Арни снова голоден
Шрифт:
Неужели кто-то спёр её застиранные до дыр колготки? Может, перепутали и надели, вместо своих? Почему тогда платье не перепутали?
Девочка вышла в коридор и остановилась, как вкопанная. Возле мужской раздевалки дружным кружком расположились парни-старшеклассники, красавчики из сборной школы по баскетболу. Они брезгливо пинали грязными кедами чьи-то выцветшие и заношенные, подозрительно похожие на Надины, бежевые колготки. Те летали по полу, как половая тряпка. Один из мальчишек чуть наклонился, приглядываясь к предмету девичьей одежды с непристойным любопытством.
– Дырка между ног, – произнёс он глумливо, срываясь на неприличный хохот.
Надежда почувствовала, что щёки предательски
– Осинцева, у вас никто из девчонок колготки не терял? – произнесла учительница неоправданно громко, – Мальчики, хватит топтать чужую одежду. Осинцева, я с тобой разговариваю! – все до единого вылупились на смущённую, покрывшуюся от волнения красными пятнами с ног до макушки школьницу, с любопытством ожидая от неё ответа.
– Никто не терял, – на бедной Надежде не было лица. Теперь, когда она феерично и глупо опозорится перед самоуверенными старшеклассниками-спортсменами, на школьной репутации, с которой ей и так не везло, можно поставить жирный крест.
– А ты… чего в спортивных штанах?
На мгновение мир остановился. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Сердце замедлило свой бег, а в лёгких прекратил циркулировать воздух. Не видать тебе скорой трапезы, злобная паучиха! Затишье перед бурей. Перед второй волной самого отчаянного сопротивления!
– Замёрзла. Заболела. Температура!
– А…
Раздался звонок на урок. Фу-ух. Надежда резко выдохнула и со всех ног бросилась к лестнице. Что-то заподозрившая, но слишком медленно соображающая учительница физкультуры, вероятнее всего, ничего для себя так и не прояснила.
– Урок начинается!
Только бы никто не остановил. Домой. Домой. Блин, дежурные по школе.
– Заболела. Домой. Да, отпустили.
За потерянные колготки мать наверняка даст Надежде леща. Значит, нужно говорить честно. Но разговор с матерью случится не раньше вечера, а сейчас нужно будет быстро переодеться и вернуться в школу. Чёрт с ней, с математикой, а диктант написать надо.
В кабинет русского языка Надежда вошла с робкой неуверенностью. Интересно, кто-нибудь заметил, что она отсутствовала? Наверняка.
– Ну, да. Я их к пацанам в раздевалку кинула. А они рваные и мочой воняют. Я к ним двумя пальцами прикоснулась, а потом минут десять руки с мылом мыла. Фу, – брезгливо делилась с подружками Сашенька Кассимская. Одна из глупо хихикающих девчонок испуганно осеклась, заметив жутко побледневшую Надю, и толкнула некстати разоткровенничавшуюся Сашку в бок, – Ты чё? – Кассимская бросила на вошедшую беглый, полный брезгливого превосходства взгляд и с презрением отвернулась, – А девчонки смолкли.
Под оглушительный звон наступившей в классе тишины Надежда резко швырнула портфель со сменкой на свою парту, неожиданно проворно для грузной комплекции развернулась на одних каблуках и выбежала вон, чуть не сбив щуплого, замешкавшегося в дверном проёме одноклассника. В висках оскорблённой девочки застучало барабанной дробью животное бешенство. В районе солнечного сплетения раскалился добела огромный металлический шар. Ноги сами отнесли взбешённую Надьку в спортзал.
– Я знаю, кто потерял колготки. Давайте я этой девочке отнесу.
– А почему хозяйка сама не пришла?
– Постеснялась.
– О, а ты больше не мёрзнешь?
Портрет Александра Сергеевича Пушкина над учебной доской закачался, а левый глаз учительницы русского языка задёргался, когда в класс ворвалась разъярённая и решительная Надя Осинцева. Намотав на обе руки непонятный бежевый жгут, она накинула его на шею хорошенькой девочки Александры и опрокинула ту со стула. Раздался чудовищный грохот и сдавленный вскрик. Две двенадцатилетних девчонки, одна из которых явно превосходила силами другую, сцепились в проходе между парт в неравной схватке. Застигнутая врасплох, перепуганная и явно проигрывающая Сашка пыхтела, синела, хрипела, но скинуть с себя яростно душившую её Осинцеву так и не смогла. Голубые глаза Надькиной обидчицы закатились, а белки стали кроваво-красными от полопавшихся капилляров. Притихшие одноклассники смотрели на происходящее то ли с ужасом, то ли с любопытством. Оттаскивать Надьку почему-то никто не торопился.
Надежда почувствовала, что тело под ней обмякло, и ослабила хватку. Придушенная жертва сипло закашлялась, а её потерявшее привлекательность лицо пошло жуткими розовыми пятнами. Сашка судорожно схватилась за травмированную шею, пуская ртом слюну, и никак не могла отдышаться. Надя встала перед поверженным врагом во весь рост и со всей силы врезала той грязными, затасканными колготками по некогда симпатичному лицу.
– Мочой воняют, говоришь? Теперь и ты воняешь.
– Осинцева! Осинцева! К директору! Мать! Отца! К директору! – немного пришедшая в себя молодая учительница, насмерть перепуганная и бесконечно растерянная, бросилась Кассимской на помощь. Да, немного запоздало, но у неё имелось оправдание – подобного поведения от Нади Осинцевой, скромной и бесконечно застенчивой пионерки, она не ожидала.
Разбирательства с матерью не последовало. Вступилась классный руководитель.
Надежда Осинцева не попала на учёт в детскую комнату милиции только благодаря ей. Дотошная Зинаида Степановна провела тщательное расследование и признала, что повод для кровавой драки у Осинцевой, несомненно, имелся. Осудили Кассимскую. Так недавняя жертва стыдной травли реабилитировалась в глазах всего класса. Оказалось, что дерзкую на язык Сашку не особо любили. Слишком многих она обижала и дразнила. А чуть позже родители перевели дерзкую девчонку в другую школу подальше от греха. Это была реальная победа над злом, которое в советской школе жестоко осуждали, но Надя, жившая в своём собственном мире, о поисках правды не задумывалась. А ведь могла бы и зазнаться – слава обрушилась на неё, словно карамельные конфеты для осыпания молодых на свадьбе. До боли!
Неслыханная смелость ничем не примечательной деревенской девочки оказала на одноклассниц почти магическое действие: с Надей захотели дружить. Ещё никогда у нелюдимой и неразговорчивой школьницы не было столько общения и… источников для стресса.
Глава 5. Олежка растёт
Семье Осинцевых, благодаря детям, несказанно повезло – им дали сразу две отдельных комнаты в общежитии и поставили в очередь на квартиру. Предполагалось, что отец будет проживать в комнате с сыном, а мать с дочерью, но на деле, конечно, никто из простых обывателей так не жил. Временно непьющий батя, которого в то время взяли на поруки и нещадно контролировали, получил в своё единоличное распоряжение целую комнату. Людмила с двумя детьми поселилась в другой. Не чаявшая души в младшеньком Олежке она делила с мальчиком кровать и брала его с собой на работу. В то время мать работала кладовщиком на складе, и малолетний ребёнок, по её словам, ей не мешал. Надя спала на раскладушке и имела относительную свободу, правда пользоваться этой свободой совсем не умела. В то время все её передвижения ограничивались прогулкой от общежития до школы и обратно, а в воскресенье она делала уроки и мечтала. Иногда девочка брала в школьной библиотеке книги и пыталась их читать, но все книжки казались ей невыносимо скучными. В них писали о любви и дружбе, о героизме, патриотизме и смелости, а настоящую правду всегда утаивали.