Армия теней

Кессель Жозеф

–  Вы знаете, - сказал он. - Я иногда чувствую побуждение убивать людей, если слышу, что Моцарт или Бетховен пали жертвами резни! Это ненависть?

Он накрутил белую прядь на палец.

–  Я вспоминаю страх, испытанный мною однажды в метро, - задумчиво сказал Жарди. - Один человек сел рядом со мной. У него была маленькая козлиная бородка, деформированное плечо и темные очки. Он начал смотреть на меня через эти очки со странной настойчивостью. Я никогда не беспокоился из-за полиции. Только вы знаете одновременно и мое настоящее занятие и мое настоящее имя. Но, тем

не менее, я испугался. Вы не представляете. Время от времени я поднимал голову и всегда сталкивался с этим его взглядом. Потом человек подмигнул мне. И тут я узнал Тома, моего любимого Тома, вы знаете, физика, моего преподавателя в Сорбонне, которого потом казнили. Да, да, Тома, превосходно замаскировавшийся. Мне захотелось подойти и обнять его, но он поднял палец, и я понял, что я не должен узнавать его. Так что мы продолжали смотреть друг на друга. Время от времени он подмигивал мне через темные стекла. Потом он вышел на станции. И я больше никогда его не видел.

Жарди опустил руки на колени и наполовину закрыл глаза.

–  Именно его первое подмигивание навсегда запечатлелось в моей памяти, - продолжил он. - Это подмигивание восстановило все между двумя людьми. Я часто мечтаю, что однажды смогу точно так же подмигнуть и немцу.

–  А я помню, - сказал Жербье, яростно сжимая челюсти. - Я помню вид последнего немца, которого я видел...

–  Ну? - спросил Жарди.

–  Это были глаза цвета змеиной кожи, - сказал Жербье. - Глаза эсэсовца, заставившего меня бежать. Я клянусь вам, что если бы вы были на моем месте...

–  Ну, на вашем месте, старина, я не колебался бы ни секунды, воскликнул Жарди. - Я побежал бы как кролик, как несчастный кролик, и без всякого стыда, и я не видел бы ни своего шефа, как вы, ни лондонских свечей. Я бы так испугался...

Жарди рассмеялся своим тихим полным смехом, возвратившим юность его лицу. Потом он снова стал серьезным.

–  Вы не представляете, Жербье, как вы прекрасны.

Жербье начал расхаживать по комнате.

–  И мы все еще на многие мили далеки от решения нашей проблемы, - вдруг сказал Жарди.

–  Решение зависит от почты, - ответил Жербье.

–  Вскоре придет Бизон, но мне хотелось бы еще долго поговорить с вами, - сказал Жарди.

Жербье вышел в вестибюль.

–  Бизону не обязательно знать, что я здесь, - сказал Жарди. Он зашел в соседнюю комнату и мягко закрыл дверь.

VII

Вошел Бизон, а за ним Жан-Франсуа. Бизон дал Жербье пачку сигарет.

–  Бьюсь об заклад, тебе этого хотелось, - сказал он.

Жербье не ответил. Его руки немного дрожали, пока он разрывал голубую бумажную упаковку. Он несколько раз глубоко затянулся с жадностью человека, умиравшего от голода. Потом спросил:

–  Что с Матильдой?

Бизон, наблюдавший за курившим Жербье с выражением дружеского и грубого соучастия на массивном лице внезапно как бы окаменел.

–  Ну? - нетерпеливо спросил Жербье.

–  Я ничего не знаю, - ответил Бизон.

–  А твоя группа информаторов? - спросил Жербье.

Бизон немного опустил голову и его узкий прорезанный глубокими морщинами

лоб стал еще более рельефным.

–  Я ничего не знаю, - повторил он.

Жербье попытался поймать его взгляд, но ему это не удалось.

Бизон приставил кулак к своему переломанному носу и сказал сквозь зубы и сжатые пальцы:

–  Я ничего не знаю. Все - в почте.

Из потайного кармана он вынул листки тончайшей бумаги с мелко написанным шифром. Жербье зажег сигарету от другой, которая уже обжигала ему губы, и принялся за работу.

Жан-Франсуа и Бизон тихо стояли в тени. Это длилось долго. Наконец, Жербье взглянул на них. Его голова была точно под лампой.

Круг света странным образом внезапно сделал еще острее черты его лица.

–  Матильду освободили позавчера, и Жербоннель, Арно и Ру были арестованы, - сказал Жербье.

Жербье повернулся к Бизону и спросил:

–  Это правда?

–  Ну, если это написано в донесении, - сказал Бизон.

Его голос был более хриплым, чем обычно.

Жербье повернулся к Жану-Франсуа.

–  Ты знал об этом...

–  Я не занимаюсь составлением донесений, - сказал Жан-Франсуа.

Жербье понял, что эти двое мужчин, самые верные, самые честные, самые сильные, начали уклоняться от ответов. И почувствовал, что на их месте поступал бы точно так же. И именно поэтому он вдруг освободился от всей внутренней борьбы, от угрызений совести и от жалости. Он обратился к Бизону грубовато, резко и командным голосом, требовавшим подчинения:

–  Матильду нужно ликвидировать, немедленно и любыми средствами...

–  Это не так, - сказал Бизон. Он покачал своим низким лбом и на одном дыхании продолжил:

–  Нет, я не трону мадам Матильду. Я работал с ней. Она спасла мою шкуру. Я видел, как она перебила гестаповцев из автомата. Она великая женщина. Люди, если нужно... все, что скажете... Но мадам Матильду - пока я жив - никогда!

Жербье зажег новую сигарету и сказал:

–  Здесь не о чем спорить, ей придется умереть. И она умрет.

–  Вы не сделаете этого, - сказал Бизон.

–  У нас есть и другие убийцы помимо тебя, - сказал Жербье, пожав плечами. - И если до этого дойдет, то я сделаю это сам...

–  Вы не сделаете этого, - прошептал Бизон. - У тебя нет на это права. Я говорю тебе. На стрельбище ты бежал как чемпион, и ты сейчас лежал бы в общей могиле, если бы не мадам Матильда, придумавшая все это дело с дымовой гранатой.

Лицо Жербье утратило всякое выражение. Бизон подошел к нему совсем близко. Его громадное тело высунулось из тени.

–  Вы не сделаете этого, - повторил он. - Пусть она продаст всех, если ей придется. Она спасла меня. Она спасла тебя. Теперь она спасает свою дочь. Мы не вправе судить ее.

Бизон говорил очень тихо. Но голос его становился угрожающим.

–  Достаточно, - сказал Жербье. - Вопрос решен. Если ты не сделаешь это, я напишу об этом в донесении.

Бизон заговорил еще тише.

–  Если ты такой трус, чтобы попытаться сделать это, тогда я сначала разберусь с тобой, - сказал он.

Жербье начал писать.