Армадэль. Том 2
Шрифт:
Все устроить легко, кроме его смерти. Весь ряд событий, от которых я слепо терпела неприятности более недели (хотя я была так глупа, что не видела этого), складывался в мою пользу.
Тремя смелыми шагами — только тремя! — эта цель может быть достигнута. Пусть Мидуинтер женится на мне тайно под своим настоящим именем — первый шаг! Пусть Армадэль уедет из Торп-Эмброза холостым и умрёт в каком-нибудь отдалённом месте между чужими — шаг второй!
Ну, зачем же я колеблюсь? Зачем не перейти к шагу третьему и последнему?
Я перейду. Шаг третий и последний — моё появление после того, как известие о смерти Армадэля дойдёт сюда, в качестве его вдовы с моим брачным свидетельством в руках для предъявления моих прав. Это ясно как полуденное солнце. По милости сходства имён и осторожности, с какою скрывалось это сходство, я могу быть женой черноволосого Аллэна Армадэля, не известного никому, кроме моего мужа и себя самой, и могу считаться вдовой белокурого Аллэна Армадэля, имея доказательством брачное свидетельство, которому поверят самые недоверчивые люди на свете.
Как подумаю, что я всё это написала в моём дневнике!
Что меня страшит? Опасение препятствий, опасение, что это может открыться?
Где же препятствия? Как это может открыться?
Меня все здесь подозревают, что я интригую, чтоб сделаться владетельницей Торп-Эмброзской. Мне одной известно, какое направление приняли увлечения Армадэля. Никто на свете, кроме меня, не знает ещё о его ранних утренних свиданиях с мисс Мильрой. Если будет необходимо разлучить их, я могу это сделать каждую минуту, написав анонимное письмо майору. Если будет необходимо удалить Армадэля из Торп-Эмброза, я могу заставить его уехать отсюда через три дня. Он сам сказал мне, когда я говорила с ним последний раз, что поедет на край света, чтоб помириться с Мидуинтером, если Мидуинтер согласиться на это. Мне стоит только заставить Мидуинтера написать из Лондона и просить примирения — Мидуинтер будет мне повиноваться, — и Армадэль поедет в Лондон. Каждое затруднение вначале сглаживается под моей рукой. С каждым последующим затруднением я могу справиться сама. Во всём этом смелом предприятии, как оно ни кажется отчаянным, если я буду женой другого — нет решительно никакого риска, требующего соображения, кроме одной страшной необходимости: смерти Армадэля.
Его смерти! Это мог быть ужасный шаг для всякой женщины, но должно ли это быть ужасно для меня?
Я ненавижу Армадэля из-за его матери; я ненавижу его самого. Я ненавижу его за то, что он тайно от меня съездил в Лондон и наводил справки обо мне. Я ненавижу его за то, что он вынудил меня оставить моё место, прежде чем я этого пожелала. Я ненавижу его за то, что он расстроил все мои надежды выйти за него замуж и опять заставил меня вести мою несчастную жизнь. Но после того, что я уже сделала в прошедшее время, как я могу? Как я могу?
Девушка, которая стала между нами, которая отняла его у меня, которая открыто оскорбила меня недавно, — как эта девушка, отдавшая ему своё сердце, почувствует это, если он умрёт! Как я отомщу ей, если это сделаю! А когда я буду принята как вдова Армадэля, какое торжество для меня! Торжество! Это будет более чем торжество, это будет спасение для меня. Имя, на которое посягнуть не может никто, скроет меня от прошлой жизни. Удобства, роскошь, богатство и положение в обществе, тысячу двести фунтов верного ежегодного дохода, обеспеченного завещанием, которое известно нотариусу, независимо от того, что мог бы он сказать или сделать сам! Я никогда не имела тысячу двести фунтов в год. В самое счастливое время у меня не было и половины этого дохода, собственно мне принадлежащего. Что у меня есть теперь? Осталось всего-навсего пять фунтов и надежда на будущей неделе попасть в тюрьму за долги.
Но, о! После того что я уже сделала в прошлое время, как могу я? Как могу я?
Некоторые женщины на моём месте и при моих воспоминаниях о прошлом чувствовали бы иначе; некоторые женщины сказали бы: «Легче во второй, чем в первый раз». Почему я не могу? Почему я не могу?
О! Сатана искушает меня, а неужели нет ангела поблизости, который поставил бы временное препятствие между мной и завтрашним днём, препятствие, которое помогло бы мне отказаться от этого?
Я поддамся этому, поддамся, если стану писать или думать об этом; я оставлю эти листки и пойду опять на воздух. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь о самых обыкновенных предметах. Я поведу гулять хозяйку и её детей. Мы пойдём посмотреть что-нибудь. В городе есть какая-то выставка, я поведу их туда. Я не такая уж злая женщина, когда постараюсь, и моя хозяйка была добра ко мне. Я отвлекусь от своих мыслей, когда я увижу, что она и дети будут веселиться.
Минуту назад я оставила эти листки, как сказала, а теперь опять раскрыла их, сама не знаю почему. Мне кажется, мой мозг перевернулся. Я чувствую, будто какая-то мысль вылетела у меня из головы; я чувствую, что должна найти её здесь.
Я нашла! Мидуинтер!!! Возможно ли, что, думая о причинах за и против целый час, несколько раз читала имя Мидуинтера, серьёзно намеревалась выйти за него и ни разу не подумала, что даже если устранятся все другие препятствия, то он один, когда настанет время, будет непреодолимым препятствием на моём пути? Неужели соображения о смерти Армадэля поглотили меня до такой степени? Я так полагаю. Я не могу другим образом объяснить такой необыкновенной забывчивости с моей стороны.
Не остановиться ли мне и не подумать ли об этом, как я подумала обо всём остальном? Не спросить ли мне себя: не будет ли Мидуинтер, когда настанет время, таким же непреодолимым препятствием, каким он кажется теперь? Нет! Какая нужда думать об этом? Я решилась преодолеть искушение; я решилась доставить удовольствие моей хозяйке и её детям; я решилась закрыть мой дневник, и он будет закрыт.
Шесть часов. Болтовня хозяйки нестерпима, дети хозяйки надоедают мне. Я оставила их и прибежала сюда — до отхода почты написать строчку миссис Ольдершо.
Опасение поддаться искушению всё сильнее овладевало мной. Я решилась отрезать все возможности поступить по намеченному плану. Миссис Ольдершо послужит для меня спасением в первый раз с тех пор, как я её знаю. Если я не заплачу ей по расписке, она угрожает посадить меня в тюрьму. Ну, пусть она арестует меня. В том расположении духа, в каком я нахожусь теперь, самое лучшее, что могло бы случиться для меня, это — чтоб меня увезли из Торп-Эмброза волей или неволей. Напишу, что меня можно найти здесь, напишу ей прямо, что самую лучшую услугу, какую она может оказать мне, это — запереть меня в тюрьму!
Семь часов. Письмо отправлено на почту. Я начинала чувствовать некоторое облегчение, когда дети пришли поблагодарить меня за то, что я водила их на выставку. Девочка совсем расстроила меня; она очень бойка, и волосы у неё почти такого цвета, как у меня. Она сказала: «Я буду похожа на вас, когда вырасту, не правда ли?»
Её глупая мать сказала: «Пожалуйста, извините её, мисс».
И, смеясь, увела её из комнаты. Похожа на меня! Я вовсе не люблю этого ребёнка, но думать, что она будет похожа на меня!