Арктический мост(изд.1959)
Шрифт:
— Спасибо.
— Значит, знаешь уже? — произнес Степан и полез в карман за платком, вытер глаза, высморкался. — Не надо больше так, как прежде… Не надо… Нам теперь нужно друг друга держаться.
— Будем вместе, всегда вместе, — прерывающимся голосом сказал Андрей. — Ты прости, это все от моего упрямства.
— Даже за упрямство люблю тебя, — сказал Степан.
Подошли Аня с Суреном. Степана Григорьевича познакомили с Авакяном. Корнев-старший горячо пожал Сурену руку, но взгляд его был холоден.
— Поедем ко мне, — распорядился он. — Неуютно, но просторно.
— Нет, — запротестовала Аня. — Вы нас простите, но нам сейчас нужно съездить
— Прямо с вокзала? Какое такое дело? — запротестовал Сурен.
— Мы давно собирались… «прямо с вокзала», — сказала загадочно Аня и опустила глаза.
— В загс поедем, — объяснил Андрей.
Глава третья
ЗАКОН ВЫГОДЫ
Под ярким южным солнцем город выглядел ослепительно белым. Он меньше всего походил на американские города из стекла и бетона со стандартными небоскребами, крикливыми витринами и рекламами, с шумными сабвеями-подземками, с обрывками прочитанных газет на тротуарах и тоскливо ожидающими у светофора автомобилями.
Столица Соединенных Штатов Америки скорее напоминала тихую провинцию. Уютные, скрытые зеленью домики, тихие улочки, двух-, трехэтажные дома на проспектах, колонны на фронтонах зданий, парки, памятники: Вашингтону — остроконечный, устремленный вверх обелиск, Линкольну — изображенному сидящим в мраморном павильоне, со ступенек которого выступают ораторы на митингах, и еще много других памятников, даже, быть может, слишком много для всего лишь двухвековой истории американского государства; наконец, неторопливость прохожих, южная лень и какая-то старомодность, как отличительная особенность Вашингтона.
Прохожие, водители, владельцы и пассажиры автомобилей преимущественно негры. Ведь больше половины населения столицы США, расположенной в южном округе Колумбия, — цветные!
Белых больше встретишь в центре, у правительственных зданий, департаментов, около Капитолия…
Стеклянный купол Капитолия, где заседают Конгресс и Сенат, возвышается над деревьями густого, аккуратно выметенного и подстриженного парка. По горячей асфальтовой аллее, заложив руки за спину, расправив атлетические плечи, быстрым шагом, словно гуляя, а не направляясь в свой офис — в Америке по делу люди идут не спеша, а вот гуляют обязательно «бегом» — шел молодой сенатор Майкл Никсон. Он был одним из двадцати трех прогрессивных сенаторов и недавно был избран на второй срок. Это был тот самый коммунист Майкл Никсон, которого вся страна знала как Рыжего Майка, прозванного так на знаменитом «рыжем процессе» в Дайтоне, где он разоблачил со скамьи подсудимых грязную антисоветскую кампанию против якобы агрессивного ледяного мола, строившегося в советских водах. По ложному обвинению, а по существу за это разоблачение Рыжего Майка присудили к смертной казни на электрическом стуле, от которого он избавился самым экстравагантным способом, сенсационно бежав с тюремного двора на геликоптере… Впоследствии он был оправдан и стал популярнейшим человеком Америки.
Молодой сенатор направлялся в свой офис, в две комнаты — для него и для секретаря, отведенные ему, как и всем остальным сенаторам, в угловом громоздком здании неподалеку от Капитолия, с которым оно соединялось маленьким сабвеем, подземным туннелем, позволявшим почтенным сенаторам в движущихся покойных креслах прибыть на заседание Сената.
Выйдя из парка, мистер Майкл Никсон оказался перед внушительным зданием Верховного Суда США. Широчайшая мраморная лестница вела к ослепительно белым колоннам. Однако посередине мраморной лестницы была проложена деревянная времянка с перилами. По ней спускались несколько почтенных старцев, ради преклонного возраста которых, быть может, и было устроено что-то вроде пароходного трапа, — правда, он портил архитектуру, но отвечал официальному требованию непременного наличия перил на широкой лестнице.
Мистер Майкл Никсон увидел сухопарую фигуру члена Верховного Суда Ирвинга Мора и задержался, чтобы приветствовать его.
Мистер Мор, высокий, худой, с бородкой «под дядю Сама», с великолепным лбом мыслителя и тонким носом аристократа, заметил молодого коренастого сенатора, которого вполне можно было принять за популярного игрока в бейсбол или профессионального боксера легкого веса.
— Хэлло, Майк! Как дела, старина? — помахал он рукой.
— Как вы поживаете, сэр? — в свою очередь спросил сенатор.
На солнце веснушчатое лицо Майкла, как и волосы, отливало медью.
Старик опустился на ступеньку и крепко пожал Майклу руку.
Член Верховного Суда Ирвинг Мор был тем самым знаменитым дополнительным членом Суда, для которого было поставлено одно из двух новых кресел рядом с такими же другими креслами, огромными, с высокими спинками, тяжелыми ручками, но лишь благородно старыми. Дело в том, что при конфликте президента или Конгресса с Верховным Судом, могущим принятый закон объявить противоречащим Конституции, никто ничего сделать не может. Повлиять на Верховный Суд формально нельзя, но… увеличить число членов Суда можно. Введение двух новых членов по расчету должно было изменить в нужную сторону соотношение голосов в Суде.
Впрочем, как известно истории, последнее добавление двух новых членов Суда дало совсем неожиданные результаты. Выборы их превратились в жестокую политическую борьбу, к которой демократическая и республиканская партии оказались менее подготовленными, чем к президентским выборам. Мистер Ирвинг Мор и его новый коллега представляли прогрессивное течение американского народа. Новый состав Верховного Суда не замедлил проявить себя: он отменил закон о запрещении Американской Коммунистической партии как противоречащий Конституции и еще несколько реакционных законов, ограничивающих права на забастовки и права на свободу мысли и убеждений.
Ирвинг Мор совсем не был коммунистом, но это не мешало ему самым приветливым образом говорить с Майклом Никсоном:
— Хэлло, Майк! От души поздравляю вас и жду вашего бюста в галерее Капитолия, который теперь вынуждены будут поставить. Правда, не все ваши коллеги будут в восторге от этого, впрочем, как и от возраста оригинала. В части исконной зависти дряхлого к молодому к ним присоединяюсь и я.
— Полно, мистер Мор! Хотел бы сохранить вашу молодость к своему будущему юбилею.
— О’кэй, мальчик! Сохраняйте свою, это будет куда лучше! Впрочем, о деле, мой друг. Мистер Игнэс лично просил меня об одолжении. Он хочет запросто видеть вас у себя.
— У себя? — поразился Майкл Никсон. — Что общего может быть у миллионера Игнэса, если не ошибаюсь, члена Особого Комитета промышленников, хозяев страны, и у коммуниста Никсона?
— Но ведь коммунист-то сенатор! К тому же проведший «рыжий процесс»! — лукаво сказал мистер Мор. — Во всяком случае, я вам советую пойти ему навстречу, хотя бы сегодня, после конца вашего бизнеса. По счастью, я избавлен от необходимости звонить вам по телефону в ваш офис и, несомненно, быть записанным на пленку, — и мистер Мор засмеялся.