Аристократы улиц 2
Шрифт:
— Это можно сделать, конечно. Повод подыщем, — задумчиво сказал Влад. — Но ты же понимаешь, что, если я отменю изгнание, Молотов тут же набросится на тебя?
— С чего бы?
— С того, что пока мы делаем вид, будто на самом деле не очень дружим. Он-то уже наверняка раскусил, что это не так, но всё ещё может сомневаться. Но вот если ты вернёшься в княжества…
— Да, понимаю. Плевать. Мне надоело сидеть в Сибири, мне нужен простор. Так я смогу быстрее набирать силу и помогать тебе, в том числе.
—
Илья Романович Грушецкий, князь Смоленска, не сразу согласился на встречу со мной. Первый официальный запрос был отклонён, ответа на второй пришлось ждать неделю. Полагаю, князь прощупывал почву и выяснял, насколько опасна для него может быть такая встреча.
В том плане, что он ведь знал о конфликте между Москвой и Рязанью. Наверняка понимал, что я в нём участвую, и также понимал, что, если встретиться со мной на официальном уровне, это будет сигналом князю Молотову. Мол, Смоленск на стороне Москвы.
Но на встречу Илья Романович всё же согласился. А от Влада я получил официальное разрешение посетить большую Россию. Правда, ко мне приставили конвой, но я-то понимал, что на самом деле это охрана, а не надзиратели.
Поместье смоленского князя располагалось за городом, но меня он решил принять в конторе в центре Смоленска. Богатый кабинет, отделанный золотом, так и кричал о достатке владельца.
Бедных князей в России не было, но не все из них стремились выставлять богатство напоказ. Илья Романович не стеснялся. Он и сам был одет в дорогущий бархатный костюм, а на пальцах блистали перстни с бриллиантами.
— Эспер Александрович, — таким же бархатным, как костюм, голосом приветствовал он меня. — Рад встрече.
— Взаимно, ваше высочество, — я коротко поклонился и пожал князю руку.
Мы уселись за стол, выпили чаю со сладостями и какое-то время поговорили о разных пустяках. Грушецкий живо интересовался, как живут люди в Сибири, и удивлялся тому, насколько там на самом деле опасно.
— Да уж. Не представляю, как вы смогли так возвыситься в столь неблагодатном месте, — покачал он головой.
— Разве я сильно возвысился? — спросил я.
— Конечно. Из нищего изгоя за год превратились в весьма могущественного дворянина. По меркам баронов, конечно же, — улыбнулся Илья Романович. — Не сочтите за оскорбление.
— Что вы, я прекрасно осознаю своё положение. Именно поэтому хочу его улучшить.
— Похвально, похвально! — князь постучал пальцами по столешнице. — Насколько я полагаю, именно свои перспективы вы и хотели со мной обсудить?
— Вы проницательны, княже, — улыбнулся я.
— Слушаю, — Грушецкий принял деловитый вид.
— Всё очень просто, ваше высочество, и одновременно очень сложно. Я хочу вернуться в большую Россию. Мой брат-князь готов отменить изгнание, но не готов сделать своим вассалом. Понимаете, это будет слишком явным сигналом для наших недругов.
— Вы говорите о князе Молотове, — сказал Илья, и это был не вопрос.
— Да, — кивнул я. — Вы, конечно же, в курсе, что между ним и моим братом…
— Я знаю гораздо больше, чем вы думаете, Эспер, — как-то зловеще произнёс князь.
— Что вы имеете в виду?
— Вы слышали о похождениях вашего деда? Который был вашим тёзкой?
— Да, — кивнул я. — И о настоящих причинах конфликта я тоже знаю. А вы?
— Я тоже. Никита Молотов гораздо ближе к вам, чем вы считали раньше, правда?
— Это так.
— Но я вынужден рассказать вам кое-что ещё, Эспер, — сказал Грушецкий, глядя мне в глаза. — То, что вам не понравится. Кое-что о вашем брате.
— О Владиславе?
— Да. Дело в том, что всё случившееся — смерть вашего отца и старшего брата, начало конфликта с Рязанью… Да и вообще то, что князь Молотов решился покуситься на Москву — это вина Владислава.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился я.
— То, что и сказал. Если бы не ваш брат, всего этого бы никогда не случилось.
— Говорите прямо, ваше высочество.
— Вы точно хотите знать? — поигрывая перстнями, спросил Илья.
— Сначала говорите такое, а потом спрашиваете, хочу ли я знать?! — я не удержался и повысил голос. — Конечно!
— Хорошо. Тогда слушайте…
Глава двадцать третья
— О конфликте между вашими родами мне известно давно, — начал князь Грушецкий. — Я был свидетелем того, как ваш дед пошёл на Рязань войной.
— Сколько вам лет? — не удержался я от вопроса.
— Сто четыре года. Мне было двадцать три, когда началась та война. Мой отец и ваш дед, Эспер Григорьевич, были весьма дружны. Поэтому отец без сомнений поддержал его в походе против Рязани.
Я молча кивнул, хотя и сомневался, что дело было только в дружбе. В политике ни у кого нет друзей. Тогдашний князь Смоленска наверняка преследовал какие-то свои интересы.
В конце концов, мой дедушка был неправ по всем фронтам. Мало того что обрюхатил чужую жену, так после этого ещё прикончил её мужа и пошёл на род войной…
А теперь нам с Владом приходится разгребать последствия всего этого.
Гордиться таким предком было сложно. Да я и не пытался.
Меня гораздо больше интересовало, что Илья Романович имел в виду насчёт Влада. Что значит, он виновен во всём, что случилось?
— Но война, как вы знаете, не увенчалась для Москвы успехом, — продолжил князь. — Поэтому ваш дед оказался в опале и был сослан в Сибирь.
— Эта часть истории мне знакома, — сказал я. — Кстати, вы не знаете, что он делал в Сибири?