Армия Трясогузки (Часть 1)
Шрифт:
Александр ВЛАСОВ, Аркадий МЛОДИК
Армия Трясогузки
Часть 1
(когда будет цветной сканер - сделаю иллюстрации)
Ч а с т ь п е р в а я
КРУШЕНИЕ
Обходчик Тимофей Егорович шагал по шпалам и, как рассерженный дятел, стучал молотком по рельсам. Слева и справа стоял лес. Моросил дождь. Под мокрыми деревьями ещё лежал снег, серый, пропитанный холодной весенней водой. Впереди лес кончался. Рельсы устремлялись к станции с водокачкой, устало опустившей свои хобот. Виднелась высокая труба, грязным пальцем уткнувшаяся в небо. Краснел кирпичный корпус депо, за которым начиналась кривая улица небольшого городка. И в городке, и на железной дороге хозяйничали колчаковцы. Тимофею Егоровичу приходилось их обслуживать. Потому и сердился он, но приказ большевистского подполья выполнял свято: линию охранял днём и ночью. На его участке поезда проходили без задержек. Иногда старый обходчик не выдерживал и, встретившись с Кондратом Васильевичем, с обидой говорил: - Ты из меня холуя колчаковского делаешь! Кондрат Васильевич руководил оставшимися в городе большевиками. Это был человек удивительной выдержки и большой воли. Выслушав старика, он в который раз принимался терпеливо разъяснять обходчику одно и то же: - Ты - наши глаза на железной дороге. А глаза надо беречь!.. Если какой состав пустить под откос потребуется, сделаем без тебя и подальше от твоего участка. Тимофей Егорович возвращался на железную дорогу и снова шагал по шпалам, постукивал молотком по рельсам, подвинчивал гайки, забивал поглубже расшатавшиеся костыли, подсчитывал вагоны проходящих мимо составов и намётанным глазом безошибочно определял, что и куда везут. На запад шли эшелоны с солдатами и боеприпасами, а обратно возвращались теплушки, набитые ранеными, опломбированные вагоны с добром, наворованным для адмирала Колчака и его приближённых. Обходчик уже подходил к опушке леса, когда сзади послышался перестук колёс. Тимофей Егорович сошёл со шпал на тропку и приготовил зелёный флажок. Состав был короткий: паровоз, пассажирский вагон и четыре теплушки. Вместо машиниста обходчик увидел в паровозной будке двух солдат в гимнастёрках с засученными рукавами. Это возвращался карательный отряд, три дня назад выехавший из города. Колчаковцы сожгли несколько деревень и расправились с крестьянами, которые помогали партизанам. Обходчик просигналил зелёным флажком: всё в порядке, путь безопасен. Из теплушек вылетали пьяные голоса: Соловей, соловей, пташечка, Канареечка жалобно поёт!.. Тимофей Егорович убрал флажок и с ненавистью сказал: - Чтоб вам ни дна ни покрышки! Провалиться б вам сквозь... Он не закончил ругательства и застыл с приоткрытым ртом. Состав громыхнул буферами, накренился набок. Вагоны, как подбитые утки, вразнобой заковыляли вдоль рельсов и с грохотом повалились вместе с паровозом под откос, подминая придорожный кустарник.
ДВА ФЛАЖКА
Эти странные флажки почти одновременно попали в два штаба: один - к колчаковскому полковнику, второй - к Кондрату Васильевичу Крутову. Оба флажка были из белого батиста, с одинаковыми надписями. На одной стороне виднелось слово "красный", на обратной - два слова: "Армия Трясогузки". Полковник брезгливо взял из рук адъютанта флажок, посмотрел на корявые буквы и спросил сквозь зубы: - Что ещё за Тря-со-гуз-ка? Кличка партизана? - Почерк детский, ваше превосходительство!
– робко заметил адъютант. - Ваша догадка лишена основания. Грамотность этих скотов до смерти остаётся на детском уровне, - возразил полковник.
– Сколько разбито вагонов? - Пять вагонов и... паровоз. - Пять вагонов и паровоз!
– воскликнул полковник.
– Вполне наивный детский почерк! Он взял карандаш, придвинул
– спросил Кондрат Васильевич. - При том! Его кто-то на рельсу положил - оттого и авария произошла. А флажки по обеим сторонам воткнуты были. Умысел тут явный! - Умысел, умысел! Глупый умысел-то!
– проворчал Кондрат Васильевич. Какой нормальный человек устроит ловушку и флажками её украсит? Да ещё с дурацкой надписью: армия, и не какая-нибудь, а Трясогузки! Ишь какой Наполеон открылся! А ведь грамотный, чёрт: кавычки нарисовал!
– Кондрат Васильевич ткнул пальцем флажок.
– Похоже - интеллигент из сочувствующих сработал! Надо будет искать, - может, стоящий человек. - То ненормальный, то стоящий!
– съязвил Тимофей Егорович. - Ненормальный в смысле того, как крушение подстроил, а стоящий - из-за грамоты, - объявил Кондрат Васильевич.
– У нас грамотеев раз, два - и обчёлся! И учти - человек, вроде, наш: сам написал - красный. - Хорош красный!
– продолжал сердиться обходчик.
– Глаза он тебе выколол! Кондрат Васильевич не понял: - Какие глаза? - А не ты ли глазами меня называл?.. Ослепли глаза! Мне теперь на дорогу ни-ни! - Я уж подумал об этом. Сегодня отправлю тебя к партизанам. Но ты не жалей: мы за карательным отрядом давно охотились! Где-то на улице заиграла гармошка. Кондрат Васильевич поспешно встал с табуретки, взялся за верстак, заваленный чайниками и плошками, передвинул его вместе с двумя половицами, к которым были прикреплены ножки. Открылась узкая щель люка, ведущего в подвал. - Залезай!.. Кто-то идёт!
– сказал он обходчику, указав на люк.
– Отдохни до ночи. Там и еда есть, и кровать. Тимофей Егорович кряхтя полез вниз, а Кондрат Васильевич подвинул верстак на старое место и посмотрел в окно. Мастерская стояла в самом конце улицы. Чтобы попасть к жестянщику, надо пересечь пустырь, который хорошо просматривался из окон мастерской. Место было удобное. Никто не мог незаметно подкрасться и неожиданно войти в штаб подпольщиков. Для ещё большей безопасности в двухэтажном деревянном доме напротив пустыря постоянно находился дежурный. Если в мастерской происходила встреча подпольщиков, дежурный, увидев незнакомого человека, начинал играть на гармошке. По пустырю шла женщина с тазом. - Не вовремя несёт тебя, бабка!
– произнёс Кондрат Васильевич и принялся раздувать притушенный горн. Угли заалели вновь. Он бросил в огонь батистовый флажок.
КОНТРРАЗВЕДКА
Контрразведку в городке возглавлял есаул Благов. Сами колчаковцы ненавидели его и боялись. Говорили, что есаул - родственник одного из заправил омского белогвардейского правительства. Благов был высок и строен. Чёрный чуб выбивался из-под папахи и нависал над узким лбом. Большие тёмные глаза навыкате смотрели не мигая. Не всякий мог выдержать этот пристальный взгляд. Получив от полковника флажок армии Трясогузки, Благов долго не раздумывал. У него была одна улика - кусок батиста. Есаул послал пятерых солдат на поиски обходчика, остальным приказал произвести в городке повальный обыск. Крушение произошло в девятом часу утра, а уже в полдень к дому, в котором располагалась контрразведка, привели группу задержанных. Есаул вышел на крыльцо, чтобы рассортировать их: кого отпустить, а кого оставить для дальнейшего расследования. В бедных семьях батист - редкость, поэтому большинство задержанных было из зажиточных слоев, поддерживавших колчаковский режим. - Какое издевательство!
– слышалось из толпы. - Хуже, чем большевики! - Мы самому Колчаку пожалуемся! Это не смутило есаула. Он обвёл людей тяжёлым взглядом, переложил флажок, из правой руки в левую, вынул из кобуры кольт и сказал негромко, но так, что слышали все: - Богу пожалуетесь!.. Давай! Унтер-офицер вывел из толпы женщину с отрезом белого материала и подтолкнул к крыльцу. Благов сравнил флажок с материалом и отрывисто произнёс: - Свободна! Унтер-офицер выхватил отрез у женщины и снова подтолкнул её:
– Иди! И она, пошатываясь, вышла за кольцо солдат. Через полчаса толпа задержанных поредела, а у ног есаула вырос ворох отобранных вещей. Тут были платья, скатерти, занавески, куски сатина, ситца, шёлка. Колчаковцы воспользовались удобным случаем и отбирали всё, что им приглянулось. К Благову подвели мужчину в форме железнодорожного служащего. В руках он держал большой батистовый платок. Есаул не успел сравнить его с флажком. Разбрызгивая уличную грязь, к дому подъехал автомобиль. Солдаты расступились, узнав машину полковника. Она круто остановилась у самого крыльца. Вышел адъютант. - Прекратите это безобразие!
– сухо сказал он есаулу.
– Кого вы задержали? Возмущены лучшие люди города! Телефон трезвонит без умолку! Полковник в гневе. - Мне сказано найти...
– начал было есаул, но адъютант прервал его: - Вам надо поучиться классовому чутью у большевиков! - У меня одна примета - батист!
– выпалил есаул. Адъютант усмехнулся, вытащил из кармана батистовый платок и, кивнув в сторону кучки задержанных, спросил: - Может быть, и мне встать с ними?.. Отпустите их, - это категорический приказ полковника! Есаул молча повернулся и вошёл в дом, громко хлопнув дверью. - Отпустите их!
– повторил адъютант унтер-офицеру и добавил, обращаясь к задержанным: - Господа! Вы свободны! Мужчина в форме железнодорожного служащего прикоснулся пальцем к козырьку фуражки и шагнул к адъютанту: - Разрешите поблагодарить вас за восстановленную справедливость! Он выговаривал слова очень правильно, с той старательностью, с какой говорят по-русски иностранцы. - С кем имею честь?
– спросил адъютант довольно холодно. - Инженер Бергер. Прислан к вам из Омска в качестве начальника железнодорожного депо. - Барон Бергер?
– приятно удивился адъютант.
– Но каким образом вы очутились в числе задержанных? - Вы отлично осведомлены о моей родословной!
– мужчина поклонился.
– А задержали меня потому, что я имел неосторожность, сойдя с поезда, вынуть из кармана батистовый платок. Адъютант гневно взглянул на дверь, за которой скрылся есаул. - Приношу вам самые искренние извинения! И прошу!
– он жестом пригласил барона в машину.
– Полковник спрашивал о вас уже трижды! Автомобиль чихнул и поехал по улице. Унтер-офицер сгрёб в охапку сваленные у крыльца вещи и понёс их к воротам. Из-за угла появился мальчишка-беспризорник. На голове у него блином лежала кепка без козырька. Рваный английский френч, в двух местах прошитый пулями, доходил ему до колен. Ниже виднелись полосатые пижамные брюки, прихваченные старыми солдатскими обмотками. Беспризорник бесстрашно дёрнул унтер-офицера за хлястик шинели. - Дядя, дай рубаху - брюхо прикрыть! Унтер обернулся. Руки у него были заняты. Он ногой хотел пнуть мальчишку, но тот отскочил. - Дай, говорю!
– с угрозой повторил беспризорник и выдернул из охапки шёлковую рубашку. - Держите его!
– крикнул унтер-офицер солдатам. Мальчишка вьюном проскользнул мимо колчаковцев и, отбежав на безопасное расстояние, с вызовом крикнул: - Кого держать? Меня? Хо-хо!.. У меня паспорт бессрочный!
– беспризорник распахнул френч и хлопнул ладонью по голому животу.
– А хотите - и гербовую печать покажу!
– Он повернулся к солдатам спиной и звонко шлёпнул рукой пониже поясницы.
НА БАЗАРЕ
Базар был местом, куда стекались все городские слухи и сплетни. И не случайно Кондрат Васильевич послал молодого подпольщика Николая Глухова на базарную площадь. Какой-нибудь разговор, чья-нибудь болтовня могли навести на след таинственной Трясогузки. Николай в детстве сломал ногу и остался хромым, поэтому его не забрали в колчаковскую армию. Он помогал Кондрату Васильевичу чинить и паять кухонную посуду, но главная его обязанность заключалась в охране подпольного штаба. Николай жил с сестрой Катей в двухэтажном доме напротив мастерской. Они по очереди дежурили у окна и, когда надо, играли на гармошке. На базар Николай отправился со связкой жестяных чайников. На площади колыхалась густая толпа. Чего тут только не продавали! Подвыпивший старик торговал детскими гробиками. Женщина в мятой шляпе предлагала икону, уверяя, что она из чистого золота. Старуха сидела на большом котле с деревянной крышкой и на весь базар кричала: - Кондер! Горячий кондер! К этой "походной кухне" подошёл молодой парень со связкой книг. Он с наигранной бодростью протянул старухе всю связку. - Держи, мать! Никому бы не отдал, а тебе дарю - за одну миску! Старуха взглянула на книги и отвернулась. - Ладно, за полмиски!
– уже не так бодро произнёс парень. Старуха отмахнулась, как от комара, и снова закричала: - Кондер! Кому горячий кондер! Николай, помня наставления Кондрата Васильевича, присмотрелся к парню, подошёл поближе и тихо спросил, положив руку на книги: - Про трясогузку есть? Парень оживился. У него появилась надежда продать книги и купить еду. - Зачем вам про эту глупую птицу?
– веско сказал он.
– Есть про охоту на бенгальских тигров-людоедов! Страх и ужас! Берите по дешёвке! Только на ночь не читайте! - Я слабонервный - не надо про тигров!
– ответил Николай и пошёл дальше. До него долетел приглушённый голос женщины, торговавшей глиняными горшками, крынками и кувшинами. Забыв о своем товаре, она рассказывала стоявшим вокруг людям: - Которые мёртвые - сотня! Вот те Христос - не меньше! Так вповалку на шпалах и валяются! А раненых - без счёта! И говорят, будто баба крушение подстроила! Платочек там шёлковый нашли. По нему и сыск идёт. Как найдут у кого шёлк,- считай, что пропал! Николай долго стоял около женщины, но она, исчерпав запас слухов, приукрашенных собственной фантазией, стала повторяться. Ничего нового он не узнал. У забора, где народу было поменьше, сидел на фанерном чемодане пожилой мужчина в пенсне, в каракулевой шапке. На груди на цепочке висела узкогорлая чернильница. Из верхней петельки пальто торчали гусиные перья. - Пишу прошения о помиловании, доносы и требования, иски и жалобы! Рука лёгкая! Успех гарантирован!
– нараспев тянул он и начинал сызнова: - Пишу прошения о помиловании... Николай подошёл к писцу, тронул его за плечо и неожиданно произнёс: - Трясогузка...
– и добавил после короткой паузы: - Полетела... Видать, лето скоро! Писец неохотно приподнял голову. Над базаром пролетала ворона. Сквозь пенсне на Николая уставились колючие глаза. - Это ворона, дурак!.. Пишу прошения о помиловании... Николай отошёл, позвякивая чайниками.
ОБЛАВА
Базар - рай для беспризорников. Их тут был не один десяток, и все "работали" кто как умел: попрошайничали, воровали, ходили на руках по лужам, чтобы удивить и разжалобить торгашей. В узком проходе между заколоченными ларями стоял беспризорник в пижамных брюках и в кепке без козырька. Голый живот по-прежнему белел сквозь дырявый английский френч. Шёлковая рубашка, которую он раздобыл у колчаковского унтер-офицера, красовалась на втором мальчишке, с грустными задумчивыми глазами. Был он года на два младше своего дружка, маленький и щуплый, словно воробьишка. В шёлковую рубашку таких, как он, влезло бы двое. Её плечи кончались где-то у локтей беспризорника. Рукава, чтобы не болтались, были обрублены топором. Сверху надета подбитая мехом жилетка. Старший беспризорник, упершись руками в стены ларей, зорко смотрел из узкого прохода на базарную толчею. Под его рукой, как под крылом, стоял младший и глядел туда же. - Подходящего не видать!
– произнёс старший. - Не видать, - как эхо, отозвался младший. Из толпы торопливо выбрались двое других беспризорников и заспешили к выходу. Заметив английский френч, они остановились. - Эй, англичанин!
– крикнул один из них.
– Последний раз говорю: пойдёшь к нам - получишь долю! Мальчишка презрительно оттопырил губы. - Долю? А что вам делить-то? Беспризорники переглянулись и подошли к ларям. - Протри гляделки! На ладони лежал туго набитый кожаный бумажник. - А что в нём?
– полюбопытствовал мальчишка во френче. - Сами не знаем - только что увели! Тёпленький! Грязные пальцы раскрыли бумажник. В нём была пачка денег. На беспризорника во френче они не произвели впечатления. Он вытащил одну бумажку, осмотрел её и небрежно сунул обратно. - Чешите отсюда! У нас дела покрупней! Где-то в центре базарной площади забренчала гитара. - За мной!
– приказал мальчишка во френче своему дружку, и они нырнули в толпу, оставив воришек у ларей. Играл на гитаре смуглый парнишка с курчавыми волосами. Он был босой и лихо месил ногами базарную грязь, аккомпанируя себе на гитаре. В замысловатых коленцах, которые он выкидывал перед зрителями, чувствовался навык. Танцору поощрительно хлопали. Но, когда он с шапкой в руке обошёл людей, не звякнула ни одна монета. Парнишка выругался, блеснув белыми зубами, сердито швырнул шапку под ноги и с каким-то отчаяньем запел под гитарный перебор: Наш верховный, наш правитель Защитил святую Русь! Дикой черни усмиритель, За тебя сейчас молюсь... Все приумолкли: заинтересовались, какую частушку пропоёт беспризорник про "верховного правителя" - адмирала Колчака. Парнишка с ожесточеньем ударил по струнам и выкрикнул: Вечека! Вечека! Приласкай же Колчака! Точно взрывом разбросало толпу. Люди шарахнулись в разные стороны. За эту частушку могли расстрелять и мальчишку, и тех, кто слушал его. Вокруг него образовалась пустота. Только два дружка-беспризорника продолжали стоять, с сочувствием глядя на паренька, который заплакал от голода и обиды. - Подходит? А?
– спросил старший. - Подходит!
– подтвердил младший. Беспризорник в английском френче вытащил кусок сахара, отколотый от целой головки, и протянул пареньку: - Держи обеими! Тот, не веря своим глазам, взял сахар. - Облава! Обла-ва!
– раздалось на базарной площади. Началась паника. Парнишка подхватил шапку, гитару и словно растворился в разбегающейся толпе. Два дружка-беспризорника бросились к ларям: младший впереди, старший - сзади. Обмотка у него развязалась и волочилась по земле, но поправлять её было некогда. Мальчишки один за другим влетели в узкий проход между ларями. В эту минуту Николай, бежавший за ними, наступил на обмотку. Беспризорник во френче упал, но тотчас вскочил и обругал Николая: - Курица слепая! Очумел от страха! Младший беспризорник уже раздвинул доски забора за ларями и пролез через потайную лазейку. Старший кинулся за ним. Николай тоже протиснулся в узкую дыру. Все трое очутились на свалке. Здесь никого не было. - Спасибо, ребята!
– сказал Николай.
– Выручили!.. Может, когда-нибудь сквитаемся. - Сейчас сквитаемся!
– ответил мальчишка во френче, закручивая обмотку. Гони чайник в подарок! Николай отцепил от связки самый красивый чайник. - Получай! Ну, а сахар у вас у самих есть - видел! Не знаю только откуда? - Много будешь знать - скоро состаришься!
– отрезал старший беспризорник.
– За чайник мерси!
– И, кивнув головой на прощанье, он приказал своему дружку: - За мной! Мальчишки быстро пошли по кучам мусора, а Николай остался у забора. С базара долетали испуганные вопли. Контрразведка есаула Благова продолжала искать виновников крушения.
БАРОН БЕРГЕР
Они обедали вдвоём - полковник и барон. - Не печальтесь, барон!
– покровительственно произнёс полковник.
– Мы ещё всё с вами вернём! Барон поднял бокал с вином. - Я понимаю!.. Кстати, вот и ответ на ваш вопрос: почему я, барон, решил пойти на такую должность. Я не хочу ждать сложа руки! Пока мы не победили, я не барон, я слуга доблестной армии и готов выполнять самую чёрную работу! - Вы настоящий патриот!
– воскликнул полковник. Они выпили. - Как вы считаете, с чего мне начать?
– спросил барон. - С самого главного - с ремонта бронепоезда. Им интересуется адмирал Колчак!
– полковник помедлил и сказал: - Простите, но я буду откровенным до конца... Вашего предшественника пришлось расстрелять за нераспорядительность. Рабочие разбежались из депо. Остался какой-то пяток посредственных слесарей. Им не осилить ремонт бронепоезда. - Тогда я начну с рабочей силы, - задумчиво произнёс барон.
– Вы мне не откажете в солдатах для этой акции? - Берите хоть роту! - Достаточно пока троих... Через час новый начальник железнодорожного депо прошёл в сопровождении трёх вооружённых солдат по главной улице города. Богатые дома не интересовали барона Бергера: он искал рабочих. Дойдя до окраины, он зашёл в несколько хибарок. Солдат он оставлял у дверей и всякий раз приказывал: - Никого не впускать и не выпускать! Долго барон не задерживался - выходил из дома через две-три минуты, ворчал довольно громко: "Попрятались проходимцы!" - и шёл с солдатами дальше. Так они оказались у пустыря, где стояла мастерская жестянщика. Барон свернул к ней. В двухэтажном доме заплакала гармошка. Девичий голос тоскливо затянул: Догорай-гори, моя лучинушка... У крыльца барон оставил солдат и вошёл в мастерскую. Николай и Кондрат Васильевич были заняты своим делом: один лудил медную кастрюлю, другой вырезал ножницами большой круг из жести. - Что вам угодно?
– любезно спросил Кондрат Васильевич и улыбнулся как радушный хозяин. Барон неторопливо оглядел мастерскую. - Зажигалку починить можешь? Кондрат Васильевич перестал улыбаться. - Покажите. Бергер
– успокоил его Кондрат Васильевич. Бергер пожал ему руку, кивнул Николаю и представился: - Платайс, из латышских стрелков. Прислан разведотделом фронта с документами захваченного в плен барона Бергера. - Это вы отправили под откос карателей?
– быстро спросил Кондрат Васильевич. - Нет. У меня другое задание. Официально я - барон Бергер, новый начальник железнодорожного депо. Прошу вас, товарищ Крутов, собрать вечером самых верных людей - потолкуем. Приду опять с охраной, не пугайтесь. Надо будет... Снаружи снова донеслось тоскливое пение гармошки. Кондрат Васильевич прервал Платайса. - Осторожно - чужие! - Выйдите со мной!
– приказал Платайс. Они вдвоём вышли на крыльцо. Солдаты почтительно вытянулись. Один из них доложил: - Господин начальник! Есаул едет! - Вижу. К мастерской ехали верхом на лошадях три всадника. Впереди - есаул Благов. За пустырём, на улице, виднелись солдаты. Обыски в городе продолжались. Николай, наблюдавший из окна, встревожился. Он вытащил из кучи жестяных обрезков пару самодельных гранат, похожих на ржавые консервные банки, засунул их в карманы и тоже вышел на крыльцо. Когда есаул подъехал, Платайс вежливо сказал: - Прошу вас мастерскую не трогать. Этот человек, - он кивнул на Кондрата Васильевича, - мне нужен. - Кому?
– насмешливо спросил есаул. - Мне!
– твердо повторил Платайс.
– Начальнику железнодорожного депо. - Плевал я на твою должность! Ты лучше скажи: где я тебя видел? - Рекомендую запомнить, - спокойно произнёс Платайс, - обращаясь ко мне, следует говорить "вы". Это во-первых. А во-вторых, немедленно уезжайте отсюда и молите бога, чтобы я не сообщил полковнику о приёме, который оказала мне ваша контрразведка утром. - Я з-запомню!
– заикаясь от ярости, крикнул есаул. - Вот и превосходно! Платайс повернулся к есаулу спиной и сказал Кондрату Васильевичу: - Делай, как договорились: кого удастся, собери сегодня вечером, на остальных заготовь список с адресами. Я приду в восемь часов. И не вздумай обмануть! Тогда мне придётся обратиться за помощью к господину есаулу. Платайс сошёл с крыльца. Сопровождавшие его солдаты двинулись за ним. Благов долго и злобно смотрел ему вслед, потом перевёл взгляд на Кондрата Васильевича и Николая, которые продолжали стоять на крыльце, и вдруг взмахнул нагайкой. Конь понёсся прочь от мастерской. Пришпорили коней и солдаты из контрразведки... Ровно в восемь в мастерской жестянщика началось совещание. Открыл его Кондрат Васильевич, проводил Платайс, а охраняли три колчаковских солдата. Старший сказал, сворачивая длинную самокрутку: - Такого не расстреляют! Двое других поняли, к кому относятся эти слова. - Въедливый!
– произнёс рябой солдат.
– У меня ноги гудят - устал таскаться за ним по городу! - А как он есаула отбрил!
– подхватил третий. - Благов ещё припомнит это!
– отозвался старший. Пока солдаты толковали между собой у крыльца, подпольщики быстро обсудили главный вопрос - как помочь Платайсу выполнить задание, с которым он прибыл в город. Осталось уточнить некоторые детали. Внимательно оглядев собравшихся, Платайс спросил Крутова: - Кого пошлём в партизанский отряд с нашим планом? - Я пойду. Мне тут оставаться нельзя, - ворчливо произнёс Тимофей Егорович.
– Подвела меня Трясогузка под самый монастырь! Все заулыбались. - Найдём мы твоего обидчика!
– сказал Кондрат Васильевич. - Найти, конечно, надо, - согласился Платайс.
– Но основное не это. Сейчас все силы нужно направить на бронепоезд. Мы должны действовать без осечки! Платайс встал, попрощался и пошёл к дверям. Здесь он остановился, и Кондрат Васильевич впервые увидел на его лице нерешительность. - У меня к вам, товарищ Крутов, личная просьба, - начал Платайс.
– Много у вас в городе безродных ребятишек? - Хватает. - Полгода назад...
– продолжал Платайс, но так и не закончил фразу, махнул рукой, будто отрубил что-то, и произнёс совсем другим тоном: - Нет! Не время... Простите.
ВЕРБОВКА
Было совсем темно. Улицы опустели. Невесело светились в окнах редкие огоньки. Посвистывал холодный ветер. За железнодорожным депо, в тупике между сложенными в штабеля шпалами, мелькнули две тени. - Здесь должен быть. Больше негде!
– прошептал беспризорник в английском френче и заботливо предупредил своего дружка: - Не упади - проволока! - Не упаду! Беспризорники пробирались к выгребным ямам. В холодные ночи ямы служили для бездомных спальней. Днём туда выгребали горячий шлак из паровозных топок. Спёкшаяся гарь и пепел долго хранили тепло. В самые трескучие морозы в ямах можно было отлично выспаться. Мальчишкам повезло: в первой же яме они нашли того, кого искали. В темноте слышалось спокойное посапывание. На рогоже, брошенной поверх шлака, кто-то спал. Рядом лежала гитара. - Он!
– шепнул старший беспризорник. Младший бросил вниз горсть песку. Жалобно зазвенели струны. Парнишка проснулся, сел и испуганно уставился на непрошеных гостей. - Вылазь!
– строго приказал старший беспризорник. Квартирант выгребной ямы поднялся, схватил гитару, выпрыгнул наверх и припустился со всех ног по путям. Он подумал, что пришли постоянные хозяева "спальни". Мальчишки догнали его. Старший подставил ногу, и паренёк упал. - Бейте... Только гитару не троньте! - Жрать хочешь?
– неожиданно спросил старший беспризорник. Парнишка недоверчиво поглядел на мальчишек. Только сейчас он узнал их: это они дали ему кусок сахару! Он робко улыбнулся и коротко произнёс: - Ага! Хочу! - Ещё раз побежишь - догонять не будем! Останешься голодным!
– пригрозил старший беспризорник.
– Иди за нами. Молча дошли до сада, чуть освещённого окнами трактира, в котором каждую ночь пьянствовали колчаковские офицеры. Старший беспризорник приказал пареньку с гитарой сесть на скамейку, на самое светлое место, а сам устроился в тени, заложил ногу на ногу, важно закачал носком ботинка и сказал: - Начинай допрос, Мика! Услышав про допрос, парнишка прижал к себе гитару и съёжился. - Не бойся!
– покровительственно произнёс младший беспризорник.
– Отвечай: где жил? - В Чите. - Отец, мать есть? - Нету, - всхлипнув, ответил парнишка и взмолился: - А пожрать-то когда дадите? Старший беспризорник нахмурился. - Спрашиваем мы!
– одёрнул он паренька и ещё чаще закачал ногой. Продолжай, Мика, допрос. - Что с ними? - Колчаковцы замучили... Парнишка заплакал. Заморгал глазами Мика. У него запершило в горле, и он никак не мог задать следующий вопрос. - Ну!
– поторопил его старший беспризорник. - Годен он, Трясогузка! Сразу видно - годен!
– вырвалось у Мики, и он тотчас получил затрещину. - Кличку командира вслух не произносят!
– назидательно сказал старший и, снова заложив ногу на ногу, закачал носком ботинка. За эту привычку он и был прозван Трясогузкой - пичугой, которая всегда покачивает хвостом. Мика насупился, упрямо поджал губы, но пререкаться с командиром не стал и продолжал допрос: - Как звать? - Лёнькой!
– соврал паренёк. Горький опыт научил его скрывать настоящее имя. Обычно, узнав, что он цыган, беспризорники охотно брали его в компанию, заставляли плясать и петь без отдыха, а вечером отнимали и делили между собой всё, что он получал за день. Но смуглый цвет лица и чёрные курчавые волосы часто подводили паренька. - Цыган?
– спросил Трясогузка. - Нет! - Врёшь! Вижу, что цыган! - Не цыган!
– паренёк соскочил со скамейки.
– С голода сдохну, а цыганом не буду! Трясогузка удивлённо спросил: - А чем плохо, если цыган? - А чем хорошо?
– горячился паренёк. Трясогузка пожал плечами. - Ни плохо ни хорошо... Обычно! Ответ получился неубедительный. Трясогузка почувствовал это и рассердился. - Есть у меня начальник штаба или нет?
– повысил он голос. - Есть!
– отозвался Мика. - Я, что ли, должен за тебя работать?.. Разъясни ему! Мика взял цыганёнка за руку, усадил на скамейку и с детской простотой сказал: - А нам всё равно - кто ты. Лишь бы не белый, не трус и не вор! - Будем звать тебя Цыганом, чтоб привык!
– категорически заявил Трясогузка. Парнишка промолчал. - А теперь поклянись!
– потребовал Мика.
– Если струсишь, - гроб тебе сосновый, если тайну выдашь, - гроб осиновый, а если украдёшь без разрешения командира, - жевать тебе сырую землю три дня и три ночи! Цыган с дрожью в голосе повторил страшную клятву и добавил от себя: - Чтоб мне сорваться в тройном сальто с поворотами! Трясогузка выслушал его и встал с такой торжественностью, что и Цыган поднялся со скамейки. - Принимаем тебя в нашу армию!
– произнёс Трясогузка и протянул новобранцу руку.
ПОДВАЛ
За городом, на берегу реки, чернели развалины сгоревшего дома. Когда-то тут жил богатый купец. После революции он сжёг свой дом, а сам уехал в Японию. В сухую погоду ветер поднимал над пепелищем тучи чёрной пыли и нёс их в лес. Обугленные брёвна торчали, как рёбра скелета. Уродливо скрученные железные балки топорщились в разные стороны. Никому и в голову не приходило, что под обгоревшими остатками дома в каменном подвале сохранился склад. Очутившись зимой в незнакомом городе, Трясогузка набрёл на пепелище, переночевал за грудой кирпича, а наутро случайно обнаружил лаз, который вёл в подвал. Там лежали мешки с сахаром, крупой и сухарями, валялись рулоны белого батиста, висели копчёные колбасы, а в дальнем углу высилась пирамида небольших бочек с порохом. Не рассчитал купец. Он надеялся, что огонь доберётся до пороха - и тогда от склада не останется ничего. Но каменные своды подвала не обрушились от пожара. Два дня не вылезал Трясогузка из подвала - отъедался и отсыпался. На третий день он решил создать армию из беспризорников и отомстить за отца, расстрелянного белыми под Харьковом, за мать, умершую от тифа на далёком безымянном полустанке. Беспризорников в городе было много. Одни уезжали в поисках хлебных и тёплых мест, другие приезжали в теплушках, в угольных ящиках, а то и прямо на буферах товарных вагонов. Трясогузка не торопился. Он долго и тщательно выбирал будущего помощника. Однажды Трясогузка бродил по путям на станции. - Папа! Па-а-па!
– долетело до него. У платформы на деревянном сундучке стояла девчонка и испуганно звала отца. А рядом дрались беспризорники. Двое колотили третьего - самого маленького. Увёртываясь от ударов, он не выпускал из рук небольшой пакет, перевязанный верёвкой. - Папа!
– ещё раз крикнула девчонка.
– Скорей! К платформе спешил мужчина. Два беспризорника исчезли, а третий почему-то не побежал. "Растерялся!
– подумал Трясогузка.
– Ох, и будет ему!" Мужчина схватил мальчишку за шиворот и выхватил пакет. Девчонка соскочила с сундука. - Отпусти его, папа! Если б не он, они уворовали бы весь наш хлеб. Отец отпустил мальчишку. Беспризорник подтянул штаны, окинул мужчину оскорблённым взглядом и молча пошёл прочь. - Хочешь хлеба?
– крикнул мужчина. Беспризорник не оглянулся. - Мальчик!
– позвала девчонка. Но беспризорник так и ушёл. Он очень понравился Трясогузке. Это был Мика. Ему первому командир будущей армии доверил свою тайну и назначил его начальником штаба. Они вдвоём подготовили крушение поезда. Конечно, ни тот ни другой не знали, что под откос свалится состав с карательным отрядом. Но они не боялись ошибиться: по железной дороге ездили только колчаковцы. Флажки придумал Трясогузка. Надписи делал Мика. Им хотелось, чтобы самому Колчаку донесли о существовании новой армии, которая объявила беспощадную войну всем белякам. Третьим в армию был принят Цыган. Его привели к сгоревшему дому, втолкнули в тёмный лаз, и он полз вперёд, пока не провалился в какую-то дыру. Удар был мягкий - под люком на полу подвала лежала охапка соломы. Даже гитара не сломалась. Цыган услышал, как один за другим спрыгнули Трясогузка и Мика. - Это наш штаб!
– послышался голос командира. Вспыхнула спичка. Загорелась свеча. Цыган огляделся. Развешенные по стенам гирлянды баранок и связки копчёных колбас ошеломили его. Он, как слепой, начал ощупывать и нюхать колбасу. Наконец он вцепился в неё зубами, откусил, сколько мог, подпрыгнул, ударил по струнам гитары и пустился в пляс. - Парад алле!
– кричал Цыган.
– Оркестр - туш! Командир и начальник штаба с опасением смотрели на своего бойца: не сошёл ли он с ума? Но Цыган плясал от неудержимой радости, которая охватила его, когда он понял, что больше голодать не придётся. Не переставая бренчать на гитаре, он вскочил на мешки с сахаром, перепрыгнул на ящик, а оттуда - на бочонок. - Стой! Не двигайся!
– завопил опомнившийся Трясогузка.
– Там порох! Цыган посмотрел вниз и чуть не выронил гитару: его босые ноги по щиколотки погрузились в мелкозернистый тёмный порошок. Подбежал Трясогузка, снял его с бочки и дал крепкий подзатыльник. - Если б взорвался, я б тебе голову открутил! Цыган смущённо шмыгнул носом, но не обиделся. - Это всё ваше?
– спросил он. - Нашей армии!
– ответил Трясогузка. - А сколько в армии едоков? - Дура!
– добродушно выругался командир.
– Не едоки в армии, а бойцы! Ты третий будешь... Начальник штаба! Накормить бойца Цыгана!.. Пока Цыган пальцами вытаскивал из кастрюли куски варёной колбасы, Трясогузка и Мика пили чай из жестяных банок, по очереди наливая его из чайника, подаренного Николаем. Рядом весело потрескивала печка, сделанная из ведра. Дым шёл прямо в подвал, скапливался у потолка и постепенно уходил в люк. Рот у Цыгана был занят, а глаза продолжали шарить по мешкам и ящикам. - Видать, давно не ел!
– произнёс Трясогузка, подмигнув Мике. Цыган прошамкал набитым ртом: - С позавчера... Как спёр у солдата краюху хлеба, так и всё! - Спёр?
– переспросил Трясогузка. - Спё-ё-ёр!
– хвастливо повторил Цыган. - Забудь это слово!
– вскипел Трясогузка. - Хорошо!
– согласился Цыган.
– Это был номер иллюзиониста Брам-Пур-Пура! - Бестолочь!
– прикрикнул Трясогузка.
– Клятву не воровать давал? - Это до клятвы было, - возразил Мика. Трясогузка немедленно наградил его подзатыльником. - Не защищай! Пусть запомнит - воровать нам незачем. Еды у нас хватит до самой до коммунии! - До чего?
– не понял Цыган. - До коммунии! - А что это такое? - Коммуния - это...
– Трясогузка запнулся, с надеждой посмотрел на Мику. Сейчас тебе начальник штаба скажет! И Мике пришлось выручать командира. - Коммуния - это когда не останется ни одного живого беляка.
– Мика мечтательно посмотрел в потолок и продолжал, взволнованно потирая худенькие ручонки: - Тогда Ленин скажет: "Всё, товарищи! Война закончена! Поезжайте кто куда хочет - хоть на Чёрное море! И ешьте кому что вздумается - хоть ананасы!.." Доктор всегда говорил маме... На глазах у Мики навернулись слезы. - Хватит! Ясно!
– сердито произнёс Трясогузка.
– Понёс про свои ананасы! Командир не любил, когда вспоминали прошлое.
ЦЫГАН-РАЗВЕДЧИК
Ранним утром Трясогузка выдал всем "сухой паёк" - по три баранки и по куску колбасы и сахару. В свой бездонный карман он дополнительно сунул четверть головки сахару и огласил приказ, который состоял из четырёх пунктов: до вечера в штаб не возвращаться, весь день шнырять по городу, смотреть во все глаза и думать, как бы навредить колчаковцам. Расходились по одному. Первым влез в люк Цыган. Гитару он оставил в подвале. Выйдя к речке, мальчишка увидел перекинутое с берега на берег бревно. Они переходили здесь вчера. Левее за кустами виднелся старый мостик. Там была дорога. Цыган свернул влево. Холодная роса обжигала босые ноги. Они посинели. Цыган потёр их о штаны, и ноги стали красные, как клешни рака. Теперь холод не чувствовался. Трясогузка сказал: "Иди и ищи, как навредить колчаковцам". А что искать и где? Цыган пожалел, что не расспросил командира подробнее. Но счастливый случай подвернулся сам. Когда он вышел на дорогу, сзади раздалось тарахтенье, телеги. Мальчик обернулся. Тощая лошадь тянула длинную, покрытую брезентом повозку. На передке сидел солдат. Поравнявшись с Цыганом, солдат "пошутил" - огрел его кнутом. От этой "шутки" парнишка вскрикнул и схватился за плечо. - Будь здоров!
– сказал солдат и рассмеялся.
– Кланяйся отцу с матерью! Телега въехала на мост. Как клавиши, заиграли брёвна. На самой середине заднее колесо продавило гнилой настил. Повозка скособочилась и застряла. Лошадь испуганно забилась в оглоблях. Настала очередь смеяться Цыгану. Он расхохотался от всей души, приговаривая: - Так тебе и надо! Так тебе и надо! Солдат соскочил с телеги и схватил коня под уздцы. Успокоив лошадь, он подошёл к провалившемуся колесу и попробовал вытащить повозку. Но поклажа была тяжёлой. - Чего ржёшь, дуралей!
– крикнул солдат Цыгану.
– Принеси лучше вагу махорки дам! - Сейчас побегу!
– насмешливо ответил Цыган и не тронулся с места. - Лошадь хоть подержи, чумазый! Что-то словно подтолкнуло Цыгана. - Лошадь подержу, - согласился он и с другой стороны телеги подошёл к коню. Солдат вытащил из-под брезента топор и скрылся в прибрежных кустах. А Цыган одной рукой ласково гладил лошадь по крутому крупу, а другой приоткрыл брезент. В повозке лежали длинные деревянные ящики с винтовками и цинковые коробки с патронами. Первой плюхнулась в воду цинковая коробка. За ней пошла ко дну винтовка. Солдат вырубал в кустах вагу и ничего не слышал. Когда он вернулся, Цыган стоял рядом с лошадью. Солдат подсунул палку под заднюю ось и причмокнул. Лошадь дёрнулась вперёд, и повозка съехала с моста. Колчаковец сел на телегу. Цыган протянул руку: - Гони обещанное! И опять взметнулся кнут, но паренёк был настороже - успел отскочить и показал солдату язык. - Подавись своей махоркой! Нужна она мне!.. Больше за весь день Цыган ничего не узнал и ничего не придумал. Но он надеялся, что винтовка и патроны вполне удовлетворят командира. Цыган решил достать их на обратном пути из речки, чтобы не возвращаться в штаб с пустыми руками. Под вечер счастье ещё раз улыбнулось пареньку. В сумерки он забрёл в сад, где вчера Мика вёл допрос, сел на ту же скамейку и сжевал последнюю баранку. Из трактира вылетали томные звуки граммофона и весёлые голоса. Задняя дверь, выходившая в сад, открылась, и здоровенный детина в красной рубахе выволок пьяного офицера. До ближайшей скамейки было далеко. Половой поленился тащиться с такой тяжестью. Он прислонил офицера к дереву. - Очухайтесь малость, вашбродие! Цыган с любопытством наблюдал за офицером, который стоял на подгибающихся ногах и елозил затылком по гладкому стволу. - Человек!
– крикнул он.
– Ещё штоф! И запомни: на, фронте кабаков нет!.. Штоф, я говорю! Штофушку! Офицер протянул к трактиру руку и чуть не упал. Подскочил Цыган. - Дяденька! Иди на скамейку!
– сказал он, обхватив офицера и нащупывая пальцами застёжку кобуры. Колчаковец бессмысленно уставился на паренька и пробормотал: - Человек! Не вижу тебя! Что ты такой маленький?.. Мельчают люди! Бедная Россия! Офицер горестно покачал головой и облапил дерево, а Цыган попятился и, прижав к животу опущенный за рубашку револьвер, стрелой вылетел из сада. Теперь можно было не нырять в холодную воду за винтовкой и патронами.