Ария: Легенда о динозавре
Шрифт:
Однако в одну песню всю мировую историю не засунешь. И черный цвет, символизировавший у ариев порочность и невежество, чудесным образом становится цветом одежды молчаливого рыцаря… Н-да, неисповедимы пути мысли сочинителей «арийских» текстов…
«РИТА, ОТКУДА В ТЕБЕ СТОЛЬКО КРОВИ?»
АВТОИНТЕРВЬЮ С МАКСИМАЛЬНЫМ ПРИСТРАСТИЕМ
«Ария», волшебная и божественная, мистическая и агрессивная, маниакально-депрессивная и охочая до молоденьких прелестниц, — всем этим ты обязана загадочной Маргарите, которая вот уже более десяти лет облекает в поэтическую форму мысли: свои собственные и твоих рыцарей. Мысли, которые они не могут или не решаются высказать сами… Историческое восклицание «Рита, откуда в тебе столько крови?» принадлежит не нам. Этим вопросом Маргариту удостоил ее старинный приятель Александр
Если честно, было даже страшновато браться за такую тему, как жизнеописание Маргариты Пушкиной, написавшей «арийцам» тексты почти всех их песен. Страшно, а надо, потому что г-жа Пушкина, извините за каламбур, шестой член группы «Ария». «Ария» без Пушкиной — уже не «Ария». И это не только мое мнение. Ну, в самом деле, что за heavy metal без готической эстетики? В известном смысле, «арийцы» и закрепились на нашей сцене из-за того, что их тексты всегда были безупречны. На первых двух альбомах перу Пушкиной принадлежат лишь две песни (но какие!) — «Тореро» («Мания Величия») и «Без Тебя» («С Кем Ты?»). Зато уж с «Героя Асфальта» начинается поистине «пушкинский» период «Арии» — с этого альбома лишь Маргарита будет сочинять для группы тексты. Творчество Пушкиной — не просто поэзия и не просто тексты. Это песни-истории, в которых то Антихрист обвиняет Иисуса во всех смертных грехах; то унесенные странным облаком англичане безропотно принимают свою судьбу, полагаясь на провидение божье; то очередная «муза», уходя, не возвращается… Написав для «Арии» в общей сложности более сорока песен, г-жа Пушкина на полученные с альбомов весьма небольшие деньги выпускает некоммерческий рок-альманах «Забриски Rider» («Гонщик из деревни Забриски»), кормит подшефных собак и кошек, подбрасывает знакомым (а иногда и малознакомым) музыкантам на запись или на лечение. Утверждает, что «на старости лет, если, конечно, дотяну до старости, помру в нищете, в канаве». Вообще создается впечатление, что Пушкина делает все, чтобы ее знакомым и друзьям на этом свете спокойно не жилось и чтобы у нее было как можно больше недоброжелателей. Она — по натуре своей настоящий «жираф»: то и дело высовывает свою голову, даже в самом неподходящем для леди месте и в самое неподходящее для леди время… Будучи, как она сама непременно подчеркивает, РОК-поэтессой, Маргарита терпеть не может слова «поэтесса», считая его чересчур салонным; будучи журналисткой и издателем «Забриски Rider», терпеть не может слово «журналистка». Вообще, особа она крайне парадоксальная, в чем вы очень скоро сможете убедиться сами…
Если с жизнеописанием «Арии», охватывающим период первых двух альбомов, удавалось худо-бедно справляться, то на подступах к «Игре С Огнем», и особенно к «кровавому альбому», стало понятно, что настало время отправляться на поклон к госпоже Пушкиной. Каюсь, хотелось оттянуть этот визит как можно больше… Но делать было нечего. Я отхлебнул коньяку и, сняв телефонную трубку, набрал номер г-жи Пушкиной. «Маргарита Анатольевна, — произнес я с комсомольским оптимизмом, стараясь говорить как можно более весомо и уверенно, — я сейчас пишу книгу про «Арию», не могли бы вы мне помочь… ну в смысле дать большое интервью?». В ответ последовал смешок, преисполненный величайшего сарказма. Я было подумал, что все мои худшие предположения оправдываются. «Да мы с тобой два года говорить будем! — пояснила Пушкина. — У тебя хоть план есть?» Я подтвердил, что план у меня как раз есть, и, попутно поклявшись в ненависти к отечественным журналистам за их патологическое неумение формулировать вопросы, в некоторой степени завоевал ее доверие. «Я тоже не люблю журналистов, — успокоила меня тетя Рита. — Ну что ж, давай попробуем»
Героическая попытка окончилась полным крахом. С правой стены пушкинской комнаты на меня сквозь круглые очки строго посмотрел Джон Леннон, с левой — Хирург, Шевчук, Грановский, Немоляев и «Ария», за спиной безобразничали Стив Вэй и Ян Андерсон. На булавке, воткнутой в обои, покачивалась индейская ловушка для ночных кошмаров, на двери позвякивали колокольчики, отгоняя злых духов… Маргарита вздохнула и выдала фразу типа «Такие книги выходят в свет один раз в жизни. Не хочу, чтобы потомки запомнили меня через твое восприятие. Не обижайся, Ди Трои, ты выгодно отличаешься от прочих писателей. Но не родился на свет еще тот человек, с которым я смогу поговорить по душам… Довольно того, что несут обо мне досужие бездельники и заплесневелые ортодоксы. Позволь, я побеседую с собственным отражением в зеркале моего мира…». Ну что оставалось делать? «Конечно, конечно, — промямлил я без особого энтузиазма, — но хотелось бы, чтобы без… особого ущерба для общего дела». «Сейчас эта тетка пурги на гонит», — кисло подумал я про себя и с опаской посмотрел на висевшие на рамочке пушкинского рисунка с улитками и кирпичной стеной не то африканские магические косточки, не то зубы с бусинами.
Колокольчики на двери принялись позвякивать совершенно самостоятельно. «Сквозняк, — решил я со свойственным мне материализмом. — Наверное…»
БЕСЕДА МАРГАРИТЫ
С НЕКИМ ОТРАЖЕНИЕМ В ЗЕРКАЛЕ ЕЕ МИРА
Весьма уважаемый мной Карлос Сезар Арана Кастанеда, который недавно, в полном соответствии с собственным учением, «перешел во второе внимание», в пояснениях к «пути воина» говорил о стирании
Когда я занялась (сдуру, по молодости) сочинительством, всякие тетки и дядьки стали советовать мне взять псевдоним: «Нельзя же писать стихи и подписываться — Пушкина!». «А чего мне стыдиться? — обычно пожимала я плечами, прикидываясь тумбочкой, — отца своего родного я не стыжусь… А я, между прочим, его дочь». Чуть позже я вышла замуж за человека по фамилии Столыпин (хотя искала исключительно Дантеса), но своей фамилии менять не стала. Гордость, знаете ли… И все-таки неоднозначная жизнь в советском обществе заставила меня несколько раз прибегнуть к псевдониму — иначе худсовет никак не желал пропускать мои тексты. Правда, заменитель я выбрала тот еще и назвалась Ритой Линн… (У «Пинк Флойд» в одной из песен упоминается Вера Линн, актриса, вот я у нее фамилию и позаимствовала, а потом и вовсе к своей прицепила…)
Хэви-компонент моей судьбы давал о себе знать с самого раннего детства: в Черняховске, где стояла дивизия отца, мы гоняли по немецким авиабомбам, лежащим вместо мостиков через ручеек к аэродрому, играли на территории бывшего концлагеря, на развалинах бараков для военнопленных, бродили по черному лесу, где, несмотря на все усилия саперов, люди находили неразорвавшиеся снаряды, мины и патроны… В садах, окру жавших наши дома, частенько находили клады, зарытые отступавшими гитлеровцами: сервизы саксонского фарфора, летные кожанки… Потом отец переместился в Ригу, и мы окунулись в средневековье, в волшебный запах Рижского залива, в шторма, в песни высоких сосен на берегу. Мы слушали орган в полумраке древнего Домского собора, с витражей которого взирали монахи и короли, а под огромными плитами пола покоились драчливые рыцари… Мы вырезали из кусочков коры индейцев, конкистадоров, раскрашивали масляными красками уродливые фигурки, мастерили корветы и пускали их в плавание. Читали вслух «Трех мушкетеров», «Гамбусинос и Твердая рука», «Капитан Сорви-голова». Еще любили читать библиотечку «Военных приключений», особенно такую оранжевую книжку с черной полосой — «Приключения майора Пронина». А в реке Лие лупе мы ловили смешных сине-красных рыбок с нелепыми пан ковскими ирокезами на голове. Рыб величали «казерагами». Привлеченные тишиной и красивыми мраморными фигурами, мы с соседскими ребятишками любили бродить по местному католическому кладбищу. Черные ангелы, белые…
Потом был Будапешт, столица Венгрии, с его прекрасной ска зочной архитектурой, Рыбачьим бастионом, памятником Чуме на соборной площади. Там я впервые услышала записи «Beatles», «Rolling Stones», увидела кинохронику их концертов… В Москве еще мало кто знал их, если видели надпись, то произносили очень смешно: «тхе беатлес»…Роллинги мне в детстве нравились больше битлов — в них было больше хулиганского, отвязанного… В Будапеште я первый раз в жизни оказалась на «живом» рок-концерте — приехали «Davis Spencer Group» со Стиви Уинвудом… Было полно и венгерских групп типа «Омеги», «Локомотива ГТ», «Иллеш»… Да всех и не вспомнишь!
ОТРАЖЕНИЕ: Выходит, не попади ты, благодаря родному папе в те благословенные края…
Я: Точно. Не было бы сейчас этого недоразумения по фамилии Пушкина, некого было бы звать «кровожадной стервой»… Фу, как грубо! Кстати, знаешь, почему меня считают стервой? Я недавно выяснила… Потому что делаю что хочу. Всю жизнь. Говорю что думаю… А этого не любят. Пишу что думаю. По неписаным туземным поп- и рок-законам, принято всех мазать шоколадом. Иначе тебя объявят нежелательным элементом в тусовке… Независимой журналистики у нас нет. Ее просто не может быть — бывшие классные авторы из андеграунда сейчас находятся в услужении у воротил шоу-бизнеса, который они сами совсем недавно разоблачали и высмеивали… Иначе — посадят на голодный паек или изобьют, могут пообещать прирезать и взорвать. С них станется… Что такое какой-нибудь сраный журна-листик по сравнению с каким-нибудь крутым продюсером с уголовным прошлым, который проворачивает спонсорские миллионы и раскручивает всю эту попсовую нечисть?
ОТРАЖЕНИЕ: Стоп, Пушкина. Это тема для отдельного романа…
Я: Именно. Собираюсь на досуге засесть за мемуары. Думаю, после их выхода в свет меня все-таки стукнут кирпичом по голове. Скорее всего, мемуары будут называться «Кладбище домашнего рок-н-ролла».
ОТРАЖЕНИЕ: Прежде чем мы перейдем с тобой к животрепещущим «арийским» темам, не ответишь ли ты мне на… э-э-э… один сугубо личный вопрос: «У тебя с психикой все в порядке? Нет ли, часом, какого специального страшного диагноза?». Ты, конечно, понимаешь, почему я такие вещи спрашиваю…