Аркадий Гайдар без мифов
Шрифт:
Если же мне поздно вечером нужно было встретиться с моим агентом, я просил трех-четырех красноармейцев затеять какую-нибудь возню, чтобы отвлечь на минуту «дежурного» «трудягу».
На первых порах, когда мои разведчики ловили такого «трудягу», я его допрашивал и отправлял с двумя конвоирами в Ужур, в штаб 6-го сводного отряда. Но по дороге всех троих перехватывали люди Соловьева. «Трудягу» отбирали, конвоиров не
Чтобы довести арестованного до Ужура, мне требовалось минимум десять конвоиров. Но в моем личном распоряжении было всего сорок человек. Или сто двадцать четыре человека на весь Ачинско-Минусинский район. Я просил у Красноярска подкрепление. Мне отвечали, что свободных бойцов у них нет.
Захваченных разведчиков мне было некуда запирать, нечем кормить, а главное – я не знал, что с ними дальше делать. Иногда мне казалось: кто-то настойчиво загоняет меня в угол, чтобы я от полной безвыходности начал «трудяг» расстреливать.
Но убивать безоружных людей я не собирался. Отпускать их на волю просто так, чтобы они через неделю опять крутились возле избы, где находился мой штаб, было крайне обидно. Тогда я и придумал заняться сплошной перевербовкой.
– То есть как? Чтобы агенты атамана перешли в ваш отряд? Но кто бы вам разрешил иметь в отрядах чужих агентов?
– Вы не поняли. В отряде мне эти люди были не нужны. Соловьев, как бы из вежливости, настойчиво возвращал мне моих конвоиров. Я готов был (как бы в ответ) возвращать ему разведчиков. Но при этом я хотел с ними договориться, чтобы они стали работать и на меня. Они были мне нужны как агенты-двойники.
– И что же? Одни говорили, что боятся Соловьева, и отказывались, а другие тут же соглашались, чтобы вас потом дурачить?
– Вы правы. Одни пугались и отказывались: «Иван Николаевич все узнает – худо будет». Тогда я стал говорить:
«Выбирайте. Или я вас отошлю в Ужур, в штаб 6-го Сибсводотряда. Там вас будут долго допрашивать, и потом вы попадете в тюрьму. Или я вас отпущу сейчас домой. Вы отдохнете и начнете тайком приносить мне сведения про Ивана Николаевича. А я вам за эти сведения
– Решили подражать Соловьеву? – рассмеялся следователь. – Атаман теперь платит своим агентам царскими серебряными монетами. Он увез на подводе из банка несколько мешков ненужной мелочи. А кого-то Соловьев жалует даже золотыми пятерками. Их у него тоже много.
– Знаю. И не только монет. Мой начальник разведки Павел Никитин недавно выследил старика-хакаса. Дома у него кроме боевого оружия мои бойцы нашли три пары золотых карманных часов фирмы «Павел Буре». Никитин спросил: «Украл?» Старик обиделся: «Зачем украл? Соловей наградил. За смелость». В одном Соловьев промахнулся. Деньги от него и часы люди хранят, как память. Покупать же на эти деньги нечего. Лавки пусты. Поэтому я стал говорить «трудягам»: «Станешь мне помогать, буду платить. Чем? Мануфактурой, бельем, рыболовными снастями. Дети есть? Штанишки, рубашки нужны?» У людей появился интерес. Обманывать меня уже не было смысла. Люди соглашались на перевербовку. Штаб ЧОН меня горячо поддержал. Красноярск выделил мне секретный вещевой фонд. Осведомите ль-двойник, сообщив важную новость, уходил от меня с чем-то нужным в семье и хозяйстве.
– А как вы узнавали, что кому нужно? – спросил изумленный следователь Коновалов.
– Очень просто. Когда агент Соловьева давал согласие работать на меня, я спрашивал: «А что ты хотел бы получить в награду за сведения? Что твоей семье очень нужно?» Агент говорил: «Дитя должно родиться – нет пеленок. Сарафан мне нужен или платье для жены, из дома выйти не в чем. Можно ситец, жена сама сошьет». Кому-то была нужна дробь для охотничьего ружья, а то нечем набивать патроны; кому-то понадобились портняжные ножницы. Один молодой парень собрался жениться. Попросил гармошку-двухрядку. Чтоб было весело. Привезли из Красноярска и двухрядку.
– В описи есть двухрядка, – подтвердил Коновалов.
– Но парень за ней не пришел. Свадьбу теперь уже будет гулять без гармошки. Но главным результатом перевербовки стало то, что и у меня появилась сеть агентов. И хотя ко мне возвращалась только часть завербованных – мое начальство никогда не знало о Соловьеве так много, как в период обмена сарафанов, иголок, ниток, гвоздей и детских пеленок на сведения про атамана.
Конец ознакомительного фрагмента.