Аркадий Бухов
Шрифт:
* * *
Через несколько дней Бутырин в одиннадцать часов ночи сидел в редакторском кабинете, похудевший, с ввалившимися глазами, и тупо смотрел на наваленные в углу столичные газеты.
— Нарочно вы это? — горько и тихо спросил он.
— Голубчик… Да ведь разве они понимают… Нашли где-то в хламе старый набор, увидели вашу фамилию…
— А меня сумасшедшим считают, — еще тише кинул Бутырин. — Смотрят на меня как-то особенно…
Редактор виновато опустил глаза и, думая о том. что, если он не вылечит зубы, пропадут праздники, нарисовал
— Да, особенно… А кто смотрит?
— Все смотрят… Рабочих кто-то подучил утром. Прихожу сегодня, а на паровозе мелом: купальщик… Господи, ведь и вышло так — в декабре месяце третьего дня, мол, купаться полез…
— Да, нехорошо это вышло…
— В декабре месяце, против городских купален, это в день юбилея…
— Юбилея?
— Десять лет беспорочной… Да ведь я вот здесь сижу, а у меня билет в театр в кармане… Прощайте уж… Не могу я в театр идти, вслух смеяться будут.
* * *
Жены не было дома, Бутырин лежал на диване, а в кухне был кто-то чужой и вполголоса разговаривал с кухаркой.
«Обо мне, наверное», — подумал Бутырин, встал, приоткрыл немного дверь и стал слушать.
— Может, спьяна и полез, — убеждал чей-то голос.
— Не пьюшший, — деловито останавливала кухарка, — с барыней, наверное, изругался. Барыня у нас — яд, к нему цепляется, наскандалили, а потом он и в воду головой. Вытащили, а самому стыдно, вот и написали, что купаться, мол…
— У нас на деревне тоже был случай… Блажной один тоже полез в пролубь, вытащили его, оттирали, потом урядник приехал.
* * *
Бутырин отпустил бороду, ленился по-прежнему завязывать галстуки и стал после обеда спать. Часто после службы он уходил гулять за город и, что-нибудь напевая, заходил далеко, оставляя глубокие следы от высоких сапог на плотном нежном снегу. Во время одной из прогулок он встретил маленького, обдерганного мальчишку, приставшего к нему, чтобы выманить две копейки.
— А ты чего не работаешь? — спросил Бутырин, доставая кошелек.
— Выгнали, — почесываясь, ответил мальчишка, — при типографии семь месяцев проработал…
— Крал, что ли, или озорничал?
— Да, покрадешь там… Старый черт за всем смотрит…
— А за что же выгнали?
— Перепутал. Из-за дурака и выгнали… Достань, говорит, заметку об инженере, я и достал… А что коллектор-то смотрел? Ученый, в очках… Я что понимаю…
Бутырин быстро шагнул к мальчишке, схватил его за плечи и сильно встряхнул. Потом быстро расстегнул пальто, снял толстую серую перчатку, засунул руку в боковой карман и вытащил оттуда газету, где какое-то место было обведено карандашом.
— Грамотный?
— Чай, в типографии служил…
— Это?
— Чего это?
— Заметка-то…
Мальчишка ткнулся в газету, самодовольно улыбнулся и хихикнул:
— Да она ж самая, ей-Богу…
— Ты?..
Случилось что-то большое и непоправимое. В тихий морозный день, на ослепительно белой снежной поляне взрослый человек, в расстегнутой шубе и без шапки, катал но земле маленькое оборванное существо и, хрипло рыча, наваливался на него тучным телом…
А на другой день, когда Бутырин вышел из дома на службу, от соседних ворот отделился какой-то серый комочек. побежал за Бутыриным и, приняв форму вихрастого, измызганного мальчишки, остановился,
— Купальщик… Купало проклятый… Черт купальный… Водолаз косоногий…
* * *
Бутырин перевелся в другой город.
Там, где тихо
Сейчас вечер, но удивительное, точно из хрусталя, прикрытого синей прозрачной материей, небо еще не успело почернеть и показаться ночным. Весной оно всегда какое-то особенное. И даже, если уже прошло время, когда каждая весна мягкой рукой надавливала на грудь и заставляла чувствовать что-то необычное, все равно думается нежнее, сердце теплеет. Летом закрываешь окно от шума подвод и криков, но. когда весной в соседней комнате откроют форточку и услышишь шум от первых колес, становится грустно и кого-то жалко. Весной, я не понимаю почему это. когда остаешься один, думаешь не о том, что будет завтра, а о том, что было. И чем дальше то. о чем думаешь, тем оно ценнее и святее, как материнская иконка, которую случайно раскопал в коробке старых вещей на книжном шкафу.
В эти часы мне почему-то всегда вспоминается провинция. Маленькие, далекие городки, которых весна, как заботливый старик на отдыхе, обметала сейчас зеленым редковатым кружевом первых трав и клейких листочков. Я люблю провинцию. И если иногда хочется посмеяться над ней — только как над ребенком, глупым еще, как пушистый звереныш, у которого около рта уныло висящий целый склад разнообразного варенья, а сам он внимательно разглядывает ползущую по столу муху, весь опьяненный этой интересной аналитической работой…
I
В провинциальных гостиницах у лакеев всегда заспанные лица. Будет ли это одноэтажный дом, с маленькой вывеской, у ворот которого повар в белом колпаке с человеком в одном жилете щелкают семечки, или большое двухэтажное здание с большущими золотыми буквами под крышей: Бель-Вю А. Никодимова. Приезжайте в час дня, когда лакеи, громко обсуждая события дня. едят где-то внизу, приезжайте в девять утра, все равно вам навстречу выйдет человек во фраке и с фартуком, с катастрофически заспанным лицом. Позже, когда вы обживетесь, вы увидите, что ни время, ни самый ход жизни не в состоянии переделать этого явления. Если вы пошлете лакея на почту, куда он бегает с большей охотой, чем посмотреть, свободен ли соседний номер, и он возвращается запыхавшийся и почему-то радостный, все равно лицо у него такое, как будто бы его только что на ваших глазах вытряхнули с кровати. Должно быть, с такими лицами лакеи женятся, ухаживают и пьют водку.
Ваше появление в гостинице — это тот первый камень при закладке большого здания, по которому скучающий губернатор бьет молоточком, а волнующийся подрядчик осторожно кладет на землю. Все пути назад отрезаны. Вы становитесь сквозным: через вас каждый смотрит. И наоборот, вы становитесь базальтовым, непроглядным человеком, каждое желание которого и внутреннее побуждение хочется всем узнать.
— У вас есть свободные номера?
— Сию минуту-с.
Лакей прекрасно знает, что из двадцати шести номеров одиннадцать капитально свободны, каковыми останутся еще на три, на четыре года, но сам не решается этого открыть.