Арк
Шрифт:
– Неужто такие небожители спустились в нашу скромную обитель? Я думал, что вас уже расстреляли, милейший Юрий Альфредович.
Начальник 4-го Управления НКВД Мельников позволял себе весьма специфические шутки, но те, кто с ним работал давно, привыкли к этому.
Правда, сейчас в кабинете на Лубянке напротив него сидел не подчиненный, а один из самых таинственных людей, о которых было принято говорить лишь шепотом. Да и не знал никто толком ничего, одни лишь слухи.
А вчера поступил сверху приказ. Выяснилось,
Мельников не понимал происходящего, потому и пытался шутить.
– Собственно, Николай Дмитриевич, это не стало бы для меня проблемой. Расстрелять можете хоть сейчас. Вы, наверное, в курсе, что некоторые уже пытались. И в курсе, чем это закончилось. Но вернемся к нашим делам.
Кнопмус протянул запечатанный сургучом конверт хозяину кабинета.
– Итак, Лаврентий Павлович просил поставить в известность: необходимо усилить гарнизон, охраняющий известный вам спецобъект, войсками НКВД. Это по вашему профилю. Тут – данные о периметре. И еще. Я привез обещанный подарок для маршалов. Вручите лично.
– Ну давайте уже, хвастайтесь, я весь внимание.
– Взгляните, – сказал Кнопмус и достал из плащ-палатки новейшей разработки, с двухсторонним камуфляжем, маленькую коробочку, – пока, правда, только два экземпляра.
Мельников трепетно положил ее на крупную мозолистую ладонь, открыл крышку. Внутри лежало два серебристых кулона.
– А почему в виде растений?
– Не просто растений, Николай Дмитриевич. Вербена и рута. Хотя вам вряд ли о чем-то это скажет.
Начальник разведки взял в руки одну из веточек.
От серебристых соцветий ток пробежал по ладоням, запястьям и выше. Закружилась голова, и на мгновенье подступила тошнота. И тут же резко сознание неимоверно расширилось, и из глубин Вселенной пришло ощущение собственного безмерного могущества. Все слабое человеческое покинуло тело. Он готов был рушить горы и создавать цунами, вызывать засуху и творить всемирный потоп.
Но вдруг пришел холодный мертвенный свет, затопивший все перед глазами, и, словно презрительно усмехнувшись, вдруг исчез, забирая всю силу. На мгновение показалась луна, но тоже пропала.
Остались лишь полумрак кабинета и скуластый собеседник.
– Страшная сила, Юрий Альфредович, – прошептал Мельников.
– Пробирает?
– Да.
– Положите на место и не трогайте больше. Штука опасная, засасывает, поверьте.
С трудом, превозмогая себя, Мельников вернул медальон в шкатулку и закрыл ее.
– Все-таки партийная дисциплина – великое дело, – заметил Кнопмус. – Уберите и забудьте. Сами знаете, что это не для вас. Но я рад, что смогли справиться с искушением, не каждому дано.
Он по-свойски взял
– Еще такой момент. В мое отсутствие будете контактировать с Зафаэлем, знаете его?
Мельников кивнул.
– Ну и славно. Настоятельно прошу выполнять все, подчеркиваю, все просьбы, какими бы странными они ни казались. Лаврентий Павлович вас проинформировал?
– Юрий Альфредович, вы меня обижаете. Разве я когда отказывал Хранилищу в чем-либо? Да и потом, директива мне спущена, все просьбы-требования Зафаэля будут в приоритете, не сомневайтесь.
Он тяжело вздохнул и словно прыгнул в омут.
– Меня сейчас другое беспокоит, – сказал Мельников, покручивая задумчиво в руках шкатулку, – вы уж простите, но стоит ли кому-то такую вещь отдавать? Я не спрашиваю, почему себе их не оставили, но – Жукову? Рокоссовскому?
Кнопмус холодно посмотрел на Мельникова:
– Хотите проиграть войну?
– Да ведь не в этом дело, – воскликнул тот, – дело в несоизмеримой мощи прибора. Под силу ли человеку справиться с ним? Не случилось бы повторения истории с Тухачевским.
– Мои люди держат под контролем ситуацию, не волнуйтесь, – заверил Кнопмус. – К тому же прибор ограниченного действия, задача его исключительно тактическая. А стратегия, как и всегда, остается за нашим вождем и учителем, великим Сталиным.
– Мы здесь одни, и кабинет не прослушивается, так что можете без этого обойтись.
– Я не понимаю, о чем вы.
Они помолчали. Мельников хмуро глядел на Кнопмуса, тот безмятежно развалился на стуле и разглядывал его своими маленькими глазками, как занятное насекомое под микроскопом.
Понятное дело, что комиссар государственной безопасности не привык к подобному обращению.
– Не доверяете?
– Я не доверяю никому, – нарочито серьезным тоном, будто диктор на радио, сказал Кнопмус. – Практика показывает, что тот, кто вчера был другом, завтра оказывается врагом и предателем. Не замечали?
– Что ж, ладно. Не хотите откровенно говорить…
– О какого рода откровенности идет речь, товарищ Мельников? У нас с вами есть работа, которую нужно выполнять. Мы солдаты партии, не более того.
Пытаясь скрыть неловкость ситуации, Николай Дмитриевич начал копаться в лежащих на столе документах.
– Не доверяете. Что ж, воля ваша. Тогда пройдемся по маршруту, – найдя планшет, развернул на столе карту с многочисленными пометками. – В первую очередь отправитесь в Вологду, где под видом врача предстоит…
Дорога жизни, 1942 год
Шофер им попался молодой, злой, неумелый. Подгоняя беженцев матюгами, он грозился ссадить всех, если они не поторопятся, – надо выполнять план. Наконец тронулись.