Арина (Роман, повести)
Шрифт:
В то утро, когда Инга сказала ему насчет билетов на шведский ансамбль, он едва-едва не взбесился. Ведь на самом деле раньше он не вел с ней речи о каком-то там ансамбле, а она так говорила, будто и не нуждалась в его мнении, словно уже имела право решать за него. Он тогда дошел до двери, резко обернулся, чувствуя, как кровь прилила к лицу, и готов был закричать на Ингу, но все-таки взял себя в руки, сдержал зародившуюся вспышку и потом уже по дороге в больницу окончательно убедил себя, что поступил правильно: нельзя было срывать на ней зло
Вечером он позвонил ей, предупредил, что не сможет пойти на концерт, поскольку сильно занят, и тем самым еще больше усугубил свое падение. Он был свободен в тот вечер, но не осмелился сказать правду, что никуда не хочет с ней идти. И получалось так, что вроде легче вступить в связь с нелюбимой женщиной, нежели признаться ей честно: не люблю тебя. И он, подогревая себя этой мыслью, снова набрал номер Инги и поспешно выпалил, что вчера обезумел от вина, бог знает что позволил, и попросил ее забыть ту сумасшедшую ночь. Она была прежде веселая и смеялась, а тут долго молчала и потом уже с дрожью в голосе медленно произнесла:
— Все понятно, ошибка… случайность… сумасшедшая ночь… Чего в жизни не бывает… Верно, зачем такое помнить?.. Вот только как мне забыть, кто отец моего ребенка, если он вдруг изволит народиться… — И она повесила трубку.
После той ночи он два раза видел Ингу, когда она как эндокринолог приезжала осматривать больных. В присутствии других врачей. Инга вела себя с ним вежливо, была любезна, как всегда, так что никто не догадывался, какая пропасть уже зияла между ними, и Дмитрия сильно тронуло это ее благородство, и он вначале все никак не мог освободиться от чувства вины перед нею. И только теперь, после поездки к заливу, его уже меньше мучило угрызение совести, он, хотя еще смутно, но понимал, что пришло к нему нечто настоящее, и оттого сказал Жоре спокойно:
— Пусть ждет, я не возражаю.
— Ах, так это правда?.. — удивился Жора, не скрывая радости. — Я-то думал, что Инга фантазирует.
— Наверное, правда, — согласился Дмитрий. — Хотя я точно пока не знаю, она сама молчит.
Жора стряхнул пепел с сигареты, ухмыльнулся довольный:
— Да-а, выходит, не чисто, друг мой, работаешь… следы оставляешь…
— Это уж кто как умеет, каждому свое, — буркнул Дмитрий.
— Что верно, то верно, — согласился Жора. — Однако характер у нее дай боже, ты будь готов ко всякому…
Дмитрий посмотрел на его квадратные сверкающие очки с дымчатыми стеклами, с явным безразличием спросил:
— Ты что имеешь в виду?
— Ну, может быть, запугивать начнет…
— В партийную организацию напишет?..
— Не думаю, вряд ли, — усомнился Жора. — Сейчас это не модно, там по-другому стали смотреть на такие дела… Да и амбиция ей не позволит… но карьере твоей помешать может… А впрочем, кто ее знает…
Шли они медленно, стараясь держаться в тени лип, которые росли вдоль тротуара, и, утомленные жарой, неохотно, скорее по привычке, дымили сигаретами. Поглядывая
— Мне ведь бояться, собственно, нечего. Карьера для меня не главное, а от ребенка я отказываться не собираюсь… Можешь передать ей так… раз уж она тебе во всем… доверяет.
— Так если он… народится, наверное, сразу поженитесь, — предположил Жора.
— Нет, этого не будет, — с твердостью в голосе ответил Дмитрий.
— А почему же? — по-настоящему изумился Жора. — Такую жену ищи — не найдешь… Живет в шикарной кооперативной квартире, дочь членкора, так сказать, без трех секунд академика… И пара какая — известный хирург и врач-эндокринолог!.. Любой позавидует!..
— Понимаешь, Жора, мы с тобой по-разному, видно, смотрим на эти вещи, — вздохнул Дмитрий. — Но в таком случае почему бы тебе не жениться на Инге? По-моему, пара будет ничуть не хуже. Оба кандидатами скоро станете, опять же, как ты говоришь, квартира у нее шикарная…
Жора вдруг приостановился, снял очки, зачем-то повертел в руках, будто искал в них какой дефект, и опять надел. С минуту шел молча, потом усмехнулся с ехидцей:
— Ну, ты хитер, Дима!.. Выходит, я… подбирать за тобой должен…
— Это ты напрасно, — без обиды сказал Дмитрий. — Если будет ребенок, я его заберу.
— А вдруг она не отдаст?
— Кори тогда ее, а не меня.
Жора вытер блестевший от пота лоб, комкая в руке носовой платок, напряженно усмехнулся:
— Вот на Люсьен я бы женился…
— Знаешь, Жора, ты не шути такими вещами… — вдруг посуровевшим голосом сказал Дмитрий.
Жора резко отщелкнул недокуренную сигарету точно в урну, которая была от них метрах в трех-четырех, суетливо поскреб прыщавый подбородок и с обидой вроде бы спросил:
— Я, выходит, не стою ее?
— Не знаю, скорее, она тебе не пара… Отец у Людмилки, учти, не академик, а пахарь… мужик…
— Ну, ты не оскорбляй меня!.. — вскипел Жора и, обидевшись, отвернулся, шел долго молча.
Метро уже было совсем близко, и улица заметно оживала. Люди хоть и вяло, не с той, присущей москвичам, торопливостью, но все-таки стекались к нему, а те, что выныривали из прохладного подземелья, наоборот, шустрее обычного прятались в тень от домов и деревьев и затем подолгу ждали автобусов и троллейбусов, которые в знойные дни не шибко спешили.
Пройдя еще немного, они услышали милицейский свисток и увидели, как в конце сквера трое мальчишек в пионерских галстуках и с красными повязками на рукавах подбежали к полной немолодой женщине и пытались схватить ее за руки. Женщина вначале вырывалась, отталкивая детей, но те вскоре вцепились в нее, как клещи, и повисли на руках.
— Воровку, что ли, сцапали?.. — недоумевал Жора.
— Улицу не там перешла, вот ее и заграбастали, — догадался Дмитрий.
— Ты прав, гляди, к милиционеру повели.