Ария для призрака
Шрифт:
– Устройте нам встречу! – голос Пушнина, прозвучавший у самого ее уха, вывел Риту из состояния задумчивости. – В конце концов, Макс должен узнать, что я – его отец! Только не здесь: театр – не лучшее место для таких откровений.
Макс стоял неподвижно, пока юркая Галина размещала булавки в различных местах его костюма. Одежда раньше принадлежала Костомарову и шилась на него. Галине и Елене Степановне пришлось спешно переделывать костюмы, ведь Макс шире Ивана в плечах и выше ростом, поэтому рукава
– Уже? – и очень огорчался, получая отрицательный ответ.
– Господи, как он мне надоел! – воздела руки к потолку Конюховская после очередного визита Ворошило. – Не дает работать!
Женщина встала и, проходя по маленькому помещению, задела свою помощницу, которая качнулась вперед, и Макс ойкнул: булавка впилась ему в левый бок.
– Прости, ради бога! – воскликнула Галина.
– Ничего, – вздохнул Макс.
В проеме двери опять возникла всклокоченная голова режиссера.
– Ну, как дела? – спросил он нетерпеливо, оглядывая Макса с ног до головы.
– Все в порядке, – ответила Галина, пока Елена Степановна не успела ничего ляпнуть. В последнее время они все чаще скандалили с Семеном, и Конюховская стала совершенно невыносимой.
– Я ухожу! – объявил Ворошило, с подозрением разглядывая утыканного булавками Макса. – Боже, парень, ты похож на ежа! Вы уверены, что справитесь в срок?
Галя поспешила заверить его, что все будет сделано в лучшем виде.
Ее слова не слишком успокоили Семена, но он тем не менее ушел.
– Слава тебе, господи! – патетично воскликнула Конюховская. – Неужели теперь мы сможем спокойно заняться делом? Ну-ка, Макс, подними правую ногу: я хочу посмотреть, насколько костюм свободно сидит. Так… Здесь не жмет? Отлично, теперь – левую! – скомандовала она. Макс послушно выполнял указания.
– Кажется, в театре никого не осталось, – заметила Галина, вынимая несколько булавок и одновременно делая отметки на материале.
– Только охранник, – подтвердила Конюховская. – Все уже дома, и только мы, как рабы, трудимся в поте лица! Чтобы я еще когда-нибудь согласилась работать с этим «ворошилой»…
Звук, раздавшийся где-то в конце коридора, заставил Макса встрепенуться, и он снова получил укол булавкой – на этот раз в бедро.
– Что это? – спросила Конюховская.
– Похоже на звук выхлопной трубы, – пробормотал парень.
– Может, охранник телик смотрит? – предположила Галина. – Пострелюшки какие-нибудь?
Звук и впрямь напоминал выстрел.
– Я проверю? – предложил Макс.
– Не ходи! – вцепилась в него Конюховская. – Давайте лучше на пост позвоним!
– Вы звоните охраннику, а я осмотрюсь, – сказал Макс тоном, не допускающим возражений. Он почти не сомневался, что слышал выстрел, но не хотел зря пугать женщин. Вытащив оставшиеся булавки, парень вышел в коридор. Он шел, дергая ручки на дверях: все были заперты.
– Эй, кто там? – спросил парень.
Не получив ответа, он вдохнул поглубже и шагнул в помещение, шаря по стене в поисках выключателя. Левая нога на чем-то поскользнулась. Нащупав, наконец, выключатель, Макс взглянул вниз и обомлел: он стоял в луже темно-красной вязкой жидкости. Слева от двери, прислонившись к стене, сидел Андрей. Он был в серой футболке, правая сторона которой приобрела бурый цвет. Прижимая руку к правому боку, Кожухов пытался встать, но ему лишь удалось согнуть ногу в колене. Это движение отняло у него последние силы, и голова Андрея упала на грудь. Крови было море – Макс лишь однажды видел такое количество. Было это в армии. Огромный лось попал под грузовик, который вел подвыпивший сержант. Животное умерло не сразу, долго дергалось, а кровь фонтаном била из поврежденной артерии. Макс находился в машине с сержантом, и именно ему пришлось пристрелить несчастного лося, чтобы прекратить его мучения.
Склонившись над Кожуховым, Макс приложил два пальца к его горлу, пытаясь нащупать сонную артерию. Лицо музыканта приобрело свинцовый оттенок, губы посинели, глаза были полуоткрыты. Когда Макс случайно задел его за плечо, тело завалилось на бок, словно мешок с мукой. Макс скинул военный мундир девятнадцатого века и, скатав его в рулон, прижал к ране в боку Кожухова, не думая о том, что фактически уничтожает плоды многодневных трудов. Он огляделся в поисках телефона. Аппарат стоял у шкафчика с гримом, но Макс не мог подойти к нему, так как знал, что рану надо плотно зажимать во избежание потери крови. Очевидно, охранник не слышал выстрела. Кто-то проник в здание и беспрепятственно прошел мимо поста!
Макс уже собрался заорать во всю мощь своих легких, чтобы привлечь внимание, как вдруг услышал, что снаружи кто-то скребется.
– Максик? – услышал он дрожащий голос Галины.
– Срочно, «Скорую»! – скомандовал он, продолжая надавливать на рану.
Галина оказалась не из тех истерических дамочек, которые падают в обморок при виде крови. Она взвизгнула при виде Андрея, но немедленно кинулась к телефону и набрала номер «Скорой помощи». Дверь снова приоткрылась, и на пороге возникла Конюховская в сопровождении охранника.
– Что тут у вас про… – начал было он, но сразу осекся. – Надо срочно «Скорую»… и полицию!
– Только полицию, – сказал Макс. – «Скорая» уже едет!
Машина прибыла на удивление быстро, а еще через пять минут подоспел полицейский «рафик» с воющей сиреной. Врачи засуетились вокруг Андрея, оттеснив Макса. Разминая онемевшие руки, он растерянно наблюдал за тем, как Кожухова грузят на простыню, которую приволокла Галина (врачи попросили найти какое-нибудь полотнище, так как оказалось, что носилки невозможно пронести по узким коридорам служебных помещений театра).