Армастан. Я тебя тоже

Художественное оформление – Владимир Мачинский

Мой дом – там, где я.

Эту фразу я придумала давным-давно – и отбивалась ею от любопытных знакомых, как волшебным мечом от демонов. Демонам, то есть знакомым, было необходимо знать, почему у человека в таком, будем честны, зрелом возрасте до сих пор нет своего жилья. И вместе с бесполезной, будем вновь честны, фразой-мечом меня упрямо выводили к разговору о комнатах, квартирах, ипотеке и «своём жилье».

Но разве есть в этом мире у человека хоть что-то своё?

Тем более я ещё в юности полюбила гостиницы, сильнее люблю разве что аэропорты – только ради аэропортов готова летать по свету без перерыва. Пройти все испытания, как в компьютерной игре, – регистрация, контроль, досмотр, посадка на рейс. Затянуть ремень безопасности – как часовой пояс, уснуть и проснуться с мыслью «Где я?», пройти испытания в очередном аэропорту, приехать в отель ночью, вообразить пейзаж по звукам и запахам, а утром – следить за тем, как изображения накладываются на вымысел (то, что вчера виделось башней, оказалось минаретом, эвкалипт обернулся ивой, а чёрная впадина – морем). В гостиницах всегда происходит что-то чудесное – вдруг за стеной запоют песню, которую, как ты думаешь, кроме тебя никто не помнит, за окном расплывётся улыбка исламской луны, а потом случайно сломаешь кнопку смыва в ванной, и тебя переведут со всеми почестями в номер для молодожёнов – потому что других свободных нет. Как же сладко спалось на той огромной кровати с балдахином!

В документах моих указан домашний адрес родителей в Екатеринбурге – но на деле я появлялась там несколько раз в год, а всё остальное время скакала по свету «как бешеная блоха» (выражение бабушки-долгожительницы). Бабушка, кстати, называла меня блохой без всякого осуждения – скорее даже с одобрением, потому что сама в молодые годы тоже любила путешествия. «Но не до такой же степени! – возмущалась мама. – У тебя чемоданы снашиваются быстрее, чем у нормальных людей обувь!»

И всё же даже таким людям однажды приходится взрослеть. Как ни отгоняла я от себя мысль о том, что однажды придётся осесть, год назад она встала передо мной в полный рост – и никакие мечи тут уже, конечно, не помогли. К тому же они и так не справлялись.

Сначала громыхнула пандемия, из-за которой накрылись разом все мои поездки, – и я уныло сидела в Екатеринбурге, чувствуя, как старею на глазах с каждой проведённой дома минутой.

А потом внезапно умерла бабушка.

Не от ковида, нет. Просто пришло время. «Время смерти» – как говорят в медицинских сериалах.

Умерла она, как мечтала, – во сне.

Я любила бабушку сильнее родителей и знала, что она меня любит. Потому и завещала квартиру возле Харитоновского парка не своей дочери – моей маме, а мне.

Маму завещание обидело: я поняла это по взгляду, который прокатился по мне, как, бывает, проезжает по лицу свет от автомобиля – если ночуешь в дешёвом отеле без штор. Но вслух она ничего не сказала – точнее, сказала, что готова помочь с переездом. А отец вообще отмолчался. Во весь голос они оба начали орать на меня, когда я заявила, что ни о каком переезде в бабушкину квартиру не может быть и речи.

Потому что если уж где-то и оседать в России, так только в Москве.

Москву я не любила, да я и вообще ни о каком городе не могла бы сказать, что люблю его. Мне нравилась дорога из города в город, само ожидание встречи с ним, а на месте, в каком-нибудь Ульяновске или Ереване, тут же становилось скучно. Только в двух городах мира я ощутила некоторое родство с ними, как будто жила там в других своих жизнях, в которые не верю, – это Париж и Сергиев Посад.

Но если уж где-то придётся бросить якорь, то пусть это будет Москва – отсюда удобно добираться в другие города и страны, которые однажды откроются. Из Екатеринбурга каждый второй перелёт приходилось стыковать с Москвой, вот потому-то я и решила купить квартиру в столице. Но прежде нужно было продать бабушкину, у Харитоновского парка. Иначе не видать московских метров.

Мама сорвала голос, пытаясь отговорить меня от «незрелого шага». Она плакала, мне было жаль её, но я стояла на своём.

– Неужели ты бросишь нас на старости лет? – спросил отец, а я подумала: ну какая старость лет, им чуть-чуть за шестьдесят, они до сих пор работают и ничем серьёзным не болеют. Даже ковид нас миновал. Я хотела сказать это вслух, но отец махнул рукой: делай как знаешь.

Через день он уже нашёл мне риелтора по имени Юрий Маркович Хабибулин.

– Какое-то странное имя, – сказала я. – Маркович, но Хабибулин?

– Может быть, это фамилия отчима, – пожал плечами отец. – Не о том думаешь! Мои его сильно хвалят, вот это важно.

«Мои» – так отец зовёт своих коллег, не уточняя, о ком именно идёт речь.

– Юрий Маркович специализируется на сложных случаях, – добавил он.

– А разве у нас сложный? – удивилась я. Мне казалось, что такую квартиру, как у бабушки, – три комнаты в центре, высокие потолки, паркет – купят, как только мы её выставим. Что очередь желающих будет стоять до горизонта.

– Ох, Ленка, – вздохнул отец. – Там же очень специфическая планировка, к тому же паркет сломан, окна старые… Нужен серьёзный ремонт, вложения. Сейчас знаешь какие квартиры продают – люди въезжают просто с чемоданчиком!

Он жестом показал, как человек заходит в квартиру с чемоданчиком, и я тут же вспыхнула от радости, потому что поняла – я тоже хочу зайти в свою московскую квартиру с чемоданчиком! Чтобы никаких ремонтов, покупки мебели, всей этой скучной ерунды!

– А ты приценилась к Москве-то своей? – ревниво спросила мама. – Хватит тебе хоть на однушку?

Я призадумалась. Якорь, который я собралась бросить в столице, подзавис в воздухе. Вообще я довольно практична и подкована в самых разных областях, но о малоувлекательном мире недвижимости не знала совершенно ничего. Когда знакомые демоны, а также мои подруги и некоторые мужчины заводили разговор о жилье, ремонтах, интерьерах, я тут же отключала слух и благожелательно кивала, выстраивая в голове очередное путешествие.

У меня довольно скучная, как считают непосвящённые люди, профессия – я специалист по клиническим исследованиям. Проще говоря, монитор. Слежу за тем, чтобы испытания новых препаратов проводились надлежащим образом. Когда я поступала в медицинский, то не думала, что буду заниматься чем-то таким, – я вообще ни о чём особо не задумывалась, просто в моей семье все врачи, вот я и не стала нарушать традицию. Но уже на первом курсе поняла, что никогда не смогу работать в больнице. Хотела бросить институт, но тут вмешался отец и сказал, что я обязана завершить обучение, а потом непременно подвернётся что-то подходящее моему «неусидчивому существу».