Архон
Шрифт:
Они двинулись вперед, стараясь не отходить друг от друга далеко. В оазисе растут деревья, заметил Сетис. Он видел на фоне звезд бахрому их ветвей, стройные силуэты сосен и кипарисов. Подойдя поближе, он втянул носом воздух оазиса и удивленно улыбнулся: здесь, над пустыней, витал тонкий цветочный аромат, смешанный с запахами примятой травы и навоза. Лаял пес — резко, тревожно. На фоне костров мелькали темные фигуры.
— Стойте, чужестранцы.
Слева, из теней между деревьями, вышел какой-то человек, за ним еще один. Первый держал на цепи трех громадных псов неведомой Сетису породы —
— Откуда вы?
Шакал остановился, настороженно глядя на незнакомцев.
— Из Порта. Идем на запад. Найдется здесь местечко для нашей компании?
— Если не занесете нам лихорадку или паразитов, — с этими словами человек, стоявший впереди, вышел на лунный свет, и Алексос ахнул от ужаса. У Сетиса в животе тоже всё перевернулось.
Одна сторона лица у несчастного представляла собой сплошную коросту из шрамов и ожогов, левого глаза не было, а щека выглядела так, будто когда-то расплавилась и застыла заново.
Если Шакал и был поражен, то ничем этого не выказал.
— Лихорадки у нас нету, друг. Покажи нам, где можно разбить лагерь, и мы тебя не побеспокоим.
Человек со шрамами подошел ближе.
— Нас тут больше сотни, господин, так что не волнуйтесь, не побеспокоите.
«Господин», — отметил про себя Сетис. Шакал изменил голос, но явно недостаточно. Непростительная ошибка. Вслед за хозяином сторожевых псов они углубились в тенистую рощу. Юноша устало потер ладонью лицо. Отчаянно хотелось спать.
Под деревьями стояли десятки шатров — просторных, крытых кожей. Возле них длинными вереницами были привязаны верблюды с забавными равнодушными мордами, они без интереса взирали на устало ковыляющего Сетиса. У костров еще сидели несколько человек. Они бесстрастно смотрели вслед бредущим мимо путникам, в их глазах плясали красные огоньки, из трубок поднимался ароматный дым.
— У вас есть палатки?
Орфет пожал плечами.
— Нет. Мы совершаем паломничество. Идем налегке.
— Тогда можете заночевать в нашей, свободной. Там лежат только мешки с зерном.
— Благодарим вас, — любезно ответил Шакал.
Обгорелый человек мрачно кивнул.
— Не за что, господин. — Он показал им кожаный шатер, и Лис нырнул туда первым. Пошарил внутри, переложил вещи с места на место, потом выглянул из-за полога.
— Опасности нет, вожак.
Шакал обернулся к проводнику.
— Мы останемся всего на одну ночь.
— Если того пожелает Бог. Но у пустыни собственные замыслы.
— Погода?
— Может разразиться пыльная буря. Она будет короткой.
Орфет положил руку на плечо Алексосу и втолкнул его в темный зев палатки.
— Как нам тебя называть? — хрипло спросил он у провожатого.
Кочевник отвернул изуродованное лицо. Со здоровой стороны он был вполне обычным мужчиной, даже красивым.
— Меня звать Харед. Когда-то я был вождем этого племени.
Он отошел на три шага и обернулся.
— Да пошлет вам Бог крепких снов, — тихо молвил он. — И благословите нас, господин Архон.
Алексос сидел на корточках у входа в шатер. Орфет вытащил из ножен кинжал, но мальчик остановил его руку. На миг они с кочевником встретились взглядами среди благоуханной тьмы. Потом мальчик заговорил, и голос его был древним и холодным, как звезды.
— Благословляю тебя, сын мой.
Для такого дела нужна девушка. Он придумал это утром, когда лежал без сна. Девушке будет легче пробраться к Мирани и передать ей записку. Эта записка, старательно выведенная тонким графитом, лежала под одеялом, согретая теплом его руки.
«Отец и Телия в опасности. Пожалуйста, зaбeри их на Остров».
Она умеет читать, пусть и не очень хорошо. Надо только найти способ передать ей записку, а кочевники направляются как раз в нужную сторону.
Предупреждая о пыльной буре, Харед не ошибся. Она бушевала снаружи; даже сквозь раскатистый храп Орфета Сетис слышал сухой шелест песка на кожаных стенках шатра. Он осторожно поднял голову.
Постель Шакала была пуста, одеяло лежало аккуратно свернутое. Лис тоже исчез, зато Алексос свернулся калачиком, высунув из-под одеяла только вихрастую макушку, а толстяк распростерся на спине возле него. Сетис осторожно поднялся, натянул сапоги и сунул записку рядом с ножом, за голенище. Потом выглянул из палатки.
Оазис погрузился в водоворот красных сполохов. Воздуха не было, только клубящиеся вихри песка, он набивался в глаза и оседал на губах неожиданно соленой коркой. Юноша обернул лицо полой плаща и крадучись вышел.
Повсюду росли деревья, много деревьев, под ними блеснула вода; склонив голову, он решительно направился к ней. Небольшой водоем, присыпанный красной пылью. Из него, склонившись, пили верблюды, косясь на Сетиса осторожным глазом.
— Эй, парень! — раздался голос, приглушенный, невнятный. Он обернулся и увидел старика; тот махал ему, приглашая в шатер побольше других, из отверстия в верхушке которого курился дым.
Сетис приблизился.
Старик втолкнул его в шатер.
— Выпей лучше здесь, — проворчал он. — Куда приятнее, чем валяться на пузе, ткнувшись лицом в грязь.
Запыхавшийся Сетис откинул плащ с лица и пробормотал:
— Спасибо.
Здесь располагалось нечто вроде места для общих собраний. Вот и сейчас в шатер набилось много народу. В одном конце горел костер, над ним мальчишка вращал барашка на вертеле. Мясо было еще сырым, но под потолком витал запах горелого жира. Вокруг костра кружком расселись женщины, занятые то ли шитьем, то ли ткачеством; их руки ловко сновали среди мотков темной шерсти и сложных рам с подвесами, и Сетис диву давался, каким образом из этих замысловатых движений рождается яркая ткань. Они подняли на него глаза, и он залился краской; женщины заливисто, презрительно захихикали. Теперь он понял, почему в Порту кочевники не разрешают своим женам снимать чадру: все они были очень красивы, темноволосые, темноглазые, в ожерельях из сверкающего хрусталя.