Аристотель. Его жизнь, научная и философская деятельность

Литвинова Елизавета Федоровна

Аристотель доказывает, что не было времени, когда бы не существовали изменение и движение. Если бы все вещи находились в покое, то первое движение должно было бы произойти от какой-нибудь перемены в некоторых из этих вещей, то есть должна быть какая-нибудь перемена прежде первого движения и т. д. Это приводит к признанию существования первого двигателя. Движение должно совершаться постоянно, продолжаться или непрерывно, или последовательно. Однако постоянство более свойственно непрерывному чем последовательному. Итак, непрерывное лучше. Но мы всегда предполагаем, что в природе происходит лучшее, если оно возможно. Поэтому движение первого двигателя должно быть непрерывное, если такое вечное движение возможно. Шаткость такого доказательства очевидна. Аристотель старался решить несколько великих вопросов о вселенной, раскрывая смысл слов и выражений, обозначающих самые общие понятия о вещах и их соотношениях. Все это

влекло за собой только диалектические тонкости и трудности, требующие для преодоления их большой затраты сил и не ведущие к познанию законов природы. Уэвель такую физику называет гиперфизической. Аристотелю, по-видимому, совершенно неизвестны были мнения ионийцев и пифагорейцев о свободном движении небесных тел в пространстве, которые, однако, заключали в себе в зачаточном состоянии теорию всемирного тяготения. Этим объясняются его промахи в астрономии, о которых говорит Шопенгауэр. Главные положения аристотелевской астрономии суть следующие: на небе господствует гораздо больший порядок движений, чем на Земле. Эти небесные движения могут быть только простейшие и совершеннейшие, то есть исключительно кругообразные движения, именно такие, в которых тела постоянно движутся вперед в одном направлении и все-таки возвращаются только к своему первоначальному положению. Эти небесные тела – существа, не подверженные страданиям, достигшие лучшей цели; они ближе к божественному, чем Земля и живущие на ней люди. Небо имеет свою душу и начало своего движения в самом себе, и это движение не нуждается ни в каком отдыхе, как, например, бывает у животных, потому что совершается без труда и не влечет за собою утомления. Превосходство этого движения небесных тел состоит также в том, что от правой стороны оно опять приходит к правой. Впрочем, это относится только к самому верхнему небу, где живут созвездия. Но низшие сферы заключают в себе планеты, и эти последние – не такие совершенные существа, потому что они движутся и налево и направо. В середине мира стоит Земля, потому что земное всегда стремится к сосредоточению мира.

Плутарх рассказывает, как раскаивался под старость Платон, что давал Земле место в центре вселенной. И было в чем! Признавая Землю центром вселенной, Аристотель также нанес большой ущерб будущей науке и дал оружие в руки католицизма. Мы с прискорбием упоминаем об этом факте, который, однако, нельзя обойти молчанием. В утешение всем истинным почитателям великого Аристотеля приведем следующий рассказ Плутарха об издании физических чтений Аристотеля, к которым относились приведенные нами выдержки. Согласно Плутарху, Александр Великий писал своему прежнему наставнику: «Ты поступил дурно, издав эти чтения, потому что как можем теперь мы, твои ученики, превзойти других людей, когда ты передаешь всем то, чему мы от тебя научились?..» Аристотель будто бы отвечал на это: «Мои чтения и изданы, и не изданы; они будут понятны для тех, кто их слышал и ни для кого больше». Утешал ли Аристотель своего честолюбивого ученика или действительно так думал, трудно сказать. Весьма может быть, что ученики, записав эти чтения, внесли в них много своего, исказив истинный смысл слов учителя, который не узнал в этих чтениях плодов своей мысли.

Многие обширные трактаты Аристотеля состояли почти исключительно из собрания одних фактов, например, трактаты «О звуках» и «О задачах механики». Современные нам механика и гидростатика основаны исключительно на фактах, которые древним были так же хорошо известны, как и теперь. Аристотель имел также представление о шарообразности Земли. Прошло столетие после Геродота, прежде чем Евдокс Книдский, почерпнувший свои сведения от египетских жрецов, а затем и Аристотель, признав учение о шарообразности Земли, подтвердили его несомненными доказательствами и распространили между всеми образованными людьми того времени.

Очертание земной тени, отбрасываемой на Луну во время ее затмений, убедило древних в круглом виде Земли. Аристотель говорит по этому поводу следующее: что касается фигуры Земли, то она непременно должна быть сферическою… Если бы дело было не так, затмения Луны не имели бы таких форм. Потому что в течение месяца очертание темной части Луны принимает все виды: оно бывает прямое, вогнутое и выпуклое, но во время затмений разделительная линия всегда бывает выпуклая; а так как Луна затмевается оттого, что между Солнцем и ею помещается Земля, то причиною этому должна быть окружность Земли, имеющей сферическую форму.

Аристотель пытался также создать механику, но относил причину движения не к силе, а старался объяснить его свойствами пространства, то есть вводил геометрические идеи вместо механических. Этим обстоятельством объясняют его неудачу. Основание механики было впоследствии положено Архимедом. Удачнее были первые шаги Аристотеля в области метеорологии: он говорил о происхождении ветров, бурь, о метеорах, землетрясениях, морских приливах и отливах и старался объяснить явление радуги. «Радуга, – говорит он, – производится отражением от облака, противоположного Солнцу, когда облако обращается в капли». Заслуживают внимания его наблюдения над цветами радуги: большей частью появляются две радуги, и из них каждая имеет три цвета; но цвета внешней радуги бывают слабее, и порядок их противоположен порядку цветов во внутренней радуге. Во внутренней радуге первая и самая широкая дуга красная; но во внешней

радуге наименьшая дуга красная, ближайшая к внутренней. Что касается явления прилива и отлива, то оно сильно занимало мысль Аристотеля; сложилась даже легенда, будто он бросился в море, потому что не мог себе объяснить этого явления. Вообще можно сказать, что в объяснении морских и воздушных течений Аристотель близок к истине и начало метеорологии положено им. Но во всем своем блеске гений его проявился в науке об органическом мире. Здесь целесообразность казалась ему очевиднее, и это сильно его воодушевляло. Природа здесь, по его мнению, проявляет больше искусства и изобретательности, выбирая везде самые простые и лучшие средства для достижения цели. Организмы, которые производит природа (растения, животные, люди), отличаются от тел неорганических тем, что они получают свои побуждения от внутреннего начала. Душа животного по развитию выше души растения; она обладает способностью чувствовать и удерживать чувственные впечатления. Ощущения зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания сходятся в общем чувстве. Чувствительная к радости и к страданию душа животного стремится к тому, что производит на нее приятное впечатление, и избегает противоположного. Отсюда самопроизвольное движение животного. Ко всем этим преимуществам у человека присоединяется еще разум. Благодаря ему человек есть венец природы, конечная ее цель, к которой природа стремится через постепенно усложняющиеся формы животного царства. Если природа не достигает своей цели сразу, то причиной этого является сопротивление материи.

Животное царство разделяется на две ветви, из которых первая заключает в себе животных, имеющих кровь, а именно: млекопитающих, птиц, рыб, амфибий, а вторая обнимает собой насекомых, раковидных, моллюсков. Теплота нераздельна с жизнью, и количество теплоты, присущей животному, находится в прямой связи с его относительным совершенством. Аристотель верит вообще самопроизвольному зарождению, отрицая его, впрочем, у Высших животных. Не имея понятия о переворотах, каким подвергается земной шар, Аристотель допускает вечность органической жизни и видов.

Отношение организма к душе есть отношение между материей и формой, между возможностью и действительностью и между способностью и деятельностью. Ввиду этой тесной связи организм существует и живет только благодаря душе; душа есть его конечная причина и цель; но душа существует только тогда, когда одушевляет, когда она живет в теле. Чувствовать, желать, домогаться без телесных органов невозможно, по Аристотелю, как ходить без ног. Душа для тела то же, что острие топора: если предположить топор живым организмом, то акт рубки составлял бы душу топора. Очевидно, Аристотель считал основные отправления души нераздельными с телом.

Аристотель видел назначение природы в создании мужчины; рождение женщины он считал некоторым уродством и объяснял это явление тем, что у зародившегося человеческого существа не было силы развиться вполне. Он признавал также ненормальным явлением, если сын не был похож на своего отца.

Мы не станем вдаваться в более подробное изложение учения Аристотеля об органической природе; заметим только, что изучавшие его натуралисты Бюффон и Кювье относились к нему вообще с большим уважением. [5] Итак, мы видим, что Аристотелю, прозванному мыслящим наблюдателем, действительно более удались наблюдательные, чем опытные науки.

5

Аристотель принес большую пользу зоологии и сравнительной анатомии, оставив описание многих животных

В заключение этого краткого очерка деятельности Аристотеля в области науки мы приведем рассуждение Уэвеля о неудачных попытках такого рода всех греческих философов вообще. Он говорит: «При всем том мы не должны слишком легко судить об этих древних мыслителях. Это были люди необыкновенной проницательности, с изобретательным и строгим умом, а главное, они имели ту заслугу, что первые развили умозрительную способность нашего духа – первые открыли эту смелую и энергическую погоню за знанием, из которой вышла вся последующая культура и усовершенствование интеллектуальных сокровищ человека. Мудрецы древней Греции представляют собой героический период науки. Подобно первым мореплавателям своей мифологии, они отважно пустили свое неиспытанное судно в далекое и трудное странствование, полные надежд на сверхъестественный успех; и хотя они не нашли воображаемого золотого приза, которого искали, но зато открыли путь в неведомые области для предприимчивых людей, которые в последние времена свободно странствовали по ним к бесконечному увеличению умственных богатств человечества».

Если мы сравним научную деятельность Аристотеля с такою же деятельностью Бэкона, то увидим, что последнему также не дались физические исследования; сверх того, он так же, как и Аристотель, в астрономии был ниже своих великих современников. Вообще же естественнонаучная деятельность Аристотеля стоит неизмеримо выше заслуг в этом отношении Бэкона.

Большая часть сочинений Аристотеля, относящихся к математике, потеряна, а в том, что до нас дошло, заслуживают особенного внимания его мысли о бесконечности. Нет сомнения, что Аристотелю известно было все то, что думал о математике Платон.