Аркадий
Шрифт:
Мы все идем по той дорожке,
Хоть по одежке провожая,
Дурному больше подражаем.
XLIV
Хотел о вкусах далее писать
И глупость мудро излагать,
Одно и то ж по-разному жевать,
Но болтовню пора кончать.
Вот только я ещё не описал
Квартиру, где он прозябал.
Но надоел уж мне презренный быт:
Хоть в нём живу, хоть я и плут,
Но грязью этой уж по горло сыт,
Мне жалко даже тратить труд.
Кровать,
Приемник рижский, марки ВЭФ,8
Два кресла сразу у окна, -
Так, скукота везде одна.
XLV
Ещё ковер, пусть не персидский,
Палас по полу весь в цветах;
Желудку нашему друг близкий 9
И полка книжек в головах.
Стол, стулья, яркий бра
И в этом роде вся мура.
Бумага валом на столе,
И книги с ними вперемежку,
Газет меж ними штуки две:
Все в беспорядке, как в насмешку.
Аркадий беспорядок не терпел,
Но, справится с ним, не умел.
Хоть комнату в порядке содержал,
Но на столе бардак держал.
XLVI
Конечно женской бы руки
Там не заметили бы вы,
Но холостятской дряни и тоски
Там тоже не было, увы.
Да не нашли ещё б вы много:
Ведь через то легла моя дорога.
Я не люблю холодные квартиры,
Ни мягкий свет и не гардины,
И даже бряцанье в ней лиры.
Я вижу прошлые картины:
Я вижу глазки в темноте
И помню ласки ото всех в тайне,
И нежных щёк чуть видный пух..
Но воздух холоден и сух.
XLVII
Теперь уж много изменилось
В душе моей усталой и немой,
Теперь мне даже и не снилось
Похмелье уж пирушки удалой.
Теперь, как старый инвалид,
Что на печи весь век сидит,
Взираю на дела людей
И ус мотаю в кольца тихо,
Уж стал теперь я тяжелей,
И не бросаюсь в дело лихо,
Боюсь я юности беспечной
Со страстью недозрелой, вечной.
Но, впрочем, даже я кипел
И часто первым быть хотел.
XLVIII
Теперь уж просто я вздыхаю,
Теперь покой один ценю,
Да эти байки сочиняю,
И для себя одно: бубню.
Люблю друзей кружек уютный
И разговор довольно смутный
О жизни нашей и делах,
И сплетни легкие с друзьями,
Ночник неяркий в головах,
И полумрак между огнями,
И шорох карточных тузов,
И шелест книжных в тишине листов,
И хохот дружеский орлов-
Занятие достойное богов!
LIX
Пускай ушёл я незаметно
Из круга вашего друзья,
Как знать, вы чаще беспредметно
Взгрустнете, помянув меня.
Быть может, вспомните проказы,
Быть может и родителей наказы,
Которые забыли в тот же час,
И речки берега крутые,
Где водку пили много раз,
Да пересуды те пустые.
Конечно в памяти я вашей
Пусть не поэт, но дружбе нашей
То не помеха. Ей же бог,
Я умереть для вас не мог!
L
Пусть не вернуть давненько нам
Тот круг беспечный и мятежный,
Не дать обратный ход годам
И чувствам милым и небрежным.
Но сердце наше колыхнет,
И память тут слегка кольнет,
И с тем ползём по жизни нашей:
Кто шумно, весело, легко,
Кто тащится с тяжелой ношей,
Кто метит в жизни далеко,
Кто скромный выберет удел
И никаких не сдвинет дел,
Пройдет, до жизни не коснувшись
И ни во что не окунувшись.
LI
Быть может труд сегодня милый,
Погаснет, не блеснув в веках,
Пусть даже жребий мой унылый
Не будет ни на чьих устах,
Но льщу надеждою себе:
Не канет мысль моя во тьме,
И через много-много лет
Читатель мой не усмехнется
И не осудит мой сонет,
В презрении не отвернется,
И будет жизнь со мною изучать,10
Конечно, будет почитать,
Но, даже, иногда читать.
Мечты? Но честь пора бы знать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
"Друзья, прекрасен наш союз".
А. С. Пушкин.
I
Скорей же, друзья, наливайте бокалы!
Полней наливайте, друзья!
Как прежде, как прежде бывало
Полней наливайте, друзья!
Пусть ныне далек я!
Пускай так далек я!
Но с вами я, с вами всегда,
Пусть винная пена там падала с краю,
Как с неба слетала звезда.
Как прежде, как прежде, уверен я, знаю,
Мы выпьем сегодня до дна.
Фужер разлетится и только одна
Сегодня прольется слеза,
Как отзвук, как сполох, гроза.
II
А сердце займется той болью,
Что я уже стал забывать,
А раны посыплю я солью
И буду о прошлом страдать.
Ну, лейте! Скорей наливайте!
Скорее же пейте. Ну, пейте…