Аризонская западня
Шрифт:
— Мне все это не нравится, — отрезал Бонелли. — Ты хорошенько рассмотрел территорию лагеря? Можно там что-нибудь припрятать, чтобы не было заметно со стороны?
— Трудно сказать, босс. Если очень нужно спрятать, всегда можно постараться.
— И от этого, как я понимаю, тебе и сделалось не по себе? Дурное такое предчувствие...
— Верно. Даже мурашки побежали по спине.
— Ну, предчувствия, конечно, предчувствиями... Ладно, зови всех командиров отделений. Посовещаемся и двинем.
— Мягко двинем или с боем?
— Да уж будь уверен:
Братья по крови затеяли эту жестокую игру, а Пол Бонелли был прирожденным игроком.
Но умирать он — видит Бог! — не собирался.
Гаррота Болана сомкнулась на горле часового, и тот после недолгой борьбы затих. Палач оттащил тело в сторону и вернулся к фургону, чтобы экипироваться. Он выбрал снайперскую винтовку «уэзерби» М-79 и два пояса с 40-миллиметровыми зарядами различного назначения.
После чего вернулся на гребень — тот самый, с которого ранее организовал «беспилотную» атаку, и прошел по нему к скальному выходу, возвышающемуся над лагерем.
Расстояние до лагеря отсюда было в самый раз для М-79, да и сектор обстрела был великолепным.
Болан разложил ленты с зарядами и загнал в подствольный гранатомет разрывную гранату, после чего отложил небольшое, но грозное оружие в сторону и взялся за бинокль, чтобы внимательно оглядеть предстоящую зону боевых действий.
Из-за горизонта вынырнула автоколонна. Она быстро приближалась — один, два, черт... восемь больших фургонов!
А внизу, в лагере Хиншоу, началось оживление — парни суетились и бегали, все в камуфляже, который отлично сливался с пересохшим грунтом пустыни. Готовились к атаке.
Болан мрачно улыбнулся и взялся за «уэзерби».
Да. Похоже, это будет та еще атака!..
Когда до изгороди оставалось метров пятьдесят, шедшие колонной машины развернулись, совершили стремительный маневр и затормозили так, что стояли теперь ровной шеренгой — борт к борту, фарами к ограде.
— Это еще что? — проворчал Хиншоу.
Бонелли высунулся из окошка и прокричал:
— Давай своих людей, Хиншоу. Все поедем на моих автомобилях. Места хватит.
Хиншоу выплюнул сигарету, обеими руками уцепился за ворота и проорал в ответ:
— Все изменилось. У меня сообщение от вашего отца. Выходите.
В ответ Бонелли резко поднял стекло. Хиншоу растерянно глядел на него, ровным счетом ничего не понимая. Что, в конце концов, случилось?
Тянулись долгие секунды.
Наконец в передней машине открылась дверца и на землю спрыгнул один из командиров отделений — тусонский громила.
— Мистер Бонелли хочет, чтобы вы поднялись к нему для переговоров, — провозгласил он.
— Какого хрена?! — завопил Хиншоу. — Скажи мистеру Бонелли, что вот он я, прямо перед ним. У меня сообщение от его папеньки. Но это дерьмо мне не по нраву.
Окошко снова открылось. Бонелли осторожно высунул голову наружу.
— Что за сообщение?
— Слушайте, какого
— Что за сообщение?
Хиншоу стиснул зубы. Значит, Болан был прав, когда предупреждал. А он, Хиншоу, не послушал. Что ж, зато теперь он выскажет этому недоноску все, что о нем думает. И не только о нем...
Но бравый вояка не успел даже рта раскрыть.
Внезапно лицо Пола Бонелли исчезло, в доли секунды превратившись в кошмарное кровавое месиво. Водитель, сидевший рядом, оказался весь забрызган кровью и ошметками начальнических мозгов. И лишь когда откуда-то с гребня, что возвышался позади лагеря, долетел гулкий раскат выстрела, Джеймс Хиншоу продемонстрировал свою профессиональную реакцию. Он нырнул в пыль и тотчас покатился, закувыркался к ближайшему укрытию — небольшой, мелкой впадине близ ворот. Профессиональный инстинкт солдата подсказывал ему, что должно немедленно и неизбежно произойти.
Громила из Тусона оказался следующим, кто отправился прямиком в вечность — пуля сразила его, когда он бежал, чтобы укрыться в фургоне. Еще до того, как послышалось раскатистое эхо второго выстрела, он уже превратился в труп.
Ну, а затем будто снова вернулся Вьетнам, и разразился ад, и это была классическая западня в пустыне, и сотня стволов бешено палила с разных сторон, а Джим Хиншоу, беспомощно распластавшись, лежал на дне своего жалкого укрытия.
Несколько тусонских фургонов, пробив хлипкую ограду, рванулись вперед. Из каждого окошка торчали стволы.
Это было какое-то недоразумение, чудовищная ошибка.
Так, по крайней мере, полагал Джим Хиншоу.
Но иного мнения придерживался тот, кто сейчас прятался на вершине гребня. Вернее, он знал наверняка: так быть должно, и никакой ошибки нет.
Давненько Хиншоу на собственной шкуре не испытывал, что значит, когда тебя в оборот берет эксперт своего дела.
О Бонелли-младшем и говорить не приходилось...
Глава 21
Правильно оценив в бинокль ситуацию возле ворот лагеря, Болан не преминул поставить грохочущую тачку с помощью снайперской «уэзерби».
Прибывшие с Бонелли поняли происходящее как предательство со стороны людей Хиншоу. Моралес оставался в тылу и никак не мог взять в толк, что же на самом деле случилось. Но когда в лагерь ворвались головорезы Бонелли, он принял единственно верное для себя решение. Неизбежным результатом явилась бешеная перестрелка между двумя «дружескими» силами.
Болан тем временем аккуратно подливал масла в огонь, накладывая на общую картину решительные, энергичные мазки из М-79. Первым делом он послал гранату в один их ворвавшихся на территорию фургонов. Тот накренился, тяжело осел и загорелся. Следующая граната была дымовой — это лишь усилило всеобщее замешательство. После чего Болан принялся щедро забрасывать территорию, чередуя гранаты фугасного и осколочного действия.