Аркадий Гайдар без мифов
Шрифт:
В клеветнических письмах содержались обвинения в убийствах мирных жителей, в незаконных конфискациях скота, краже ценностей у населения и даже в пособничестве Соловьеву.
Опытному человеку не стоило труда убедиться, что вся информация лжива, что ее сочиняли неумные люди. Но попытка устранения или даже ликвидации Голикова, предпринятая Кудрявцевым, оказалась на руку губернским чекистам.
Они хорошо запомнили, что «посланец Москвы» в своей докладной записке «наверх» обвинил губернское управление ГПУ (перед которым все трепетали!) в преступном бездействии.
Чекистское руководство решило, что поношение,
Поскольку человеческая жизнь в ту пору еще мало чего стоила, в ГПУ надеялись, что век Аркадия Голикова не будет слишком долгим. До самого последнего момента устранение неугодного лица не составляло для чекистов ни малейшего труда. Деятельность ГПУ на всей территории Советской России оставалась бесконтрольной.
Но как раз в 1922 году начали активно действовать гражданские законы. Формально, без решения суда, теперь нельзя было кого-то расстрелять или посадить в тюрьму. А с точки зрения здравомыслящего судьи, доносы не выглядели убедительными.
Однако в ГПУ было известно, что губернский штаб ЧОН тоже глубоко оскорблен приездом Голикова. Чекисты понадеялись, что Какоулин их поддержит. Такая солидарность была необходима еще и потому, что без согласия Какоулина начальника боевого района нельзя было арестовать.
…У подъезда штаба ЧОН остановился потрепанный «форд» с брезентовым верхом. Всему Красноярску было известно, что по ночам на этой машине чекисты увозят арестованных. В то утро «форд» никого не забрал, а привез фельдъегеря. Он передал дежурному по штабу картонную папку и отдельно засургученный пакет на имя командующего.
Какоулин вскрыл пакет. Начальник губернского управления ГПУ Щербак просил разрешения на арест Голикова на основе представленных документов.
Командующий взял в руки папку. На обложке крупными буквами было выведено:
ДЕЛО № 274 по обвинению бывшего командира войск ЧОН тов. Голикова в должностных преступлениях, выразившихся в самовольных расстрелах
В глаза мгновенно бросилось словечко «бывший». Голиков еще находился в Ачинско-Минусинском районе. Он готовил переговоры с Соловьевым, от которых зависело хозяйственное возрождение губернии, разоренной восьми летней войной. А Щербак уже четко прочерчивал судьбу Голикова.
Вопреки закону, по которому лишить воинского звания можно было только по суду или по приказу высшего командования, в официальном документе Щербак самовластно объявил Голикова уволенным из Красной армии; не сомневаясь в согласии чоновского начальства на арест, считал, что получит в полное свое распоряжение и Голикова. А там никаких сложностей не предвиделось. Можно было объявить, что Голиков убит при попытке к бегству. Или даже еще лучше: «Голиков сбежал на улицах Красноярска от конвоиров, как в свое время сбежал арестованный Иван Соловьев».
Какоулин открыл папку и быстро прочитал доносы. По слогу некоторых из них командующий без труда узнал направляющую руку Кудрявцева. Вероятно, в эту минуту Какоулин сильно пожалел, что не остановил доносотворчество Кудрявцева, когда тот начал писать жалобы на Голикова в штаб. А теперь к внутренним делам штаба Кудрявцев привлек ГПУ, которое
Командирская судьба и жизнь Голикова теперь полностью зависели от командующего, который не хотел отдавать озлобленным чекистам начальника второго боевого района, но при этом не желал вступать в конфликт с ведомством Дзержинского. Щербак, неумный, необразованный, всегда хмурый и постоянно озлобленный, мог при удобном случае жестоко отыграться.
Какоулин размышлял и взвешивал, как поступить, 48 часов. Наконец он поручил своему заместителю ответить:
НАЧАЛЬНИКУ губ ОТДЕЛА ГПУ
Сообщаю резолюцию командующего губЧОН на Ваше отношение № 769/секретное:
«Арестовать – ни в коем случае. Заменить и отозвать. В. Какоулин».
Владимир Какоулин не был светлой личностью. Об этом свидетельствуют найденные мной расстрельные документы. Но своей резолюцией он спас Голикова от быстрой расправы.
Сегодня не понять, что ответ Какоулина своей смелостью должен был произвести ошарашивающее впечатление в местном ГПУ. В документе, адресованном Щербаку, имя Щербака не указывалось. Командующий войсками ЧОН губернии объяснял, что армия – это одно. Тайная, пусть и советская, полиция – другое. И полиция над армией властвовать не будет. Какоулин поставил Щербака на место. Резолюция стала тихим объявлением войны.
По распоряжению Какоулина на того же Голикова в штабе ЧОН было заведено самостоятельное дело № 301. Разбирать его должна была специальная следственная комиссия. В случае обнаружения реальных преступлений посланца Москвы комиссия должна была передать материалы своего расследования в суд.
Однако в стране уже начало действовать новое законодательство. Обвинениями, выдвинутыми против Голикова в стенах ГПУ, заинтересовалась новая по тем временам юридическая инстанция – прокуратура 5-й армии. Она тоже завела против него собственное «дело», третье по счету.
Но Голиков был еще и членом большевистской партии. Поэтому свое расследование решил произвести и губернский комитет партии, а также контрольная комиссия при нем. Это была тогдашняя служба внутренней, партийной безопасности. В итоге на восемнадцати летнего подозреваемого А.П. Голикова пятью учреждениями было одновременно открыто четыре самостоятельных «дела».
Поскольку ни одно из четырех грозных учреждений не желало ждать, пока судьбу Голикова определит соседнее ведомство, было принято опять-таки небывалое решение о способе рассмотрения выдвинутых обвинений.
Какоулину рекомендовали без задержек вызвать Голикова в Красноярск, чтобы можно было повести разбирательства во всех четырех инстанциях одновременно… Был определен и статус бывшего начальника боевого района.
На время следствия он оставался на свободе. Ему сохранялось оружие – пистолет системы Маузера и шашка. Для проживания отводилась комната в командирском общежитии, которое, что немаловажно, круглосуточно охранялось. По служебной линии Голиков переходил в запас с сохранением содержания по последней занимаемой должности. Бывший начальник второго боевого района получал надежную защиту от любых чекистских поползновений.