Армагеддон. Коллекция
Шрифт:
– Маш, Сэм сегодня у нас переночует, ты постели ему на кухне. – Иван, чувствуя эмоции своей жены, незаметно улыбнулся, ощущая разливающееся тепло по организму. Она опустила взгляд, пряча сверкавшие глаза, и пригласила Сэма за собой, показывая ему на постель. Она и сама все прекрасно понимала, тем более, что гостеприимство обязывало, а их с Иваном дела, могли подождать до завтра. Снаружи, утихая и смиряясь, булькал по лужам крупными каплями дождь, сходя на нет и уступая обычной для сентябрьской осени погоде.
А утром их ждал солнечный день, который, распалился жарой, и никак не напоминал осенний месяц. В открытом настежь окне стоял, студясь, яблочный пирог, а птичий щебет зазывал обратно лето. Сэм поднялся
– Иван, что случилось? – Он хотел другой вопрос задать, о том, почему так жарко, а еще может быть о том, почему у него ощущение дежавю, но задал именно этот вопрос, как-то само вырвалось. Вместо ответа, Иван ткнул пальцем в небо, указывая на что-то. Сэм проследил за знаком и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.
Настоящее время.
Кажется, что все произошло совсем недавно, как будто бы вчера. Вчера они сидели в трактире, разговаривали, слушали новости и пили пиво. И казалось, что всё это пройдет, как и раньше проходило мимо них, как всегда, сосредоточившись своим негативом на столицах государств и на Москве. Куда им, таким вечно далеким, никому неизвестным и ненужным, до проблем глобальных, интересующих «все человечество»? Про них, про эту землю, «всё человечество» вспоминало только в двух случаях – когда нужно было «правильно» проголосовать и когда, вдруг, находили что-то лишнее, что очень мешало местным жить, и поэтому это вырубалось, оптимизировалось или внедрялись инновации.
Так они думали и тогда. Они знали, если к ним пришла «цивилизация» – значит, что кому-то в Москве вдруг стало тесно и ему захотелось вселенской любви и славы. А может и власти. А как еще этого добиться, если не через очередной кризис, поставить народ перед лицом страха всепоглощающей анархии и бесконтрольного беспредела. Они это прекрасно понимали, а так же и то, что от них ничего не зависело, впрочем, как и от сотен миллионов, проживающих в стране и не ждущих свершений народолюбия.
– Они как болезнь. Народ переболеет одной, и вроде, со временем, станет легче – попривыкнет. Но вдруг повеет сквозняком и снова трясет в лихорадке. Уже пробовали лечить антибиотиками реформ, анестезией обещаний, но, наверное, болезнь прогрессирует, поражая все больше «хороших» и «просто хороших» людей, которые «хотели все изменить», идя во власть. Впрочем, все уже знают – голосуй, не голосуй, все равно получишь…
Так говорил Анатолич, философ бутылок и стаканов. Ему было видней, ведь он черпал свою мудрость не из черствого ящика, льющего галлонами черную липкую ложь, а от людей, тех, кто имел свое мнение, живя на своей земле.
Сэм посмотрел на своего пса и позавидовал его блаженному неведенью, дотянулся до радио и включил. И снова раздался тот самый мелодичный сигнал и голос звонкий и радостный возвестил всему оставшемуся миру:
– И снова здравствуйте. С вами я, единственный выживший радиоведущий на этой планете, Ник Пензиас. И сегодня мы поговорим словами моего хорошего друга, ныне и во веки веков ему Аминь, Джона Соера о единении с самим собой. Итак, включаю запись. – На заднем фоне что-то щелкнуло и приятным, спокойным баритоном поплыло в пространство:
– Вот оно! Все равны, всем одинаково во всей вселенной! Больше никто не получит больше, потому что не возможно купить, то, что не материально. Это не вещественное сейчас абсолютно в тренде. Люди долго шли к тому, что деньги не приносят желаемого и не имеют значения. Особенно тогда, когда вдруг понимаешь, что на них не купить спасения. А еще душу. – Слышно было, как Джон Соер затягивался
– Душу не купить и не продать. Да и у кого она осталась? Кто-то вообще ей пользовался? А если пользовался, то как давно это было? В современном и благословенном мире, все то, что нельзя почувствовать, потрогать – ненужно, а значит не способно синтезировать новые удовольствия. А что душа могла родить, кроме безумных совестливых криков? Нет, такое только мешает принимать философию потребления, хлебать из чана сиюминутные выгоды и бесценные блага. Расточительно жить жизнью узника совести и морали, если это не сулит шальные выгоды.
– А как оказалось, душа самое ценное, что есть у человека, хоть и не понятно, сколько это может стоить. Неожиданно за душу, за её наличие, вас спасут. Словно в стакан, вам нальют еще времени, чтобы смогли немного пожить в будущем. Пожить в новом мире.
– Итак – душа нужна для рая? Или куда их забирают – спасенных?
– На сегодня все! С вами был единственный выживший радиоведущий на этой планете, Ник Пензиас. До новых встреч!
Радио зашипело и отключилось. Сэм почесал за ухом пса и продолжил размышлять о своем:
– Но тогда ошиблись все, и Анатолич, в мудрости своей занимающий вакантную должность бармена и те, что в Москве, продающие право на жизнь миллионам. Болезнь действительно была, и то, что от неё, вначале, просто умирали, было даром небес, потому что, что стало потом с теми, кто «условно» выздровел, стало настоящей карой.
И еще был бог, который вконец растревоженный просьбами и молитвами переживающих за вселенское большинство, а от того с пустой мошной, как всегда просящей, но не дающей, людской массой, называемой народом, решил враз решить беды всех и одарить последним исполнением верующих всей Земли. Но видимо из-за того, что практики у него последнее время было недостаточно, бог в своем благом намерении перестарался и дал больше чем просили, ускорив гибель родительской звезды посредством рук человеческих, случайно ускорив приход страшного суда. Оценив труды свои, он снова погряз в роскоши и неге просящих властью наделенных и способных позолотить «ручку». Принял свое естественное величие в праздности и неге.
Теперь уже всем было не до того, что случится с планетой, Солнцем и никому теперь не нужным прошлым, историей. Теперь каждый думал о себе и спасении, если не души, так бесценного её хранилища – тела. Первый раз в истории цивилизации от генезиса до евгеники, человек не думал о способах обогащения и победы над природой, не пытался стать лучше с целью завоевать все вокруг. Ему было достаточно оставаться в живых.
После того, как рукотворная сингулярность появилась у Солнца, погода резко начала меняться. Там, где раньше была пустыня – температура поднялась вдвое, а пески захватили еще большею площадь, сгоняя людей с нажитых земель. Там, где были острова и рай земной – осталось только море и водная гладь. А у них, в Сибирь пришла благодать в виде вечной весны и обильного урожая. Так бы и потянулись к ним люди со всех концов света, да вот уже тянуться осталось почти некому, а тем, кто еще был жив, угрожала со всех сторон пандемия и «условно» выздоровевшие. Так и остался их поселок белым пятном благополучия на карте всеобщего отчаяния и хаоса.
А Солнце уже перестало быть для кого-то богом и лучезарным, превращаясь с каждым днем в разгневанного монстра, сжигающего своими лучами землю, выжигая жизнь. Но и это ужасное и предвещающее только одно событие – смерть, не так сильно пугало людей, как противоестественность черной дыры, объекта, не оставляющего после себя ничего, даже света, даже памяти о случившемся. Уже не годы, прожитые одним человеком, тысячелетия человечества и сотни миллионов лет жизни, уйдут в небытие, в черную бездну неизвестности.