Аризонская западня
Шрифт:
Наконец-то Вайсс осознал: что-то вышло не так, причем самым катастрофическим образом.
— Они приняли меры? — выдохнул он, когда аризонский капо ковылял мимо со своим страшным грузом.
— Идем! — прохрипел Бонелли. — Садись в самолет!
На горизонте показались новые машины.
Тусонские боевики принялись выскакивать из фургонов, спешно занимая оборонительную позицию.
Вайсс опомнился и побежал к «Сессне». Телохранители грубовато запихнули сенатора внутрь и быстро закрыли дверцу.
Да,
Рейдеры Хиншоу плотно прижали уцелевших уличных ковбоев из Тусона к стенам ангара. Взрывы и звуки перестрелки отметили конец успешной погони.
Болана все эти перипетии уже не интересовали. Участники спектакля свое дело сделали.
Он оставил боевой фургон на обочине дороги и с М-79 в руках устремился бегом к южному краю взлетно-посадочной полосы.
На ходу он прикидывал скорость и силу ветра, а также пытался учесть прочие аэродинамические факторы, рассматривая их с точки зрения пилота.
Аналогичная идея пришла в голову и кому-то другому.
Помятый автомобиль трясся на неровностях поля, огибая в почтительном отдалении место перестрелки у ангара, но держа курс с очевидной целью — перехватить Болана.
Метрах в шестидесяти машина резко повернула и теперь прямиком надвигалась на бегущую фигуру. Из окна переднего сиденья засверкали вспышки выстрелов.
Не останавливаясь, Болан рухнул ничком на землю, перекатился, изогнулся и навскидку выпустил фугасную гранату из М-79.
Граната врезалась в песок у переднего бампера машины — Болан стрелял чересчур поспешно и из очень неудобной позиции, чем и объяснялся столь непростительный промах. Тем не менее взрыв хорошенько зацепил автомобиль.
Машина подпрыгнула, накренилась и закувыркалась по направлению к взлетно-посадочной полосе.
В стволы М-79 набился песок. У Болана не было времени на их прочистку; он отбросил оружие в сторону и помчался вслед за подбитой машиной, зажимая в руке большой серебристый «отомаг» 44-го калибра.
В машине находились двое: Моралес и Хиншоу. Энджел — за рулем, Джеймс Рэй — в качестве «бортового стрелка».
Кувыркнувшись несколько раз, автомобиль ухитрился вновь встать на колеса. Моралес не подавал признаков жизни — голова его резко запрокинулась и казалась вывернутой чуть ли не на 180 градусов. Правая рука Хиншоу нелепо болталась за окошком. Он не успел ее втянуть внутрь, когда машина перевернулась, и кости руки раздробило. Весь рукав был в крови.
Хиншоу уставился на Болана мутным взглядом и хрипло произнес:
— Боюсь, теперь остались только ты да я.
— Ошибаешься, — холодно возразил Болан. — Остались ты и ты.
Он прошел и, ступив на взлетно-посадочную полосу, повернулся к северу. Перестрелка, кажется, начала затихать. Но важнее было другое: завывая двумя своими реактивными двигателями,
Болан вышел на середину полосы и двинулся навстречу самолету. 100 метров... 90... 80 — промежуток между ними стремительно сокращался. В пятидесяти метрах Болан рухнул на одно колено, спокойно прицелился и выпустил обойму в автоматическом режиме.
Все восемь путь попали в цель, но ни одна из них не задела какого-либо уязвимого места в самолете. Болан мгновенно перезарядил «отомаг» — «Сессна» практически была над ним, колеса уже оторвались от земли.
И тут произошел как бы стоп-кадр, когда ничтожная микросекунда, вырванная из вечного времени, вдруг расползается и словно вмещает в себя всю эту вечность. В какую-то долю секунды Болан встретился глазами с Эйбом Вайссом, с «честнягой» Вайссом, сенатором Соединенных Штатов Америки. Сенатор прижал источенное временем лицо к стеклу иллюминатора, и лицо его было искажено гримасой ужаса, как и тогда, когда он стоял на крыльце своего дома в Райской Долине, держа в трясущейся руке «браунинг», и орал так, чтобы его услышал весь белый свет: «Я управляю всем этим. Это все мое, и управляю я!»
«Можете и дальше управлять, до самых адских ворот», — ответил тогда Болан.
А теперь Палач сказал ему: «Ты доуправлялся, Эйб».
Взлетающий самолет промчался над его головой, а он хладнокровно целил ему вслед, вновь и вновь высекая огонь из своего замечательного «отомага» 44-го калибра.
И снова все пули легли точно в цель — все восемь, каждая из них.
Самолет дернулся. Язык пламени выбился из крыла. Машина попыталась выровнять курс, а затем как бы остановилась в воздухе — это, разумеется, было иллюзией, вызванной тем, что охватившее крыло пламя смешалось с разлившимся над горизонтом пурпуром заката.
Самолет не успел упасть — он взорвался в воздухе, и вспышку, должно быть, видели даже в Райской Долине.
Палач спрятал оружие в кобуру и пробормотал:
— Вот теперь дело в шляпе, Ник. Ты угадал.
И, не оборачиваясь, зашагал прочь.
Эпилог
Другие поля сражений ждали его. Он знал: они будут всегда дожидаться, покуда он жив.
Но наступали минуты, когда он чувствовал, что надо уделить немного внимания не только аду, но и раю.
И поэтому это нельзя было считать каким-то помрачением рассудка, когда самый разыскиваемый преступник Соединенных Штатов снова направился в Райскую Долину.
Конечно, скорее всего его просто-напросто угостят пинком под зад и отправят в места, где беспрерывно льется кровь. Где он должен ее проливать.
Но в глубине души он все-таки надеялся, что дитя Морриса Кауфмана проявит чудо благородства.
По крайней мере, девочка заслужила того, чтобы о смерти отца ей рассказал человек неравнодушный. А уж к равнодушным Болан причислить себя никак не мог.