Ариадна Стим. Механический гений сыска
Шрифт:
– Ну?
– На балу присутствовал известный фабрикант барон Клекотов. Месяц назад он был избран членом Промышленного совета, в связи с чем вместе с семейством переехал в столицу из Екатеринозаводска. И Меликов знал барона. Пятнадцать лет назад он был нанят им на службу: давал уроки музыки и пения домашним. Так что теперь лишь осталось понять, как прижать Клекотова и при чем здесь вообще футляр, в котором нашли покойного.
1001
Утро выдалось дымным: забастовки в городе начали идти на убыль, ветер утих, и улицы снова ушли в темноту. Врубив на локомобиле прожектор, я вел машину с самой малой скоростью, разгоняя клаксоном кашляющую толпу.
Рядом громко щелкало: Ариадна вертела головой, то разглядывая слепых лошадей-тяжеловозов, поднимающих к небу затянутые в респираторы морды, то крашенные зеленым бумажные флажки, вывешенные на мертвые, давно высохшие деревья на тротуарах.
Меж тем дома вокруг нас начали расступаться – мы выезжали на Содовую улицу. Рельсы здесь были проложены сразу в шестнадцать рядов, чтобы пропускать не только гражданские локомобили, но и бесчисленные торговые составы, питающие жадное чрево Угольного рынка. Минуя семафорящих прожекторами стрелочников, мы влились в текущий по улице грохочущий поток машин, скупо освещенный повешенными прямо над путями дуговыми лампами.
Уличное освещение помогало слабо, а потому я не спешил сильно увеличивать скорость. Этот участок пути не зря прозвали в народе «мясными рядами» – множество дешевых кабаков и пивных, ночлежек бедноты и жилищ разнорабочих, все это почти ежедневно давало рельсам кровавую пищу.
Наконец огромный улей рынка остался позади. Облезлые здания складов и покосившиеся от множеств надстроек и перестроек жилые бараки, воровские притоны и дешевые бордели стали понемногу отступать в глубь улицы, а вскоре вдоль рельсов и вовсе потянулись только приличные дома. Количество ламп над путями прибавилось. Затем дым и вовсе закипел от бьющего сверху света. Мы пересекли Черный, а затем и Парадный проспект. Толпа изменилась. Теперь тротуары заполняла богатая публика в безукоризненно скроенных замшевых респираторах. Заблестели медью и хромом легкие прогулочные локомобили. Зазеленели пальмы, укрывшиеся за огромными витринами дорогих магазинов.
Еще десяток минут езды – и впереди замаячила титаническая вертикаль Пантелеймонова подъемника. Миновав окруженную бастионами и орудийными капонирами громаду Михайловского замка, из цитадели которого четверть века наводил страх на своих подданных грозный государь-рыцарь Павел, мы подъехали к дежурившему возле подъемника отряду жандармов. Показав офицеру документы, разрешающие мне доступ в Верхний город, я завел локомобиль на длинный металлический помост. С грохотом заработали механизмы, и машина ушла вверх. Смог вокруг кабины бессильно распался, и я наклонил голову, давая себе время привыкнуть к солнечному свету. Лес городских труб теперь маячил далеко под нами.
Противовесы замерли. Щелкнув, сомкнулись рельсы, и наш локомобиль плавно пошел по ажурным, качаемым ветром мостам, соединяющим сады, особняки и многоэтажные дома Верхнего города.
Самые скромные здания здесь возносились в небо всего на одной опоре, другие, покрупнее, на двух и трех, и лишь самые роскошные из них занимали больше восьми. Клекотов явно не пожалел денег при покупке особняка: двенадцать опор несли не только трехэтажный хрустальный дворец, но и целый сад со своим собственным озерцом, карликовыми деревьями и украшающими дорожки гальванопластическими скульптурами.
Вооруженная охрана, уже предупрежденная о нашем визите, продержала нас перед воротами добрую половину часа. Клекотов ясно показывал, кто будет являться главным в предстоящем разговоре. Наконец ворота распахнулись, и мы вошли внутрь, сопровождаемые странной мелодией гигантского, похожего на орган парового инструмента, что настраивали собравшиеся в саду механики.
Барон встретил нас в главном зале. Клекотову было уже за семьдесят, однако фабрикант был еще крепок, да и механические сервоприводы, едва читающиеся под ловко скроенным фраком, придавали его движениям молодцеватость.
– А, заметили? – Клекотов заулыбался. – Очень советую, хорошие моторы, французские. Все тело работает как часы, абсолютно все, если вы понимаете, о чем я.
Барон хохотнул, кивая супруге, которой на вид не было еще и двадцати. Тонкая, чересчур злоупотребляющая белилами, она сидела в дальнем конце зала, не смея поднять глаз.
– Как вам город? – предпочел начать я издалека. – Вы недавно приехали в Петрополис, как мне сообщили.
– Месяц тому назад. А как мне город, не скажу пока. На прогулки нет времени: то в Промышленном совете заседания, то на своих фабриках навожу порядок. Скотина-управляющий умудрился все развалить, а то, что не развалил – разворовал.
– Не жалеете, что оставили Екатеринозаводск?
– Право, нет, конечно, сами газеты же читаете: город приграничный, а дело идет к войне. Год-другой – и Урал полыхнет, не находите? А я вот нахожу.
– Я все же надеюсь, что наши дипломаты сумеют договориться.
Барона от моих слов аж передернуло.
– Договориться с кем? С декабристами этими краснопузыми? Да побойтесь бога, любезный мой. Вот Пестельград возьмем, весь их Тайный совет рабочих и крестьян перевешаем, тогда и станем разговоры городить. А пока только штык, и ничего больше! Идти нужно до конца!
Клекотов сжал кулаки. Я чуть вздохнул, гадая, насколько сильно связана свирепая воинственность барона с полутора тысячами верст, ныне отделяющих его от войск коммунаров.
– Что же, время покажет. Кстати, а как вы находите местные развлечения? – не слишком изящно перевел я тему, наводя барона на интересующий меня вопрос. – Слышал, вы были на благотворительном балу Министерства народного просвещения?
Клекотов поморщился, пренебрежительно взмахивая рукой.
– Оставьте, какой там бал, вот у князя Гагарова вчера был бал, а тот, тьфу, одно название. Дешево все, публика простая, от учителей и мелкого чина в глазах рябо. Да уж пришлось посетить, придать мероприятию веса, так сказать. – Барон хмыкнул. – Сделал уж услугу Кирюшке.
– Новый попечитель учебного округа Кирилл Аристидович Крестопадский…
– Кирюшка, крестник мой. Усадьба Крестопадских по соседству с нашей стоит. Он, признаюсь, в детстве шкодник был редкостный – чернильницу на учителя вылить, кошку замучить, это ему только дай, – но как повзрослел и с войны вернулся, за ум взялся. До коллежского асессора дослужился, в Петрополис переехал карьеру делать, ну и сделал, как видите. Однако, собственно, не пора ли перейти к делу? Времени для вас у меня не так уже много. Слуги сказали, что вы пришли интересоваться про какого-то Пеликова? Что? Ах, Меликова, вы говорите… Меликов… Меликов… – Развалившийся в кресле барон начал безразлично было пробовать фамилию на языке, однако внезапно вздрогнул, и в его маленьких глазах вспыхнул огонек дикой злобы.