Архон
Шрифт:
— Местность пересохла. Карту изготовили давным-давно, и с тех пор землю терзает многовековая засуха. Но источник, может быть, сохранился.
Через полчаса, когда трясущийся Орфет в ступоре лежал на земле, а Алексос, свернувшись клубочком, спал рядом, Сетис разогнул натруженную до жгучей боли спину.
— Нашел!
Лис соскочил в яму, схватил деревянную лопату и лихорадочно принялся за работу. Обессилевший Сетис кое-как выкарабкался из углубления и рухнул на колени на раскаленный песок. Ладони горели огнем.
— Вода, вожак!
Яма была глубиной всего лишь по колено, а песок на дне уже потемнел от влаги. На глазах у Сетиса впадина медленно наполнялась водой. Лис бережно зачерпнул жидкости, попробовал и сплюнул.
— Пресная. Но надо дать отстояться.
— Сделай яму пошире. Надо наполнить все емкости, какие есть.
На это ушел еще час. Обезумев от усталости и жажды, они ждали, пока песок в колодце осядет на дно. Солнце уже зашло; далеко на западе у подножия гор кружили птицы, которых они замечали и раньше. Алексос с тревогой смотрел на них.
— Это не птицы, — вдруг вымолвил он. Шакал пожевал сушеную оливку.
— А кто?
— Люди с крыльями.
Лис фыркнул.
— Ты мне не веришь? — Алексос с удивлением воззрился на него. — Я же Архон. Мне многое ведомо.
— Тебе даже где твоя голова не ведомо, пастушок.
Алексос ощетинился.
— А вот он мне верит.
Он указал на Шакала, чуть не подавившегося последней оливкой.
— Да, Лис, он прав. Я и впрямь начинаю ему верить. Прошлый Архон был старым дураком. Может, он и вправду возродился в этом мальчишке.
Лис ухмыльнулся, но Алексос привстал на песке.
— Я не то имел в виду, — тихо произнес он. — И вы это знаете.
Наступила ночь. Она внезапно окутала путников, даря желанную прохладу. Шакал и Алексос стояли лицом к лицу; грабитель заговорил опять, и голос его был сух.
— Да, признаюсь, в тот миг, когда пошел дождь, я было подумал… спросил себя: может быть, этот мальчуган и есть настоящий Архон? Но Бог для достижения своих целей не прибегает к помощи грабителей, жирных музыкантов и завравшихся писцов. Вряд ли меня можно назвать орудием в руках судьбы.
— Бог, — торжественно молвил Алексос, — прибегает к помощи любого из живущих, господин Осаркон.
— Даже того, кто пал ниже всех? Того, кто обворовывает мертвых?
Алексос посмотрел на него, и на его безупречном лице не дрогнул ни один мускул.
— Ты так сильно ненавидишь себя? Тебе снятся мертвецы? Это они терзают тебя по ночам, в темноте?
Лис окаменел. Даже Орфет с любопытством прислушивался к спору, в его мутных глазах светился восторг.
Помолчав с минуту, Шакал угрожающе склонился над мальчиком, продолговатые глаза опасно сверкнули.
— Что тебе об этом известно?
— Я знаю, каково это — терзаться угрызениями совести. Я украл золотые яблоки.
— Угрызениями совести? — Шакал выдавил улыбку. — За что? Неужели мертвецам нужны их сокровища? Неужели они страдают без пищи и воды, которую можно купить на украденные у них бриллианты?
— Ты знаешь, что страдают.
Глаза грабителя зло прищурились. На миг Сетису почудилось, что он вот-вот ринется на мальчика, ударит его, но вор только прошептал:
— Мне тоже так казалось. Иногда.
— Их шаги преследуют тебя в сновидениях.
— Бог должен это понимать.
— Я понимаю, сын мой.
— Тогда прогони их от меня, повелитель. Молю тебя, сними этот гнет с моей души, и я с радостью поверю, что ты и вправду Бог. Покажи свою силу. Очисть меня от вины. Я хочу уверовать. — В глазах Шакала мелькнуло то, чего Сетис никогда прежде не замечал: боль и отчаяние. Потом Шакал выпрямился, взгляд стал прежним. Он лениво произнес: — И раз уж на то пошло, почему бы тебе не превратить пустыню в цветущий сад?
Лис ухмыльнулся. Отчасти с облегчением, показалось Сетису.
— Смеешься надо мной, — обиженно проворчал Алексос
— Если ты Бог, ты и сам прекрасно знаешь, что я делаю и что буду делать. — Шакал осторожно спрятал серебряную Сферу к себе в мешок. — Так что я могу за тебя не бояться, верно?
Его прервало громкое чавканье. Вытянувшись во весь рост на песке, Орфет припал к колодцу и лакал из него, как пес.
Много часов спустя, погрузившись в беспробудный сон, окутывавший его, как теплый кокон, Сетис увидел, как колодец наполняется водой. Всю ночь, пока он спал, вода поднималась и теперь стала переливаться через край. Песчаная кромка осыпается, крошится, и вода растекается по пустыне бескрайним озером, на нем играют лунные блики.
По озеру плывут лодки, военные корабли, большие и маленькие, целая флотилия, и все они спешат к нему, их паруса наполнены, хотя ветра нет. Тяжелые кили царапают берег.
Рядом с ним стоит Мирани и говорит:
— На таком корабле я приплыла с Милоса.
Он кивает. С кораблей спрыгивают солдаты в причудливых императорских доспехах. Трубят слоны, в воде резвятся бесчисленные дельфины, летучие рыбы и морские черви.
— Что ты станешь делать? — встревожено шепчет он Мирани.
Она качает головой.
— Не знаю, Сетис. Я уже больше не знаю, на чьей я стороне. Я осталась одна, совсем одна.
И тут флотилия исчезает, и только девушка остается стоять на камне, единственном камне посреди опустевшего моря, а он удаляется от него. Его уносит течением, а он не умеет плавать и тонет.
— Орфет! — кричит он, но ответа нет.
Снизу, с неизмеримой глубины, на него взирает опухшее лицо Орфета.
Он проснулся.
Кто-то держал его за руку, настойчиво, с силой тряс. Он вытер пот с лица и приподнялся.