Ария для призрака
Шрифт:
– Не хотите воспользоваться услугами визажиста? – поинтересовалась парикмахерша. – У нас работает хороший специалист, к ней обращаются даже артисты.
– Спасибо, – слабо улыбнулась Таня. – Сама справлюсь.
Выложив за стрижку, окраску и укладку пять с половиной тысяч рублей, Татьяна кинулась домой. У нее оставался целый вечер на подбор макияжа. Она понимала, что может нарисовать себе любое лицо, но продержится оно всего несколько часов. Нужно сделать что-то такое, что придаст ей очарования, но не изменит внешность кардинально. Она легла спать около часа ночи, более или менее удовлетворенная результатом своих трудов.
Когда утром Таня робко, бочком, вошла в грим-уборную, Тимур радостно воскликнул:
– Боже мой, Мэрилин Монро! Молодец, девочка, – и он нежно обнял ее и похлопал ладонью по спине. Восторг парикмахера выглядел преувеличенным, но Таня была благодарна Тимуру: он оказался достаточно чутким, чтобы оценить ее многотрудные усилия. За это она и любила его. Тот факт, что Тимурчик голубой, ничего не менял – наоборот, он трепетно относился к красоте, как женщина, но мог адекватно оценить даму как мужчина.
Через некоторое время в комнату друг за другом вошли Иван Костомаров и Андрей Кожухов. Таня видела, что последний не в лучшем расположении духа. Впрочем, она привыкла к перепадам настроения Андрея и научилась не обращать на них внимания.
– Здравствуйте, мальчики! – радостно защебетал парикмахер, подскакивая к Кожухову и помогая ему устроиться в кресле. – Погодка прекрасная, прямо-таки новогодняя!
– Ничего хорошего, – буркнул Андрей. – За ночь снегу навалило столько, что Макс еле продрался через сугробы. К театру не подъехать, пришлось машину оставить на платной стоянке!
Костомаров опустился было в соседнее кресло, к Тане, но внезапно ойкнул и подскочил.
– В чем дело? – забеспокоился Тимур. Его глаза едва не вылезли из орбит, когда Иван вытащил из-за пояса джинсов пистолет и аккуратно положил его на гримерный столик. Танина реакция была примерно такой же, как у Тимура, она даже отступила назад, словно боясь, что оружие может выстрелить. Кожухов лишь приподнял бровь. Костомаров явно ожидал, что пистолет произведет эффект, и ему не понравилась реакция Андрея.
– Ничего не скажешь? – спросил он.
– Только одно: смотри не отстрели себе самое дорогое, – криво усмехнулся музыкант.
– Зачем тебе эта гадость, Ванюша?! – спросил Тимур, не сводя глаз с пистолета.
– Времена нынче опасные, – ответил Костомаров. – В моем квартале уже на двоих напали. Я возвращаюсь домой поздно, вот и попросил приятеля достать мне пушку. Она чистая и незарегистрированная!
– Ты думаешь, легко застрелить человека? – с опаской спросил Тимур. – Я бы ни за что не смог!
– Ерунда, – равнодушно сказал Кожухов. – Вот ножом, при прямом контакте с жертвой – это не каждый сумеет. Из огнестрельного оружия убить проще простого!
– Ты говоришь так, будто тебе приходилось убивать, – с издевкой заметил Костомаров. – Тоже мне, Рэмбо!
– Убери эту дрянь, – брезгливо поморщился Тимур. – Ненавижу оружие!
– Это понятно, – усмехнулся Костомаров. – Бабы боятся стволов!
Таня подумала, что Тимур обидится, но он и не подумал. Нетрадиционная ориентация парикмахера часто становилась предметом для шуток, но слова Ивана звучали просто оскорбительно. Она подумала, что, наверное, должна что-то сказать в защиту Тимура, но промолчала. Кто она, собственно, такая?
Таня принялась накладывать грим на лицо Костомарова. Она заметила, что он пристально ее рассматривает, но работу продолжала. Ей понадобился коричневый тон, но он закончился, и Таня отошла к шкафчику, в котором хранились грим-наборы. В этот момент Костомаров перегнулся через подлокотники кресла и сказал громким шепотом, обращаясь к Андрею:
– Ты погляди, что с нашей гримершей сделалось! Теперь она не серая мышь, а белая, прям Чингачгук-альбинос! – И он расхохотался. Таня, прекрасно все слышавшая, застыла у шкафчика. Андрей ничего не сказал в ответ на замечание Ивана, но и не нашел его смешным.
– А как вам происшествие с костюмом и маской? – нарочито громко спросил Тимур, стараясь сгладить впечатление, произведенное словами Костомарова. – Лена сходит с ума или в театре и впрямь орудует призрак, как думаете?
Разговор перетек в другое русло, но Таня так и стояла с грим-набором в руке, не в силах пошевелиться. Щеки ее горели. Она так старалась выглядеть привлекательной, и ненадолго ей показалось, что так оно и есть. Однако Костомаров разбил ее иллюзии! Тане хотелось верить, что после посещения салона и собственных усилий она выглядит неотразимой, но она лишь обманывала себя. Жалкие попытки сделаться привлекательной не увенчались успехом, а лишь дали повод для издевок. Она боялась посмотреть в сторону Макса. Неужели он думает, как Иван? Если бы Татьяна обернулась, преодолев свой страх, то на лице Макса не увидела бы ничего, кроме сочувствия. Он заметил, как она изменилась. Стала казаться старше и вульгарнее, но, вероятно, ей самой нравился новый образ, и никто не имел права смеяться. Макс понимал, что его вмешательство восприняли бы негативно, так как он тут «номер последний» и не имеет права голоса. Слова Костомарова, касающиеся Тани, были обращены к Андрею, а не к ней, поэтому не могли считаться оскорблением. Правда, Иван произносил их громким шепотом с расчетом, что Татьяна их услышит. Макс порадовался, что Андрей не поддержал Костомарова. Он вообще никак не отреагировал, словно Иван был назойливой мухой, а Кожухов ленился шевельнуть рукой, чтобы отогнать насекомое. Макс не знал, стоит ли подойти к Тане и утешить или лучше сделать вид, что он ничего не слышал?
Пока он размышлял над этой дилеммой, Таня, наконец, отошла от шкафа. В руках она держала грим-набор, а на ее губах играла слабая улыбка. Макс не верил своим глазам: он ожидал, что она расплачется! Но Танино лицо выглядело безмятежным. Ее самообладание вызывало уважение.
Закончив работу, девушка пулей бросилась в туалет и заперлась. Она пристально разглядывала себя в зеркале. На нее смотрело бледное светловолосое существо с густо подведенными бровями и ресницами. Яркий макияж теперь казался Тане не смелым, а вульгарным, жалкой попыткой дурнушки украсить себя. Она до отказа повернула кран и решительно принялась смывать краску с лица.
Ворошило выглядел более чем недовольным, он прямо-таки распух от ярости. Мало того, что Кожухов опоздал на грим, так еще и Тамара заявила, что не придет на репетицию! У нее случился очередной «разрыв» с любовником, и она, по ее же собственным словам, находилась в глубочайшей депрессии. Костомаров прогулял два прогона, и Семен выгнал бы его к чертовой матери, если б до тридцать первого декабря не оставалось так мало времени. Да еще старшая костюмерша чудит, заявляя, что в театре орудует призрак, мечтая сорвать премьеру! Приходя на работу, она первым делом развешивает связки чеснока и какой-то жутко вонючей травы по всей костюмерной, кропит святой водой углы и только по завершении всех идиотских обрядов приступает к своим непосредственным обязанностям.