Аркадия
Шрифт:
Появлялись безделушки - сиреневые кристаллы, прозрачные шары, как у гадалок, черепа животных, о которых я мечтала, но всегда ленилась их вываривать, разбросанные карты Таро. Пузырьки и сухие розы, почти догоревшие свечки с плывущим по ним воском, все эти вещи, которыми я мечтала украсить свою комнату в общежитии, заполонили мою башню. Иногда я думала, сколько лайков могли собрать фотографии моего жилища в тематических сообществах - ведь ни дать ни взять - обитель современной ведьмы.
Может быть, могла бы даже сдавать комнату для фотосетов. Только сложно будет объяснить желающим, как сюда добраться.
Я была счастлива. Мои Звери, размеренный темп, в котором существовала Аркадия, безделушки и книжки, мои новоприобретенные братья и сестры - все это сделало меня счастливой. И я поняла, что вовсе не хочу
Просыпаться было легко. Абсолютная темнота в любое время суток позволяла мне выспаться вволю. Мои Звери давным-давно не дышали, не спали, но им нравилось лежать со мной рядом и охранять мой сон. Я протянула руку и погладила Эдгара. Он заворчал, хитиновые пластинки под пальцами были ободряюще-холодными. С Эдгаром нас связывало многое. Во-первых, он был той самой сколопендрой, которую я увидела в лесу и которая подсказала мне, как увидеть Неблагого Короля. Эдгар и я были неразлучны. Он был ласковым существом, любил свернуться рядом со мной в клубок, как кот и иногда издавал звуки, похожие на сопение, и если учесть, что дышать ему было не нужно, я могла предположить, что это звуки довольства. С другой стороны лежал Говард. Он был поменьше, и я взяла его на руки. Говард был ростом почти с меня, он был гибкой, обладающей множеством ног стрекозой с костяными жвалами. Его хрупкие, будто стеклянные крылья, подрагивали, когда я дотрагивалась до него.
Говард и Эдгар были моими любимцами. Я никогда не посылала их для того, чтобы утолять голод Отца Смерти и Пустоты. Я старалась заботиться обо всех моих Зверях, я лечила их раны, ласкала их и защищала от гнева Неблагого Короля. Но все же моим Зверям приходилось платить ему дань. Раз в неделю я посылала десяток из них в разные уголки земли. И хотя для меня выход был закрыт, они беспрепятственно покидали Аркадию.
Мои Звери приносили в дар Неблагому Королю драгоценные камни. По крайней мере то, что ими выглядело. Герхард говорил, что точно такие же штуки доставала моя мама из осиного улья. Теперь я знала, что это такое, хотя и весьма приблизительно. Это страх, которым питался Неблагой Король. В своих желудках мои Звери приносили ему страх людей, собранный ими. А Неблагой Король питался им. Он разбивал камни, и мед, лившийся внутри, давал ему силу. Его умели производить Кошмарные Осы. Это были существа, денно и нощно работавшие над лабиринтами кошмаров. Они создавали ужасы, что люди земли видели во снах. Но мед страха, хранящийся внутри этих камней, был недостаточно насыщенным для Неблагого Короля.
Он вскрывал моих Зверей, доставая из них драгоценные капли силы. Иногда я успевала вылечить их с помощью меда Кошмарных Ос. Иронично, лечить медоносов с помощью меда, который у них только что отняли. Страх излечивал порожденных им тварей.
Мои Звери не были злы по своей природе. Они сохраняли в себе частичку человеческой души. И пусть они не могли есть человеческую еду, спать и дышать, им нравились ласка и спокойствие. Я не знала, есть ли у них язык, который подходит для общения друг с другом и насколько на самом деле изуродованы их разумы. Однажды я вошла в Храм Зверей, принадлежавший раньше моему отцу. Это было узкое, выбеленное помещение, вырубленное в скале. Я должна была пройти туда одна. То есть, я одна имела права туда заходить. Я прошла через темную пещеру, насыщенную до предела шорохами и скрипами, полную жизни, не показывавшейся мне на глаза, как я ни просила. Слепые и быстрые, существа пещер перемещались над моей головой. И мне, принцессе монстров, захотелось закрыть глаза. А я думала, что уже никого не боюсь.
В конце концов, я вышла к храму. Фактически, храм представлял собой мраморное плато над бездной. Я подошла к самому краю, и ветра зазывали надо мной. Внизу, зажатые в тисках гор, почти невидимые в темной бездне, бесновались мои Звери. До меня доносились вой, жужжание, крики и щелканье, множество неприятных, жутковатых звуков. И я увидела своих подданных. То есть, увидела не совсем то слово. Они были для меня одной безликой, радостной волной. И они склонились передо мной, все замерло, и я слышала только завывания ветра. Мне казалось, что солнце стоит практически передо мной, а там, низко-низко, волнуется море. Это были мои существа, я поняла это сразу. Я приготовилась сделать еще один шаг, но замерла. Подо мной простиралась равнина. Я попыталась хоть с чем-то сравнить высоту, на которой стояла. Наверное, так же я ощущала бы себя на крыше двадцатиэтажного дома. Абсолютный холод и абсолютная свобода. Крепко объятые скалами, замерли мои монстры, а дальше, за горами, я увидела бутылочные волны бесконечных лесов.
– Давай же, - сказал Неблагой Король.
– Чего ты ждешь? Ты ведь все очень правильно решила.
Я обернулась. Он стоял на гладком мраморном квадрате, нависшем над бездной и казался удивительно неподвижным на фоне бегущих облаков. Спустя пару секунд, я поняла почему - ветер не трепал его волосы и одежду. Он был будто чужд всему миру, выключен из него, как голограмма или галлюцинация.
– Действуй, Делия. Докажи, что ты достойна моей крови.
– Ради этого нужно умереть?
– Ради этого нужно не бояться сделать то, что кажется совершенно безумным и нелогичным, девочка, - засмеялся он. И когда он сделал шаг навстречу, я подумала, толкнет ли он меня.
А потом я поняла, что лучше - спрыгну сама. То есть, я не спрыгнула. Я просто сделала то, что часто представляла себе - один лишний шаг. Шаг в никуда.
Ощущение полета было коротким и ярким, я летела вниз. Я думала, что как в фильмах, смогу рассмотреть что-то красивое, но краски смешались, и глаза слезились от ветра. Я приготовилась встретиться с землей и умереть, я была готова к этому, и я сделала это сама. Без сомнения достаточно безумно.
А потом мой полет прервался, и я почувствовала чью-то гибкую, тонкую спину. Я завизжала, как будто могло быть что-то страшнее, чем разбиться о землю и умереть. Открыв глаза, я обнаружила, что взмываю вверх и что руками и ногами, крепко, как ребенок отца, обхватила гибкое тело гигантской стрекозы. Ее узкое туловище едва выдерживало меня, и все же она стремилась вверх, доставить меня туда, откуда я упала. Я погладила хитиновую голову, большие фасеточные глаза моргнули.
– Вниз, - попросила я шепотом. И стрекоза, почти что обычное насекомое, отличавшееся только своими размерами, устремилась вниз. Когда мы приземлились, Звери расступились. Среди них были искалеченные люди, они выползли вперед, склонили деформированные головы. И я поняла, что это аристократы среди монстров. Из их ртов вырвались странные звуки, которые нельзя было назвать языком. Я вежливо поклонилась им, сказав:
– Спасибо за вашу помощь.
Они замерли. Безрукий и безногий человек с ребрами, вырвавшимися из тела, длинными, похожими на ножки паука, на которых он передвигался, разинул рот, в котором уместилось два ряда зубов и издал мучительный вой. Его подхватили со всей сторон.
Они признали меня своей, и я забрал Говарда, спасшего меня, с собой. А еще я пообещала, что буду стараться защитить их. И я выполняла свое обещание, насколько могла. И я была счастливой, насколько могла. У меня были те, ради кого я жила. Изуродованные души, о которых я заботилась.
Иногда я вспоминала Розу и папу, и мне становилось грустно. Я не скучала, нет. Мало кто скучает по родителям в восемнадцать. Наоборот, мне было приятно осознавать, что они живы, здоровы и далеко. Но все же я знала, что им грустно и плохо без меня. То есть, папе. Розу-то ничем не проймешь.
Папа никак не смог бы спасти меня, ему сюда ходу не было. То есть, был один вариант, но тогда папа плыл бы вместе со всеми в водах Великой Реки, и пользы от него было бы мало.
Я потянулась, и Говард дернул крыльями. Эдгар ткнул морду в стену, потом еще раз, и еще раз. Я щелкнула пальцами, и он уткнулся мне в руку, реагируя на звук. Среди моих Зверей было мало тех, кто мог бы быть самостоятельным. Те, что не слепы, были неразумны. Я принялась гладить Эдгара и Говарда. Говард всегда был тихим, смущенным. Он не издавал ни звука и только изредка подергивал крылышками в знак того, что ощущает мое присутствие. Эдгар же щелкал и стучал, шумел, настойчиво требовал внимания. Я подумала, кем они были прежде. Иногда я представляла Говарда смущенным бухгалтером, а Эдгара - бандитом-рецидивистом. Потом, правда, я представляла, что сплю в постели с двумя мужиками, и дальше развивать мысль уже не хотелось.