Аристарх Drowzee
Шрифт:
Смеркалось. Неспешно перевалив через кольцевую дорогу, на город надвигался циклон. Холодное бирюзовое небо затягивала низкая тень, подсвеченная снизу фонарями, она клубилась как живая, почти цепляясь за крыши близлежащих домов. Тяжелый
На остановке «Кинотеатр Рига», чья громада темнела во дворе, покачивались три приземистых фигуры с телефонами в руках. Голубоватый свет экранов высвечивал белесые лица, похожие на маски и смазывал черты. Аристарх Николаевич нервно покосился и поднял воротник желтого кашемирового пальто. Конечно же, оно было не желтое, а скорее цвета бледной охры, но этим вечером, на фоне грязных фасадов, в свете фонаря, оно казалось ему совершенно желтым, и он чувствовал себя как-то особенно беззащитно. Холодно не было, но быстро гаснущее небо, и светящиеся, какие-то нездешние лица случайных спутников, которые он никак не мог разглядеть, заставляли его зябко ежиться, подставляя спину порывам ветра.
Надо сказать, что в свои пятьдесят пять лет Аристарх Николаевич выглядел одновременно и мужественно и нелепо, мясистые черты полнокровного лица делали его схожим с Помпеем Великим, каким его изобразил древний скульптор, но странная прическа добавляла несуразности и напоминала чем-то Солженицына. Широкая лысина была обрамлена пышными кустами русых волос похожими на уши. Консалтинговая компания «Мизантроп», в которой он честно досиживал до пенсии, располагалась в одном из корпусов института физиологии растений РАН, откуда он и выходил по окончании рабочего дня. Если вы живете в этом районе, то непременно спросите, зачем идти к кинотеатру «Рига», если напротив, имеется остановка, но Аристарх Николаевич не любил эту пустынное место, и темный лес за чугунной оградой, он неизменно возвращался назад, и не торопясь брел в сторону ярких огней «Транс АЗС».
За годы работы в компании, ему порядком надоели офисные чаепития, таблицы 1С, и он с трудом досиживал у монитора до конца рабочего дня, промокая носовым платком слезящиеся глаза. В пустой квартире никто не ждал. Несколько лет назад он похоронил маму и продолжал жить, будто ничего не произошло, незаметно переложив на себя все ее обязанности. Сам себе выговаривал за беспорядок, ворчал как она, старался не читать лежа, и даже готовил котлеты на пару, не забывая вслух говорить кому-то: «Я пришел». В смерть он не верил, а бессмертие виделось ему чередой монотонных действий, неким порядком, при поддержании которого она теряла всякий смысл. По холостяцкой привычке он никуда не спешил, ни на работу, ни домой, ему просто нравилось ехать, разглядывать город за окном троллейбуса. Его завораживала дорога своим прекрасным ничего неделанием и кажущимся отсутствие мыслей.
Конец ознакомительного фрагмента.