным, что даже страшно становится. В прошлом я ухитрялся держаться на этих приемах до тех пор, пока мое тело не вырубалось, поскольку я даже не осознавал, насколько хреново мое состояние. И мне еще повезло: в принципе, так можно и перекинуться.
Тело или разум, сердце или душа — все мы люди, а людям свойственно чувствовать боль. И отсекать от себя эту боль можно только на свой страх и риск.
При всем этом, с учетом того, что нам предстояло (ну, и того, что при малейшей возможности с радостью бы нас догнало), я вряд ли увеличил бы степень риска, а позволить себе отвлекаться на мелочи вроде боли не мог никак. Поэтому я закрыл глаза, задержал дыхание, сосредоточился и начал методично отгораживаться от боли в лодыжке, в сломанном носу, во всем моем чертовом избитом теле. На это у меня ушла пара минут, а когда я закончил, тональность рыка подвесных моторов изменилась — точнее, это был уже не рык, а негромкое урчание.
Я открыл глаза и увидел, что Саня и Майкл стоят по обе стороны от меня с мечами наголо. Розанна еще немного убавила обороты моторам и повернула голову, чтобы смерить меня долгим взглядом. Уголки ее губ чуть изогнулись в улыбке — она узнала методику. А потом она снова повернулась к штурвалу, и я заметил, что вокруг сделалось светлее. Ненамного, но достаточно, чтобы я мог разглядеть ее силуэт с изящно изогнутыми рожками.
Я встал и в первый раз увидел остров, выраставший из волновавшихся все сильнее озерных вод. Он порос обычным для этих мест лесом: чахлыми деревьями с густым подлеском. Снег укрыл его целиком, и именно отраженный от этого белого одеяла свет позволял мне видеть темный силуэт Розанны.
На берегу виднелось нечто, напоминающее города-призраки Дикого Запада, только это поселение забросили так давно, что сюда, на отвоеванную у них землю вернулись деревья. Большая часть зданий давно обрушилась. Сквозь те, что остались стоять, проросли деревья, и это зрелище напомнило мне коллекцию насекомых: пустые хитиновые оболочки, пришпиленные булавками к страницам. Какая-то вывеска, выцветшая до полной неразборчивости, висела боком на единственной уцелевшей ржавой цепи. Ветер раскачивал ее, и покрытые ржавчиной звенья с противным скрежетом терлись друг о друга. У берега ощетинился бревнами скелет давно истлевшего причала, и черные сваи торчали из воды обломками гнилых зубов.