Арктические походы Джона Франклина
Шрифт:
«Это был холодный, мрачный день, насыщенный снегом и туманом, — рассказывает Бельчер. — Спускаясь в свою каюту, я вдруг услышал слова, что в направлении мыса Райли виден пароход с баркой на буксире. Оказалось, что это «Феникс» и «Тальбот», везшие добавочные запасы и инструкции от адмиралтейства. То, что они пришли в этот момент, было счастливым случаем, потому что если бы они явились сюда немногими часами позднее, они по всей вероятности разминулись бы с нами, так как, согласно моему указанию, мы держали курс на остров Леопольда и к южному побережью, предполагая затем изменить его, направившись мимо острова Адмиралтейства с заходом в порт Дундас».
Инглфильд привез Бельчеру новые распоряжения адмиралтейства, знаменующие новые настроения в руководящих кругах его. Адмиралтейство обращало специальное внимание Бельчера на возможность положения, при котором окажется необходимым свернуть работу и отозвать все суда обратно в Англию. В отношении команд
Это последнее требование не было выполнено Бельчером, но в отношении всех прочих пунктов дополнительной инструкции он считал свой образ действия стоящим в полном согласии с нею. Бельчер был убежден в том, что сделал все, что возможно, для достижения главной цели экспедиции, и не считал себя виновным в ее неуспехе. Однако, очевидно, он предвидел бурю, которую вызовет его появление в Англии на чужом корабле, и потому старательно готовился дать отпор своим будущим оппонентам.
Тем временем Инглфильд выполнил возложенное на него задание, установив на острове Бичи строгий, но изящный памятник погибшему год тому назад Белло. Памяти молодого француза, добровольно отдавшего свои силы делу спасения Франклина и так нелепо погибшего, были оказаны подобающие почести, памятник украшен мемориальной доской. Вскоре все корабли были приведены в полную готовность к отплытию. С тяжелым сердцем прощались Бельчер и его товарищи с суровой Арктикой.
Путь через пролив Ланкастера и Баффинов залив был благополучно пройден. Корабли пересекли Атлантический океан и в конце сентября подошли к берегам Англии.
Предчувствия Бельчера сбылись: его приезд был встречен общим недовольством, переходящим в возмущение и негодование. Больше всего горячились те, кто по собственному опыту не был знаком с трудностями работы в Арктике, но и старые полярники удивлялись плачевным результатам этого, столь широко задуманного и блестяще снаряженного предприятия. Будто из рога изобилия посыпались на Бельчера упреки в слабом руководстве экспедицией, многие решались прямо обвинять его в трусости. Необходимо отметить, что к Бельчеру подходили с несколько предвзятым мнением, находясь под впечатлением постигшей его неудачи и беспримерного факта оставления на гибель во льдах Арктики пяти прочных и богато обставленных кораблей. Правда, Бельчер не доставил никаких вестей о Франклине, но зато выяснил невозможность пребывания его на очень большом участке американской Арктики, — а такое выяснение правильно было бы рассматривать тоже как своего рода успех. С другой стороны, именно Бельчеровская экспедиция произвела наиболее обширные и исчерпывающие географические исследования арктического архипелага; между тем ни одна английская газета того времени, ни одно периодическое издание не обмолвились о ней ни словом, ни один научный журнал не поместил на своих страницах сведений о географических открытиях ее.
Что же мог сказать Бельчер в свое оправдание? Лучшее доказательство правильности своего образа действия Бельчер хотел видеть в тексте самой инструкции, доставленной ему Инглфильдом. Между прочим, здесь было сказано: «Вы были посланы на поиски следов сэра Джона Франклина и его товарищей, в последней надежде (если это можно назвать надеждой) на спасение их, а также для встречи и на помощь— поскольку это будет возможно — экспедициям капитана Коллинсона и Мак-Клюра. Когда же Вы рассудите, что Вами сделано все, что могло быть сделано в этом деле, то Вы должны будете немедля доставить Вашу команду домой.
«Я выбрал Вас, потому что думаю, что у Вас достаточно энергии, чтобы сделать все должное, и вместе с тем Вы сумеете придти к самостоятельному решению; если же Вы решите, что больше ничего сделать Вы не в состоянии, то Вы найдете в себе достаточно мужества, чтобы действовать в соответствии со своим убеждением и вернуться домой.
«Насколько я информирован относительно Вашего образа действий по всем этим важным параграфам, я им удовлетворен».
По этому поводу Бельчер пишет: «в столь ясной инструкции— в полном соответствии с которой я действовал во время плавания — совершенно определенно и безапелляционно указывалось, что я не должен колебаться, отдавая своим подчиненным самые решительные и окончательные распоряжения, а также что я обязан сообщить свои» взгляды и намерения моим главным офицерам и что эти взгляды и намерения должны быть приняты моими подчиненными для руководства, даже если меня самого постигла бы какая-нибудь неудача». Бельчер отмечал соответствие своего образа действий с полученными указаниями, одновременно старательно подчеркивая свое трудное положение начальника. Он необычайно многоречив в доказательствах своей правоты и проявляет огромное высокомерие в отношении тех, кто склонен не одобрять его действий. Все свои заявления Бельчер делает чрезвычайно авторитетно, всячески, подкрепляя доводы логическими рассуждениями и примерами.
Положение, создавшееся после возвращения экипажа Бельчеровской эскадры, было чрезвычайно напряженным. На этот раз адмиралтейство не могло ограничиться разбором дела в специально созданной комиссии, как было в случае спора Остина с Пенни, а оказалось вынужденным решать вопрос судебным порядком. В качестве обвиняемых на заседании военного суда предстали старшие офицеры брошенных кораблей, начиная с Бельчера, Келлета и Мак-Клюра. Разбор всего дела длился три дня.
Первым обвиняемым был капитан Мак-Клюр. Обвинение состояло в оставлении «Исследователя». Мак-Клюр оправдывался представлением соответственного письменного распоряжения, полученного им от старшего рангом офицера — капитана Келлета. Конечно, разбор этого дела был, собственно, чисто формальным, и потому он занял немного времени. Всем были хорошо известны обстоятельства, при которых Мак-Клюр покинул свой корабль, и все знали, что иного выхода из создавшегося положения быть не могло. Совершенно ясно, что даже если Мак-Клюр, проведший во льдах четыре зимовки, решился бы на этот шаг без санкции старшего офицера, ему мог бы быть вынесен только оправдательный приговор. И действительно, после короткого совещания, суд не только признал правильность образа действий Мак-Клюра, но присовокупил, что «Мак-Клюр, офицеры и команда «Исследователя» достойны величайших похвал за проявленное ими рвение…» Возвращая Мак-Клюру шпагу, председательствовавший сказал: «Суд того мнения, что Ваше руководство, подвергавшееся труднейшим испытаниям, было во всех отношениях в высшей степени похвально и достойно».
Затем суд принялся за разбор дела капитана Келлета, обвинявшегося в оставлении «Решительного» и его тендера «Неустрашимого». Суд интересовался причинами оставления кораблей и условиями, в которых оно имело место. Будучи спрошен об этом, Келлет сослался на текст представленного им, полученного от Бельчера соответствующего приказа. Тогда по распоряжению суда были зачтены несколько писем, среди которых некоторые имели пометку: «секретно». Одно письмо от Бельчера к Келлету, датированное 7 февраля 1854 года, содержало пожелание, чтобы капитан Келлет, во главе команды и офицеров «Решительного» и «Неустрашимого», встретил его на острове Бичи до 26 августа того же года. Предложение Бельчера покинуть корабль было сделано в очень туманной форме и напоминало собой просьбу. На это письмо Келлет ответил, что он не видит «в его (Бельчера) распоряжении ничего такого, что оправдывало бы оставление корабля, находящегося под его (Келлета) командой». Высказав свое мнение по этому поводу, Келлет просил Бельчера, которому он, как известно, был подчинен, прислать ему «окончательные, совершенно решенные и ясные приказания». Одновременно в частном письме Келлет сообщил Бельчеру, что единодушное мнение всех на борту «Решительного» таково, что корабли не должны будут пострадать при поломке льда предстоящей весной, так как он весь формации предыдущего года, а следовательно не должен представлять большой опасности для корпуса кораблей. Этим Келлет хотел сказать, что сам он не видит необходимости оставления своих судов на произвол судьбы и бегства на остров Бичи.
Как на это дело смотрел Бельчер, нам уже известно, также как и его ответное письмо от 21 апреля. Бельчер повелел в самой недвусмысленной форме покинуть корабли, забрав с них все ценное, и отправиться вместе со всем экипажем за новыми распоряжениями по льду на базу экспедиции. Получение этого приказа освободило капитана Келлета от всякой ответственности, и суд объявил приговор, содержащий почетное оправдание Келлета, офицеров и команды «Решительного» и «Неустрашимого». Председательствующий вручил Келлету его шпагу, заметив при этом, что он «испытывает большое удовольствие, возвращая владельцу его саблю, носившему ее с такой честью и пользой для своей страны».
Затем начался разбор дела капитана Бельчера. Вначале были заслушаны различные свидетельства обвинительной стороны, потом выступил обвиняемый. Бельчер держал длиннейшую, умную речь, в которой использовал все обстоятельства путешествия, сколько-нибудь полезные для доказательства неизбежности практического вывода, к которому он пришел. В поисках за оправданием, Бельчер ссылался на разные авторитеты и читал длинные выдержки из инструкций. В течение нескольких часов Бельчер защищал себя от обвинения в недостатке мужества и стойкости. Он не жалел красок, изображая трудности арктических плаваний, опасности зимней работы в Арктике и борьбу с дикой стихией и морозами. Во всей речи Бельчера чувствовалась уверенность в солидности своей аргументации, чувствовалась обдуманность каждого слова и решимость защищать себя до конца.