Аромагия
Шрифт:
Преодолевая сопротивление ветра и песка, я подошла к мальчишке, который стоял у самой кромки воды, скрестив руки на груди. Он неотрывно смотрел на небо и даже не обернулся, когда я коснулась его плеча.
— Петтер? — позвала я и сглотнула слюну, пытаясь избавиться от желчного привкуса на языке.
— Да, госпожа Мирра, — голос мальчишки звучал безжизненно.
Пахло от него травянисто и остро — осокой — «не тронь меня!».
Подумалось, а что, если однажды моему сыну любимая скажет то же самое? Утешит ли его то, что она поступает,
Захотелось обнять мальчишку, пригладить его каштановые вихры, прошептать на ухо что-нибудь ласковое… Однако я сдержалась: надо думать, Петтеру будет легче перенести жалящее «нет», чем мою почти материнскую нежность.
— Пойдемте в автомобиль, — предложила я неловко.
Он будто не слышал, все так же напряженно глядя на что-то белое в густом киселе туч. Любопытно, чем его заинтересовала обычная чайка?
— Почему люди не летают, как драконы? — вдруг спросил Петтер с неожиданной горячностью.
От него пронзительно потянуло кедром, как будто из холодного просоленного песка вдруг выросли хвойные исполины, протянули к угрюмому небу разлапистые колючие ветви. Так пахнет решимость.
— Такова наша природа, — пожала плечами я. — Если бы боги хотели, чтобы мы летали, они дали бы нам крылья.
Мальчишка наконец обернулся. Глаза его сверкали то ли яростью, то ли непролитыми слезами.
— Неправда! — возразил он запальчиво. — Нам дан ум, а остальное мы сами построим!
Я глядела на него во все глаза, удивляясь, насколько разительно он преобразился. Темные глаза горели уверенностью, горделиво распрямленные плечи оказались неожиданно широкими, грубоватые черты лица будто высечены из камня, а надо лбом сосновыми иголками топорщилась челка. Он вырастет в очень привлекательного мужчину — пусть не красавца, но притягательного своей яркой личностью.
— Вы о самолетах? — уточнила я, стараясь отбросить видение взрослого Петтера. — Опыты братьев Рауд любопытны, однако они не могут тягаться с теми же драконами
— Пока не могут! — жару в голосе мальчишки позавидовал бы и вулкан. — Но над этим работают лучшие конструкторы! Рыжие братья сделали только первый шаг, с тех пор мы уже многому научились. А однажды научимся летать даже лучше, чем эти…
Он махнул рукой в сторону облаков, и я, приглядевшись, едва не вскрикнула от удивления. То, что я приняла за чайку, оказалось парящим в вышине драконом.
— Исмир? — вырвалось у меня.
Я тут же прикусила губу, но поздно. Мальчишка потемнел лицом и сжал кулаки, источая гремучую смесь ароматов горчицы, дегтя и гниющих водорослей.
— Вы влюблены в него, правда? Скажите честно, поэтому вы оттолкнули меня?
— Петтер, что за нелепые выдумки? — поморщилась я, стараясь поровну отмерить насмешки и удивления. — Не забывайте, я замужем.
— Лучше вы не забывайте об этом! — пожалуй, голосом Петтера можно было травить тараканов. — Вы так много ему позволяете, что об этом скоро будет шептаться вся Ингойя!
У меня перехватило дыхание, и захотелось отвесить пощечину
— Надо думать, недавно, в автомобиле, вы защищали интересы моего мужа! — не удержалась от ответной шпильки я.
Лицо его вспыхнуло, и он шагнул вперед, заставив меня малодушно отступить.
«Пожалуй, не стоило его дразнить!» — мелькнула здравая (увы, запоздалая) мысль. Доведенная до предела мышь может броситься на кошку, что уж говорить о влюбленном мальчишке, распаленном ревностью и близостью предмета обожания!
В шаге от меня Петтер будто споткнулся. Резко остановился, глубоко вздохнул и схватил меня за руку.
— Я не буду извиняться! — выпалил он, глядя открыто и упрямо. И добавил вполголоса: — Я должен был попробовать.
Осторожно отодвинув перчатку и рукав, он коснулся губами бьющейся на моем запястье жилки.
— Петтер, прекратите! — потребовала я, силясь унять невольную дрожь.
Он медленно поднял голову. А глаза у него шальные и щеки пылают румянцем.
— Как прикажете, госпожа Мирра! — и не понять, чего больше в его голосе — горечи, гнева или смирения.
Хм, а не такой уж он и мальчишка: выше меня на голову, да и детская пухлость губ странно сочетается с морщинкой меж бровей и упрямым взглядом.
— Петтер, — вздохнув, проговорила я устало, — поймите, каковы бы ни были мои чувства, я не могу дать Ингольву повода для раздельного проживания. Потому что тогда он не позволит мне видеть сына!
Мальчишка мотнул головой, как лошадь, отгоняющая овода.
— Но я… — начал он. Возражения его потонули в раздавшемся с неба реве.
От неожиданности я вздрогнула и, отпрянув от Петтера, зажала уши руками. Над нами, то снижаясь, то снова взмывая вверх, кружил белоснежный дракон. Его чешуя слепила глаза, как снег в погожий день, а грация движений завораживала настолько, что я опустила руки, любуясь его танцем в небе…
Петтер, запрокинув голову, крикнул что-то яростное, но внезапно разбушевавшийся ветер подхватил и унес его слова, как осенние листья.
Еще немного покружив над нами, дракон нырнул в облака.
Как-то резко повалил снег, стремительно укрывая землю, а холодный воздух ревущим водопадом устремился вниз. Густые пушистые хлопья, похожие на клочки ваты, при каждом вздохе норовили забиться в нос, налипали на ресницы.
Вьюга, начавшаяся за считанные мгновения, бесновалась вокруг. Ни за что не поверила, что такое возможно!
Петтер что-то сказал, но за ревом бури слов было не разобрать.
«Не слышу!» — попыталась крикнуть я, но губы не подчинялись.
Он и сам, должно быть, сообразил. Дернул меня за руку и, пригибаясь, бросился к автомобилю. Идти было тяжело: порывы ветра сбивали с ног, хлестали по щекам, выбивали слезы из глаз…
Петтер волок меня за собой, как ребенок санки. Мне оставалось лишь, прищурившись, передвигать ноги, молясь, чтобы они не сбиться с пути. И цепляться на руку мальчишки, как утопающий за соломинку.