Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Все двери, ведущие в зал, были заперты кроме одной, у которой стояло двое мужчин в темных балахонах Совета, алых тюрбанах и серых накидках Стражей.
Одного из них я не узнал, зато второй оказался не кем иным, как Морганом. Ростом он почти не уступал мне, зато веса имел больше на добрую сотню фунтов — не жира, но крепких, трудовых мускулов. Он щеголял короткой пегой бородкой и завязанными в хвостик волосами. Лицо его как было, так и осталось вытянутым, кислым — вполне под стать голосу.
— Наконец-то, — буркнул он при виде меня. — Я ждал этого дня, Дрезден. Наконец-то ты предстанешь перед правосудием.
— Похоже, нынче
Его кислая физиономия перекосилась еще сильнее.
— Я только доложил о твоих действиях Совету. Я не думал, что они окажутся такими, — он выплюнул это слово словно проклятие, — снисходительными.
Я остановился перед Стражами и протянул им свой посох. Напарник Моргана снял с шеи хрустальный брелок и поводил им сначала вдоль посоха, а потом у меня над головой, у висков и вдоль всего тела. Кристалл начинал светиться мягким, оранжевым светом каждый раз, как оказывался рядом с одной из точек чакры. Страж кивнул Моргану, и я сделал шаг к двери.
Морган выставил здоровенную лапищу, загораживая мне путь.
— Нет, — сказал он. — Пока еще нет. Веди сюда собак.
Второй Страж нахмурился, но не стал возражать. Он повернулся и скрылся в дверях. Почти сразу же он вернулся, ведя за собой на сворке пару Сторожевых Псов.
Я невольно поперхнулся и сделал шаг назад.
— Дайте же вы мне хоть минуту покоя, Морган. Я не заговорен и не тащу с собой взрывчатки. И вообще я не из тех, кто склонен к самоубийству.
— Значит, небольшая проверка тебе не страшна, — фыркнул Морган, улыбнулся мне лишенной юмора улыбкой и шагнул вперед.
Сторожевые Псы последовали за ним. Собственно, Сторожевые Псы — не настоящие собаки. Собак я люблю. Это статуи, высеченные из какого-то серо-зеленого камня, и холка их приходится мне по пояс. У них разинутые клыкастые пасти и слишком большие глаза, выпученные как у китайских храмовых собачек. От них же Псы унаследовали бородки и пушистые манишки. Хотя они не из плоти, передвигаются они со зловещей, текучей грациозностью, и каменные мышцы их играют под кожей так, словно они и впрямь живые существа. Морган погладил обоих по голове и прошептал им что-то на ухо — слишком тихо, чтобы я мог расслышать. Зато Псы услышали. Оба повернулись ко мне и принялись кружить вокруг меня, принюхиваясь. Пол подрагивал под их каменным весом.
Я понимал, что они заговорены с целью обнаружить любую угрозу со стороны входящих на собрание. Впрочем, они все-таки не разумные существа — всего лишь устройства, действующие в рамках заложенной в них программы. В прошлом Сторожевые Псы не раз спасали людские жизни, но не всегда — и я никак уж не думал, что мое общение с Мэб оставит следы, способные насторожить их.
Псы застыли, и один из них — тот, что стоял справа от меня — зарычал. Звук этот напоминал хруст камней под подковами. Я напрягся и покосился на него. Он оскалил темные, сверкающие клыки, и пустые глаза его уставились на мою левую руку — ту, которую Мэб ранила, демонстрируя свои способности.
Я судорожно сглотнул и постарался не шевелиться и думать о чем-нибудь невинном.
— Что-то им в тебе не понравилось, Дрезден, — заметил Морган. Мне показалось, в голосе его зазвучала потаенная радость. — Заверну-ка я тебя, пожалуй — для спокойствия.
Второй Страж положил руку на короткий, висевший на поясе жезл и шагнул вперед.
— Это может быть рана. Кровь чародея — отличный передатчик. Собака может реагировать на страх или злость, передающиеся с кровью.
— Возможно, — с сомнением в голосе сказал Морган. — А может, он пытается пронести что-нибудь под своей повязкой. Сними-ка бинт, Дрезден.
— Я не хочу, чтобы у меня снова пошла кровь, — возразил я.
— Отлично. Раз так, я воспрещаю тебе вход в соответствии с…
— Черт бы тебя подрал, Морган, — буркнул я и только что не швырнул ему свой посох. Он поймал его и подержал, пока я срывал наложенную кое-как повязку. Больно было как черт-те что, но я отодрал только-только присохший к ране бинт и продемонстрировал ему свою опухшую, кровоточащую руку.
Сторожевой Пес рыкнул еще раз для острастки, после чего, похоже, потерял ко мне всякий интерес, попятился назад, сел рядом со своим приятелем и снова превратился в каменное изваяние.
Я поднял взгляд на Моргана и пристально посмотрел на него.
— Что, довольны? — спросил я.
Секунду мне казалось, что он встретится со мной взглядом. Потом он сунул посох мне обратно в руки и отвернулся.
— Ты просто позорище, Дрезден. Посмотри на себя. По твоей вине погибли достойные мужчины и женщины. Сегодня тебя призовут за это к ответу.
Я как мог поправил повязку и стиснул зубы, чтобы ненароком не пожелать ему провалиться к всем чертям. Потом миновал Стражей и вошел в зал.
Похоже, я был последним, потому что Морган, пропустив меня, скомандовал своему напарнику замкнуть круг. Сам он вошел в зал следом за мной и закрыл за собой дверь. Одновременно с этим я ощутил, как в воздухе повисло невидимое, бесшумное напряжение — это Стражи замкнули круг, отгородив здание от любого сверхъестественного нарушителя.
Мне ни разу еще не доводилось бывать на заседаниях Совета — во всяком случае, столь представительных. Одно уже разнообразие собравшихся поражало воображение, и несколько секунд я просто стоял на месте, глазея по сторонам.
Зал служил раньше кабаре, причем сравнительно небольшим. Все освещение его составляли сейчас свечи, стоявшие на столах. Для аншлага здесь было, пожалуй, пустовато, но с точки зрения собрания чародеев народу более чем хватало. Столы в партере занимались чародеями в черных балахонах, щеголявших синими, золотыми и алыми тюрбанами. Ученики в коричневых балахонах стояли у стен или сидели на полу у ног своих наставников.
Более всего потрясало разнообразие собравшихся в этом зале типажей. Раскосые восточные глаза, темная кожа уроженцев Африки, светлые шевелюры европейцев, мужчины и женщины, молодые и старые, бороды, которые впору заталкивать под пояс, и щенячий пушок на подбородке… Зал гудел десятками языков, из которых я мог опознать лишь малую долю. Чародеи смеялись и хмурились, пили из фляжек и алюминиевых банок или просто сидели, медитируя с закрытыми глазами. Запахи духов, благовоний и химикалий сплетались в один постоянно меняющийся, пышный букет, а ауры стольких собравшихся вместе чародеев, казалось, жили собственной жизнью, соприкасаясь друг с другом, обмениваясь энергией с почти осязаемой интенсивностью. Я ощущал себя так, словно иду сквозь завесу парящих в воздухе паутинок, то и дело касавшихся моих щек и ресниц — не опасных, но раздражающих, и каждая новая была уникальной, совершенно не похожей на предыдущую.