Армадэль. Том 2
Шрифт:
— Не все женщины кокетки, — сказала она, снимая шляпку и мантилью и бережно кладя их на стул. — Я не пойду в свою комнату, не стану смотреться в зеркало и охорашиваться — принимайте меня такой, какая я есть.
Руки её переставляли чайные принадлежности на подносе бесшумно и проворно. Её великолепные волосы ярко блестели при свечах, особенно когда она поворачивала голову в стороны, отыскивая с присущей ей грацией нужные вещи на подносе. Вечерняя прогулка сделала ярче румянец на её щеках, глаза её тихо светились, и лицо улыбалось, точно сквозь дымку, белые зубы сверкали на нём, брови как-то забавно и мило поднимались, когда она говорила. В самом незначительном слове, сказанном ею, в самом простом движении, сделанном ею, было что-то заставлявшее охотно покоряться ей.
Очень простая в обращении, мисс Гуильт отличалась сдержанностью и благовоспитанностью светской женщины. Во всём её существе, живучем и красивом, была какая-то особенная обаятельная смесь хитрости и беспечности; во всём сквозило женское колдовство.
— Ошибусь ли я, — спросила мисс Гуильт, вдруг прекратив разговор, содержание которого до сих пор настойчиво ограничивала путешествием Мидуинтера, — если угадаю, что у вас есть что-то на душе, что-то такое, чего ни мой чай, ни моё общество не могут облегчить? Так ли любопытны мужчины, как женщины? Ради бога, скажите, не касается ли это меня?
Мидуинтер тщетно боролся с очарованием её прекрасного лица и голоса.
— Я очень хотел бы услышать, что случилось здесь с тех пор, как я покинул эти места, — сказал он, — но я ещё больше хочу, мисс Гуильт, не огорчать вас, расспрашивая, по-видимому, о тягостном для вас предмете.
Мисс Гуильт с признательностью взглянула на него.
— Это для вас я избегала разговора о столь тягостном предмете, — ответила она, помешивая ложкой в своей полупустой чашке. — Но вы услышите об этом от других, если не услышите от меня. А вам надо знать, почему вы нашли меня в таком странном месте, в такой странной компании и почему вы видите меня здесь. Пожалуйста, запомните прежде всего одно. Я не осуждаю вашего друга мистера Армадэля, я осуждаю тех людей, орудием которых он служит.
Мидуинтер вздрогнул.
— Возможно ли, — начал он, — чтобы Аллэн был виноват?..
Он замолчал и с удивлением посмотрел на мисс Гуильт.
Она слегка дотронулась до его руки.
— Не сердитесь на меня за то, что я скажу только правду, — произнесла она. — Ваш друг виноват во всём, что со мной случилось, невольно виноват, мистер Мидуинтер. Я в этом твёрдо уверена. Мы оба жертвы. Он жертва своего положения, как самый богатый холостой молодой человек в здешних окрестностях, а я жертва замысла мисс Мильрой выйти за него замуж.
— Мисс Мильрой… — повторил Мидуинтер, все более и более удивляясь. — Сам Аллэн сказал мне…
Он опять недоговорил.
— Мистер Армадэль сказал вам, что я предмет его восторга. Бедняжка! Он восхищался всеми. Его голова, видимо, пуста, как это, — промолвила мисс Гуильт, показывая с многозначительной улыбкой на свою пустую чашку.
Она опустила туда ложку, вздохнула и снова стала серьёзной.
— Я виновата в том, что позволила ему ухаживать за мной, — с раскаянием продолжала она, — не испытывая ни малейшего интереса к тому мимолётному вниманию, которое он проявлял ко мне. Я не унижаю многих превосходных качеств мистера Армадэля, понимаю, какое превосходное положение он может предложить своей жене. Но сердцу женщины приказывать нельзя. Нет, мистер Мидуинтер, даже счастливому владельцу Торп-Эмброза, который приказывает многим другим.
Она посмотрела ему прямо в глаза, произнося с чувством эти слова. Мидуинтер опустил голову, густой румянец покрыл его щеки. Он почувствовал, как сердце его забилось при словах о её полном равнодушии к Аллэну. В первый раз с той поры, как они узнали друг друга, его интересы противоречили интересам друга.
— Я была, признаюсь, тщеславна, позволила мистеру Армадэлю волочиться за мною, и наказана за это, — продолжала мисс Гуильт. — Если бы между моей ученицей и мною было хоть какое-нибудь доверие, я легко уверила бы её, что она может стать миссис Армадэль, не боясь соперничества с моей стороны. Но мисс Мильрой возненавидела меня и не доверяла мне с самого начала. Она, без сомнения, видя легкомысленное внимание ко мне мистера Армадэля, испытывала чувство ревности. В её интересах было унизить меня в его глазах, и, весьма вероятно, мать помогла ей в этом. Миссис Мильрой также имела свои причины (о которых мне стыдно даже говорить) желать выгнать меня из дома. Заговор удался. Меня принудили (с помощью мистера Армадэля) оставить место у майора. Не сердитесь, мистер Мидуинтер, не составляйте опрометчивого мнения. Наверно, и мисс Мильрой имеет какие-то хорошие качества, хотя я их не приметила, и опять уверяю вас, что я не обвиняю мистера Армадэля, я только обвиняю тех людей, орудием которых он служит.
— Как, он был их орудием? Как он мог быть орудием ваших врагов? — спросил Мидуинтер. — Пожалуйста, извините мою тревогу, мисс Гуильт, но доброе имя Аллэна так же мне дорого, как моё собственное!
Взгляд мисс Гуильт опять устремился на него, он был полон нежности и вдохновения.
— Как я восхищаюсь вашей вдумчивостью! — сказала она. — Как мне нравится ваше беспокойство за доброе имя друга! О! Если бы женщины могли поддерживать подобные дружеские связи! О! Счастливые, счастливые мужчины!
Она замолчала и в третий раз стала рассматривать свою пустую чашку.
— Я отдала бы очень многое, — сказала она, — за то, чтобы найти такого друга, какого нашёл в вас мистер Армадэль. Я никогда не найду такого, мистер Мидуинтер, никогда! Вернёмся к тому, о чём мы говорили. Я могу рассказать, в чём ваш друг виноват в моих несчастьях, только рассказав прежде о себе самой. Я похожа на многих других гувернанток; я жертва печальных семейных обстоятельств. Может быть, это мне вредит, но я терпеть не могу рассказывать о них при посторонних. Моё молчание о родных и друзьях вызывает превратные толки о причинах моего зависимого положения. Вредит это мне в вашем уважении, мистер Мидуинтер?
— Сохрани Боже! — с жаром возразил Мидуинтер. — Нет ни одного человека на свете, — продолжал он, думая о своей собственной истории, — который смог бы лучше понять и уважать ваше молчание, как я.
Мисс Гуильт схватила его руку.
— О! Я знала это, — сказала она, — с той самой минуты, как в первый раз увидела вас! Я знала, что вы также много страдали, что вас не обошли в жизни горести, которые сохранили в тайне! Странная, странная симпатия!
Мисс Гуильт вдруг опомнилась и задрожала.
— О! Что я наделала? Что вы должны подумать обо мне? — воскликнула она, когда Мидуинтер, уступая гипнотическому очарованию её прикосновения и забыв все на свете, кроме руки, лежавшей в его руке, наклонился и поцеловал её. — Пощадите меня! — произнесла она слабым голосом, когда почувствовала горячее прикосновение его губ. — Я так одинока, я нахожусь полностью в вашей власти!
Он отвернулся от неё и закрыл лицо руками; он дрожал, и она это видела. Она смотрела на него с большим интересом и удивлением.