Аркадий Гайдар без мифов
Шрифт:
Учитель, который сидел за письменным столом, заметив Аркадия, поднялся навстречу. Николай Николаевич был в белейшей полотняной рубашке и бархатной куртке.
– Я рад, что вы у меня, – сказал Николай Николаевич. Посмотрите, вдруг вас что-нибудь заинтересует.
Вдоль стен темнели застекленные шкафы. В одних стояли книги: энциклопедия Брокгауза и Эфрона, роскошные издания классики – Шекспир, Шиллер, Гёте, Пушкин, Лев Толстой и много других произведений в солидных и пестрых обложках. А в одном шкафу книг не было – там лежали морские раковины, словно обросшие редкой бородой кокосовые орехи, засушенные морские звезды, китайские, темного лака шкатулки с тонкой витиеватой резьбой, позолоченная фигурка Будды, кривой нож в деревянных
Соблазн прикоснуться к этим сокровищам хотя бы пальцем был так велик, что Аркадий спрятал руки за спину.
– Здесь все можно трогать и брать руками, – сказал Галка.
Но Аркадий уже увидел в дальнем шкафу «Приключения Тома Сойера» – эту книгу в Арзамасе невозможно было достать – и «Пятнадцатилетнего капитана». И хотя нельзя было читать сразу две книги, Аркадий забрал с полки обе, уселся на низкий диванчик, открыл «Тома Сойера» – и оторвался, лишь заметив, что все гости давно ушли.
– Ой, который же это час? – вскочил он и покраснел, увидев, что уже начало двенадцатого. Аркадий кинулся к шкафу, чтобы поставить книги на место.
– Если желаете, возьмите их с собой, – сказал, входя в комнату, Галка.
Все время, до самого ухода Голикова на фронт, Соколов вел и направлял его по жизни, как человека с большим дарованием. Николай Николаевич подбирал для него книги по истории, отечественную и зарубежную литературную классику. Он беседовал с Аркадием о прочитанном, рассказывал о драматизме судеб писателей. Квартира Соколова, куда приходил не только Аркадий, стала для Голикова литературным университетом. Единственным за всю жизнь.
Не случайно, пройдя Гражданскую войну, написав первую повесть, Аркадий Голиков проедет через всю Россию, отыщет Николая Николаевича, который к тому моменту переселится в Ленинград, чтобы показать ему рукопись…
Однако через десять лет былого взаимопонимания уже не возникнет. И дальше по литературным путям и хлябям Аркадий Голиков пойдет один, но с багажом знаний и культуры, который он получил от учителя словесности.
Совет на всю жизнь
Однажды Аркадий пришел к Николаю Николаевичу с большой пачкой библиографических карточек.
– Что это вы принесли? – спросил Николай Николаевич.
– Вот, записываю про меч-рыбу, повадки акул. Их считают очень умными.
Вы собираетесь стать ученым?
– Нет-нет. Просто, чтобы не забыть.
– Такие записи делают и хранят ученые… Они их распределяют по темам, дополняют, карточки им необходимы, потому что объем сведений, которые нужны ученому, громаден, а всем остальным людям нужно научиться пользоваться своей памятью. Было время, когда не существовало письменности. Все сведения о природе, способах добывания огня, приемах охоты на громадных животных с помощью примитивных орудий, сведения о том, когда сеять, а когда снимать урожай, и о многом другом хранила только человеческая память. Если бы случилось такое несчастье, что сразу все люди лишились бы способности помнить, человечество просто исчезло бы. Оно бы не выжило.
– Но тогда мало знали.
– Ошибаетесь. Нашим предкам было известно такое, о чем мы уже не имеем понятия. Они читали следы зверей и птиц – иначе как же охотиться и выслеживать? Великолепно распознавали запахи – это часто помогало уберечься от опасности. Знали абсолютно все растения: какие пригодны в пищу, какие для лечения, а какие ядовиты и их нужно остерегаться. В деревнях и сейчас это знают. Там живут старушки, которые, взглянув на небо, скажут, какая погода будет завтра. Или заявят: «Раз сегодня дождь, то лить он будет сорок дней». И действительно, дожди начинают лить без остановки. Вот здесь,
А до этого тысячи людей запоминали их с голоса, слово в слово.
– Сейчас такой памяти уже не бывает, – вздохнул Аркадий.
– Бывает. У нас в Арзамасе священнослужители помнят наизусть Библию. Да и не одну только Библию. Много других текстов, которые они считают важными. Наша память нуждается в том, чтобы ее загружали. Она любит работать. И чем больше ей приходится работать, тем лучше она это делает. Поэтому есть люди, память которых изумляет. Я слышал на Севере сказительницу, которая три дня при мне пела песни, былины, веселые частушки – и ни разу не повторилась. Думаю, она помнила не меньше Гомера. Потому я и говорю: все, что вам может понадобиться, запоминайте. Места, где вы побывали, названия растений, повадки птиц, оттенки заката, исторические события, страницы книг, которые вам особенно понравились. И свои разумные мысли запоминайте тоже. Листок или карточка могут затеряться. А голова всегда будет при вас.
Человек с отличной памятью, – продолжал Николай Николаевич, – богатый человек. То есть денег и драгоценностей у него может и не быть. Зато ни один прожитый день для него не проходит бесследно. Все увиденное, услышанное, понятое остается с ним. Мы никогда не знаем, что нам из прошлого опыта понадобится. И чем богаче наша память, тем мы защищенней в опасных ситуациях. Обратите внимание, как много полезного помнят герои романов Жюля Верна – и это помогает им выжить.
Аркадий кивнул. Он был растерян. Он испытывал изумление пред могуществом человеческой памяти и сожалел, что у него не будет такой памяти, как у Гомера или хотя бы как у самого Николая Николаевича, который стихи Гюго на уроках читал на французском, поэму Байрона – на английском, сонеты Петрарки – на итальянском, а восточных поэтов – на японском или китайском языке.
– А если у меня слабая память? – с тревогой произнес Аркадий.
– Слабая память только у больных, – жестко ответил учитель. – У большинства она бывает просто ленивой.
Но тетя Даша меня о чем-нибудь просит, а я забываю.
– Память здесь ни при чем. Вы невнимательны. А у рассеянных людей хорошей памяти быть не может. Чтобы что-то запомнить, надо сосредоточиться. Этому тоже учатся.
Я был во время своего путешествия в тибетском храме. – Галка снял с полки позолоченную фигурку Будды. – Там не только молятся, там готовят ученых монахов, в том числе лекарей. И лекарей превосходных. И нам показывали, как воспитывают внимание и память у будущих тибетских врачей. Каждому ученику давали цветок. И за минуту, которую отмеряли песочные часы, нужно было разглядеть и запомнить количество и форму лепестков, тычинок и листьев, их расположение на стебле. Если цветок увядал, то нужно было сказать, сколько лепестков увяло и как изменилась их окраска. Или в комнату входил человек в диковинном одеянии – и за несколько секунд требовалось разглядеть и запомнить, во что он одет, обут, какие на нем украшения и даже количество пуговиц на рукавах и груди. Без внимания и предельной сосредоточенности это было бы невыполнимо.
Голиков не помнил, когда он ушел от Николая Николаевича. Он только помнил, что ходил по темному городу, не разбирая, где дорога, где лужи. И дал самому себе слово, что разовьет память и наблюдательность еще лучше, чем эти монахи-лекари, и сможет, взглянув на страницу учебника, сразу все понять и запомнить. А если попадет к папе на фронт, то попросится в разведку, обманом проникнет в немецкий штаб, взглянет на их карты – и запомнит расположение линий и стрелок.
Обладая хорошей зрительной памятью, Аркадий придумал для себя вот что. Перед сном прочитывал несколько страниц Гоголя или отрывок из повести Льва Толстого. А утром обнаруживал, что помнит прочитанное накануне слово в слово.